Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп
Что могло произойти, в долгосрочной перспективе, в случае выполнения этой требовательной программы? Не без сопротивления, но города соглашались платить. Церковь далеко не всегда отказывала в финансовой помощи, и прежде всего она вносила большой вклад, словом и делом побуждая народ к беспрекословному повиновению королю. Что касается дворянства, то оно долгое время пыталось увильнуть от выполнения своего долга, поэтому приходилось обращаться к иностранцам и небольшим трудно контролируемым отрядам воинов, более или менее состоящим из дворянства, но действующих как вольные подрядчики. Традиционный "призыв" дворян и других держателей фьефов в армию претерпел если не полный, то, по крайней значительный упадок, пока не был возрожден в 1448–1449 годах. Добрые города, с некоторыми оговорками, в зависимости от политической и военной ситуации, не препятствовали укреплению королевской власти. Самым большим внутренним препятствием, которое должен был преодолеть Карл VII, было сопротивление великих феодальных домов, которые стремились проводить свою собственную политику.
Сельские жители (самые многочисленные, если не самые облагаемые налогами) вовсе не стремились бунтовать против королевской власти. Единственное задокументированное восстание нормандских крестьян произошло в 1434–35 годах, но оно, явно, было направлено против английских оккупантов (Карла VII можно винить только в том, что он не поддержал этих скромных людей). Трудно сказать, как в целом крестьянство относилось к Карлу VII, и поскольку установление мира было их главной заботой, упрек, который они могли бы предъявить королю и его чиновникам, заключался в том, что королевская власть все еще этого не добилась, и не могла контролировать солдат, якобы находившихся на ее службе. Тем не менее, король счел нужным создать ополчение вольных стрелков, что, в принципе, означало, что каждые 80 очагов (то есть около 400 человек, что являлось густонаселенным приходом) должны были выставить и частично экипировать обученного и мотивированного бойца, который, гордился бы служением королю и ненавидел английских захватчиков. Вольные стрелки довольно эффективно показали себя, во время отвоевания Нормандии в 1449–1450 годах и во время второй кампании в Гиени в 1453 году. Но вряд ли в этом случае можно говорить о создании "национальной" пехоты.
Чего же ожидали от короля его подданные? Во-первых, установление мира, который постепенно улучшит их положение. Но какой ценой, на какой основе и какими средствами, им было неясно. Во-вторых, чтобы его фискальные требования были обоснованными, умеренными и справедливо распределенными. В-третьих, сильной и стабильной монеты, выраженной в расчетных деньгах, поскольку это была очевидная королевская обязанность. В-четвертых, здравого и не затянутого правосудия, осуществляемого ответственными судьями, как в уголовных, так и в гражданских делах,. В-пятых, предоставления или подтверждения различных милостей и привилегий. Короче, в представлении подданных королевская власть должна была быть сильной, справедливой и внимательная как к конкретным, так и к общим проблемам.
В целом, хоть и не без проблем, подданные своего короля не подвели. Согласно Краткой истории Франции (Abrégé de l'histoire de France), написанной анонимным хронистом, жившим во время царствования Людовика XII, [820] Карл VII "пользовался у своих подданных настоящей любовью". "Благодаря добродетели и доблести своих подданных и слуг он вернул себе и потерянное королевство, и свою честь". Поэтому "лотарингская дева" и пришла ему на помощь. "И с тех пор дворянство Франции одержало много побед над своими врагами. А народ также не упускал случая проявить верность и старался следовать добродетели и благоразумию вельмож". Какое прекрасное единодушие! Если королю и было трудно определить пределы своей власти в границах королевства, то это являлось последствиями длительного военного превосходства его противников, особенно англичан, а также из-за "разногласий" внутри Французского королевского дома, ведь у каждого из принцев крови были свои собственные сторонники, друзья, союзники и подданные.
Любили ли французы Карла VII так, как они любили, как говорили, бедного Карла VI? Матье д'Эскуши пишет о "жалобных криках" и "причитаниях", которые сопровождали его похоронную процессию: "Публично его называли Карлом Возлюбленным" [821]. Был ли он, как мы бы сказали, "популярным королем"? Вопрос достаточно спорный, хотя, при прочих равных условиях, ничто этого не исключает. Поразителен контраст Карла VII с его сыном, Людовиком XI, который, как новый Тиберий, чьим Капри стал Плесси-дю-Парк, играл на страхе, который он всем внушал. Довольно распространенная пословица гласит, что "тот, кто любим народом, является господином своей страны, а тот кого народ ненавидит никогда им не станет" [822]. В средневековой (и христианской) концепции самой важной политической связью между королем и его подданными была взаимная любовь. В целом, Карл VII не мог пожаловаться на своих простых подданных, а препятствиями, которые ему пришлось преодолеть, были те "разногласия" в верхах, с которыми он столкнулся на пути к власти и возможного повторения которых он, не без оснований, не переставал опасаться, на протяжении всего своего царствования. Правда, эти "разногласия" были не только результатом каких-либо непродуманных решений, а в определенной степени основывались на общественном мнении, страстях и коллективной реакции. Так что иногда некоторые принцы могли быть популярнее короля.
Заключение
Портреты короля
Искусство средневекового "похожего" или "реалистического" портрета зародилось вовсе не в середине ХV века, оно имеет гораздо более древние корни. Тем не менее, переломный момент наступил именно тогда, о чем свидетельствуют портрет Филиппа Доброго работы художника, принадлежащего к школе Рогира Ван дер Вейдена, хранящийся в Муниципальном музее Брюгге, и портрет императора Сигизмунда работы Антонио Пизанелло, хранящийся в Музее истории искусств в Вене, и это лишь два примера реалистичных изображений государей. Благодаря Жану Фуке (ок. 1420 — ок. 1480), Карл VII является третьим примером. Исследования историков и искусствоведов, несмотря на скудость письменных источников, позволяют считать, что на сегодняшний день известно пять портретов короля, выполненных тем или иным художником:
1. Не сохранившийся портрет в половину груди, известен по копии, которая когда-то принадлежала коллекции Акиллито Кьеза, а сейчас находится в частной коллекции в США. Король изображен одетым в плиссированный жакет с меховым воротником, на его безбородом лице играет легкая улыбка; нос довольно длинный, брови тонкие; голову покрывает не шаперон, а круглая шляпа, возможно, из фетра, с довольно плоской тульей и широкими приподнятыми полями; шляпа украшена двумя лентами, образующими два параллельных зигзагообразных узора, один — на полях, другой — на тулье.
2. Другой портрет, который также не сохранившийся, предположительно был совсем небольшим, предназначался для частного использования, и известен по копии, сделанной около 1700 года для антиквара Роже де Ганьера (1642–1715). Король изображен в четверть груди, так что его рук не видно; он одет в плиссированный жакет темно коричневого цвета, отороченный у ворота мехом; лицо задумчивое, уголки рта печально опущены, нос длинный, брови четко очерчены; голова увенчана шляпой с широкой тульей, украшенной золотым зигзагообразным узором; портрет королевы Марии Анжуйской мог бы составить ему пару.
