Т Габбе - По дорогам сказки
Но только пройдет лето, все сразу забывают свои обещания. Никто не хочет платить за музыку. Будто бы игра не труд! Нас называют лентяями. Они, видите ли, работают, а мы только поем да пляшем. Ты спроси у крестьян, Царица, они тебе скажут, что им легче косить, жать и копать, если кругом звенят наши голоса. А младенцы в люльках под грушами? Кто их усыпляет колыбельной песенкой, пока матери работают на поле и в огороде? Разве не мы? И разве это не труд – помогать другим трудиться, радовать их, ободрять и веселить? Я пришел тебе сказать, Царица, что требую уплаты за свою работу. Я требую свое!
Кузнечик умолк. Придворные опустили голову. Старая Царица задумалась.
До сих пор она не слыхала таких слов и не знала теперь, как поступить.
– Может быть, право и на твоей стороне, – сказала она, покачав головой, – но я не знаю, чем и как тебя вознаградить.
– Не знаешь? Если ты не знаешь, так я тебе скажу. Эй, Писарь, поди-ка сюда! – приказал Кузнечик одному из царских писарей. – Садись и пиши то, что я продиктую. Пиши:
ПРИКАЗ
Приказываю всем муравьям немедленно выплатить кузнечикам все, что им причитается за летнюю музыку. Отныне и впредь, доколе свет держится, все двери, в которые постучится кузнечик, должны тотчас же отворяться, ибо куда входит кузнечик, туда входит и.песня. А вместе с песней приходит надежда, что наступят лучшие дни. Кто этого не исполнит, будет строго наказан.
– А теперь, Царица, если хочешь, подпиши этот приказ и разошли его со своими быстрокрылыми посланцами по всем муравейникам.
Царица нахмурилась.
– Нет, Кузнечик, – сказала она, – я придумала другое. Лучше я назначу тебя своим придворным певцом. Останься с нами, чтобы веселить нас своими песнями. У нас тебе будет тепло и сытно. Ты будешь сладко есть, мягко спать и жить в довольстве, ни о чем не заботясь.
– О нет! – гордо воскликнул Кузнечик. – Не может певец быть слугой, хотя бы и царским. Наша песня легко звучит лишь на воле, среди просторных нив и лугов. Мы живем бедно, но свободно. Я не могу петь в доме, под окнами которого разгуливает палач. Или ты забыла, что час тому назад мне чуть-чуть не отрубили голову?… Если хочешь, разошли приказ муравьям. А не хочешь – твоя воля. Но, если ваши хваленые муравьи не станут исполнять его, так и знай: ни один кузнечик никогда не будет играть и петь на ваших гуляньях. Живите без песни. Прощай!
Гордый Кузнечик сунул свою скрипку под крылышко и, поклонившись, ушел. На пороге его встретили солнечные лучи. Солнце словно нарочно выглянуло, чтобы согреть бедного, но гордого и свободного певца.
ГЕНЧО КЕРЕМИДЧИЕВ (Болгария)
Лиса-богомолка. Пересказала Т.Габбе
В одном горном лесу жила была хитрая-прехитрая лисица. Сначала ей жилось привольно и сытно, а потом настали для неё чёрные дни. Каких только уловок не придумывала лисичка, а нигде не удавалось ей стащить ни пёрышка.
«Охти мне, сироте! – говорила она самой себе. – Пропадать мне с моей простотой!.. До того исхитрились люди, что никак их не проведёшь. Того и гляди, тебя проведут. Всё-то они прячут, всё запирают. Куда ни ступишь – капканы наставлены, силки изготовлены… Спят и видят, как бы меня поймать да убить. Куры-дуры и те настороже: от курятника ни на шаг. Уж такая я, кажется, расторопная, такая толковая, а и косточки не могу промыслить себе на обед!»
Думала-гадала лисонька, как ей жить да быть, и наконец надумала. Пустила она по лесу слух, что покаялась, никого больше не трогает и собирается на богомолье – старые грехи замаливать. Только страшно ей одной в такую дальнюю дорогу пускаться, и потому ищет она себе попутчиков, а все дорожные расходы берёт на себя.
Всё бы как будто хорошо, да в лесу народ стреляный. Никто лисичке не поверил и не захотел идти с ней на богомолье.
Увидела лиса, что ближних своих ей уж не обмануть, и решила уйти от них подальше. Вышла она из горного леса, спустилась вниз, в поля, и пробралась в село.
Но чуть только заглянула она через плетень, как на птичьем дворе поднялся великий переполох. Петух вытянул шею и закричал: «Кукареку! Караул! Кукареку!..» А куры спрятались за его крылья и закудахтали.
