Т Габбе - По дорогам сказки
Испугался аист.
– Что же нам делать, лисица-сестрица? – спрашивает. – Придумай что-нибудь!
– Не знаю, – отвечает лиса. – Будь это в прежние времена, когда я была ещё грешницей, я бы сказала: «Пусть один умрёт, а трое живы останутся». А теперь и подумать так не смею: я ведь дала обет не убивать ничего живого.
– Ну, а я такого обета не давал, – говорит аист.
Ударил он петуха своим крепким клювом и убил на месте. Петух упал в траву. Аист нахохлился, подумал, подумал да и заснул, поджав одну ногу. А лисица всласть полакомилась мясом брата петуха.
На рассвете разбудила она брата гусака и брата аиста.
– А где же петух? – спросил гусак.
– Кто его знает? – говорит лисица. – Может быть, уже в раю. Ну, забирайтесь скорей ко мне на спину, я вас понесу дальше.
Аист и гусак так и сделали, и побежала лисица вперёд и вперёд по горам и долам.
Целый день были они в пути, а к вечеру добрались до берега озера. Тут и решили заночевать.
В полночь лиса разбудила аиста.
– Горе нам! – сказала она, заливаясь слезами. – Пропали мы!..
– Что такое приключилось, сестрица? – спросил аист. – О чём ты горюешь?
– Как же мне не горевать? – ответила лиса. – Чует мой нос на том берегу много домашних гусей. Перед рассветом проснутся они, загогочут, а наш дурак гусак, чего доброго, откликнется. Услышат люди, прибегут и перебьют нас всех!..
– Что же нам делать?
– В прежние времена я бы сказала: «Пусть один умрёт, а двое в живых останутся».
– Ладно, – говорит аист. – Ты бы это в прежние времена сказала, а я теперь скажу.
Подошёл он к гусаку, ударил его клювом по голове и убил на месте.
А лиса говорит:
– Ну и силён же ты, брат аист! Настоящий юнак!.. Прославила бы я тебя на весь свет, кабы смерть у меня за плечами не стояла. Да только чует моё сердце – не быть мне в живых…
– Почему так? – спрашивает аист.
– Худо мне! – отвечает лиса. – Строго соблюдаю я пост, ем одну траву, и нет у меня больше сил. Прощай, брат аист! Сейчас помру…
– Что ты, что ты! – говорит аист. – Больным мясо и во время поста есть позволяют. Вот лежит убитый гусак, он жирный, свежий, поешь гусятинки и утром будешь здорова. А как придём в святые места, ты покаешься и отмолишь зараз все свои грехи.
Этого только и ждала лисица. Отошла она подальше, забралась в кусты и съела гуся, а пух по ветру пустила.
Дальше в путь отправились наши богомольцы вдвоём. Идёт лиса и всё покашливает, будто в горле у неё кость застряла. Наконец до того раскашлялась, что и дух перевести не может. Остановилась и говорит аисту:
– Сунь, братец, мне в горло свой длинный клюв и достань кость, сделай милость! Не то я пропаду, да и ты со мной, – не дойти тебе без меня до святых мест,
– Ладно, лисица-сестрица, – говорит аист.
Сунул он ей в горло свой длинный клюв, а сам думает:
«Не убить ли мне и тебя, сестрица-лисица, пока ты не съела меня, как брата гусака?»
Но пока он думал, стиснула лиса челюсти и откусила аисту голову.
Тем и кончилось богомолье.
* * *
А что же дальше было?
А вот что: летели мимо две сороки, всё это видели и нам рассказали. Они – нам, а мы – вам. Так и пошло по всему свету… И никто уже с той поры лисе не верит – ни в лесу на горе, ни внизу на дворе. Даже самый малый цыплёнок, который только вчера из яйца вылупился, и тот ни одному слову лисицы-сестрицы не поверит, как она ни хитри.
М.КЕНДЗЕЖИНА (Польша)
Озимые Войтека. Пересказала Т.Габбе
Когда он родился, ему дали имя Войтек, но люди называли его «Лежебокой». И он вправду был лежебока.
После смерти отца достались ему в наследство изба – не из очень плохих, да земли клочок – не из самых маленьких. Ну и что же с того? Хоть был Войтек парень сильный и вовсе не калека, а хозяйство приходило у него в запустенье. Голодные коровы мычали, голодные свиньи визжали. Поле зарастало сорной травой.
Деревенские старики не раз по доброте своей учили его уму-разуму.
– Принимайся за работу, Лежебока! Неладно ты делаешь – хозяйство разоряешь, скот голодом моришь.
Но Войтек только плечами пожимал да косо поглядывал на стариков.
А старики не унимались: что ни день, бранили его за безделье, и Войтеку это надоело. Он решил распродать всё своё хозяйство и постранствовать по белу свету.
Соседи тут же раскупили всё, что у него было, да и было у него, по правде сказать, всего ничего: скот передох, изба покосилась, крыша прохудилась, а земля давно стояла непаханая, неборонённая…
Как бы там ни было, а Войтек-Лежебока получил за своё добро, сколько оно стоило, завязал деньги в платок, который его покойная мать носила по праздникам, и пошёл куда глаза глядят.
Всякий знает, куда глаза глядят у лентяя. Перво-наперво зашёл Войтек в корчму, купил колбасы да белых булок, наелся, запил пивом и пошёл дальше. Шёл, шёл, да недалеко ушёл. После обеда захотелось ему отдохнуть. Уселся Войтек под вербой – сидит отдыхает.
Вдруг видит: едет мимо крестьянин. В зелёный возок пара гнедых коней впряжена, да какие кони – загляденье прямо!..
Махнул Войтек рукой:
– Эй, хозяин, погоди!
Остановился возок.
– Чего тебе надо, парень? – спрашивает крестьянин.
– Подвези, сделай милость! – просит Лежебока.
– Ну что ж, садись!
Поехали вместе.
Слово за слово, разговорились, и узнал Войтек, что едет крестьянин на базар – коней своих продавать. Понадобились ему деньги, чтобы построить новый овин.
Подумал Войтек, подумал и купил у крестьянина коней и возок. Купил и поехал дальше на паре откормленных гнедых. Сидит в зелёном возке и кнутом пощёлкивает.
Так ехал он не один день.
Остановится около корчмы, зайдёт, наестся, напьётся – и дальше едет.
Только одно было досадно Войтеку: продавец, видно, обманул его. Кони сперва были такие резвые, а теперь бежали всё тише, всё медленнее. Не кони, а клячи. Головы понурили и еле ногами перебирают. Под конец и вовсе заленились – легли на дороге и ни с места, только боками поводят.
Войтек схватил кнут и уже хотел было как следует угостить их, как вдруг затарахтело что-то на дороге.
Оглянулся он, видит: едет на возу с сеном старик, а рядом с ним девушка с граблями – должно быть, дочка его. Такая красавица – глаз не отвести!
Остановил старик лошадей – а были они сытые, блестящие, холеные – и спрашивает у Войтека:
– Что это у тебя, парень, приключилось?
– Да сам не знаю. Вот лошади мои заупрямились. Легли и не хотят дальше идти, хоть ты что!
Слез старик с воза, внимательно осмотрел лошадей и говорит:
– Да это они у тебя с голоду подыхают… Что ж ты за человек такой, что сам ел, а коням корма не давал!
Войтек и рот разинул. А ведь и вправду он своих гнедых не кормил, – вовсе из головы вон…
– Что ж теперь делать-то?
А девушка просит:
– Отец, купите у него лошадок! Может, мы их ещё и выходим. Я живо слетаю домой, привезу овса, воды, авось оправятся… Ну сделайте это для меня! Я вам дурного не посоветую, сами знаете…
– Ладно, – говорит отец, – так и быть. Ну что ж, парень, продашь коней?
Войтек только головой кивнул.
Старик отсчитал столько монет, сколько Войтек спросил, и это было очень кстати, потому что в материнском платочке оставалось их уже наперечёт, что называется – раз-два, и обчёлся.
Дальше Войтеку-Лежебоке надо было идти опять пешком. Но так как ходить он был не охотник, то решил сперва полежать на травке и набраться сил.
Сошёл он с дороги, улёгся во рву и задремал. Но не прошло и часу, как его разбудил скрип колёс. Войтек приподнялся на локте, поглядел. Видит: идёт по дороге та самая девушка и ведёт потихоньку его гнедых. Гнедые еле на ногах держатся, а всё-таки кой– как плетутся за ней и тянут зелёный возок.
Смотрит Войтек, смотрит, да не на коней своих, не на возок, а на девушку. Коса у неё золотая, словно спелая пшеница, и тугая, как жгут, на шее бусы, рубашка белая как снег, а юбка красная, словно мак, и сама она такая статная, пригожая, что только берегись!..
Сильно приглянулась она Войтеку.
Улыбнулся он, помахал ей рукой:
– Эй, красавица! Как тебя звать?
Молчит девушка. Идёт, словно не видит его.
Войтек опять:
– Да куда же ты торопишься? Подойди поближе! Посидим с тобой, поговорим.
А девушка и не обернулась, только бросила через плечо:
– Стану я с таким разговаривать! – и пошла дальше.
Удивился Войтек.
«Какой же я такой, – думает, – что она со мной и говорить не захотела? »
Посмотрел он по сторонам, видит: невдалеке пруд блестит.
Вылез Войтек из рва, подошёл к пруду и погляделся в воду, как в зеркало.
А, вон оно что! Видно, не по вкусу ей те, у кого рубаха немытая, волосы нечёсаные, нестриженые, кафтан лохмотьями висит, а пальцы из дырявых башмаков так и выглядывают на белый свет…