– Зачем кричишь, почтенный петух-паша? – сказала лиса. – Зачем тревожатся твои красавицы куры? Ты, может быть, думаешь, что я ещё ем курятину? Нет! Яйцо и то не посмею съесть, а уж курицу и подавно. Я покаялась, петух-паша, и только одного теперь хочу: замолить свои старые грехи. Поэтому ищу я двух-трёх хороших попутчиков, чтоб идти вместе на богомолье. Все дорожные расходы я беру на себя: горошку ли раздобыть, ячменных ли зёрен, – это уж моя забота… Выслушай меня, брат петух, а уж потом решай, как сам захочешь. Может быть, ты совсем безгрешный, тогда, конечно, тебе незачем ходить на богомолье. Но если и у тебя, петушок, есть какой-нибудь грешок, – пойдём со мною. Тебе простятся все грехи, а когда ты вернёшься, куры будут величать тебя праведником.
Понравилось это петуху, и решил он идти вместе с лисой на богомолье. А лиса так и вьётся, так и метёт перед ним землю хвостом.
– Гайда, братец петушок, прыгай мне на спину и ничего не бойся, ни о чём не беспокойся. А уж я сама понесу тебя, куда надо.
Вскочил петух лисе на спину, и побежала лиса со всех четырёх ног.
Вскоре очутились они возле ручья. Там, среди камышей, плавали гуси.
Только завидел лису гусак-вожак – крылья растопырил, клюв разинул и закричал: «Вижу врага, га-га-га-га!» А гусыни кинулись врассыпную.
Посмотрела на них лиса и говорит:
– Ой, гусак-вожак, чего ты гогочешь? Только гусынь пугаешь. Разве ты не слыхал, что я покаялась, молюсь, пощусь, одну травушку ем, а мясным уста не оскверняю. Если ты мне не веришь, спроси у брата петушка. От самого курятника несу я его, и он всё видит и знает… Мы с ним идём на богомолье. Я хочу смыть с себя кровь цыплят, кур и зайцев, которых убивала когда-то, не зная, что это грешно. Зато теперь, чтобы загладить свои грехи, я дала обет привести с собой на богомолье ещё несколько душ. Хочешь идти с нами? А уж за всё, что мои спутники съедят и выпьют дорогой, платить буду я!.. Так-то, брат гусак!
– Хвалю тебя, сестрица лиса, что вступила ты на путь истины, – отвечал гусак. – Хорошо ты придумала–взять с собой на богомолье тех, кто беднее тебя. Я, пожалуй, пойду с тобой, если ты и впрямь согласна кормить и поить меня дорогой. Скажи правду, лисица-сестрица, возьмёшь ты меня с собой или нет?
– Ну, как же мне не взять тебя, когда я по твоим глазам вижу, что тебе давно пора замолить свои грехи, – сказала лиса. – Гайда, брат гусак, прыгай ко мне на спину и держись за хвост брата петушка. Хорошо, что ты надумал идти с нами на богомолье: душа твоя спасётся и, может быть, ещё и трёх дней не пройдёт, как ты уже будешь в раю.
Гусак прыгнул лисе на спину, а гусыни загоготали, прощаясь со своим братцем.
Лиса обернулась к ним и сказала кротко:
– Не кричите, гусыни, не скучайте, не горюйте! Ведь брат гусак идёт не куда-нибудь, а на богомолье. Скоро он вернётся и принесёт вам гостинцев.
– Принесёт там или не принесёт, а только бы сам воротился живым и здоровым, – сказали гусыни. (Они не очень-то верили лисе.)
А лисица уже бежала по дороге, унося с собой петуха и гусака.
Скоро навстречу им попался аист. Лисица подошла к нему, низко поклонилась и повторила всё, что сказала уже петуху и гусю.
– Пойдём с нами, –сказала она под конец. – И грехи замолишь, и все птицы станут почитать тебя праведником.
Аист подумал, подумал и согласился.
К вечеру дошли наши странники до околицы какого-то села. Выбрали старое, развесистое дерево и стали под ним устраиваться на ночлег.
Лисица улеглась в ямке меж корней, аист встал рядом на пенёк, петушок взлетел на нижнюю ветку дерева, а гусак – на ветку повыше.
Петушок очень устал в дороге и потому сразу же спрятал голову под крыло и крепко уснул. Заснул и гусь. Аист тоже задремал. Только голодной лисице было не до сна. Она лежала и думала, как бы ей свернуть голову брату петушку и подкрепиться его мясом.
Думала она, думала и надумала.
– Горе нам, горе! – сказала она шёпотом. – Не видать нам больше ни белого дня, ни ясного солнца – ни мне, ни гусаку, ни этому красивому, доброму аисту!..
Аист услышал и открыл глаза.
– О чём эго ты горюешь, лисица-сестрица? – спросил он.
– Как же мне не горевать! – ответила лиса. – По доброте сердечной, только для ровного счёта, взяла я с собой этого глупого петуха. А теперь всем нам пропадать из-за него одного.
– Да чем же, матушка, досадил тебе бедный петух?
– Где тебе, простаку, знать!.. Этот несносный крикун так громко орёт по ночам, что его и за горами слышно. Разбудит он людей, они придут сюда и перебьют нас всех.
Испугался аист.
– Что же нам делать, лисица-сестрица? – спрашивает. – Придумай что-нибудь!
