Владислав Крапивин - Пироскаф «Дед Мазай»
Конечно, они хотели! Арбуз оказался пузатый и полосатый, как охранник, только без усов. Слегка недозрелый, но сладкий. Одолели весь. Потом повалялись под солнышком и пошли купаться снова.
И снова упали на песок.
Теперь оказалось, что заботы не оставили их окончательно.
— Все-таки я не знаю… что теперь делать, — признался Сушкин.
Юга знал:
— Прежде всего разжевать все с твоим капитаном.
— Я не знаю, как…
— Если считаешь, что он тебя предал, так и скажи.
— Я уже сказал…
— Скажи ещё раз, твёрдо. И пусть все расхлёбывает с киношниками сам…
— А мне-то что делать?! — вырвалось у Сушкина. — Кто я теперь? Был хозяин пироскафа, а нынче… вроде как беглый детдомовец…
— Том, ну какой же ты беглый! — возмутилась Катя.
— Все равно. Отвезут в Воробьёвск, засадят в «Фонарики». И будто ничего не было. Ни «Деда Мазая», ни Дельты, ни приключений… — «И вас», — чуть не добавил он.
Катя возмутилась опять:
— Как это не было!
— А если и было, только дразнилки останутся: «Матрос с погорелого корыта…»
— С «разбитого», — сухо уточнил Юга.
— Ага, это лучше…
Юга повозился на песке, лёг на локоть.
— Том… я ведь уже говорил. Зачем тебе уезжать?
— Отвезут, не спросят…
— Силой, что ли?
— Изымут и переместят. Пикнуть не успею…
— Том! Здесь независимая территория, — слегка заносчиво сообщил Юга. — Будут штурмовать границу?
— А что? Ты не знаешь, какие у нас Бэ Сэ О?
— Что за Бэ Сэ О?
— Батальоны для специальных операций…
— Думаешь, начнут войну? Из-за одного пацана?
— Им все равно, из-за чего. Телевизор не смотришь? Могут из-за спутников Марса, могут из-за соседской курицы. Прикажут, и пошёл…
— Тогда… ты не знаешь, какие в герцогстве есть природные достопримечательности. Думаешь, только минерал кашеварий? Есть ещё растение кошмарий…
— Это что? — поёжилась на солнышке Катя.
— Оно с горошинами в стручках. Одну горошину пустишь из рогатки — и двух Бэ Сэ О как ни бывало…
Сушкин сказал:
— Юга, ты головкой стукнулся? Это же все-таки люди…
Юга объяснил:
— Это шутка… Но тебя мы не отдадим, это уже не шутка.
И Сушкин понял: да, не шутка.
Юга посоветовал (умный же человек, наследник престола):
— Все же поговори с капитаном ещё раз. На свежую голову…
Как жить дальше?
Сушкин понимал: никуда не денешься, придётся говорить. Чтобы все решить до конца. Когда вернулись во дворец, он сказал, что идёт к капитану. Юга спросил:
— Может, нам вместе?
— Нет, я сам…
Капитан, кажется, ждал его. Отложил дымящуюся трубку, сел в кресле прямо. Сушкин теперь увидел, какой он некрасивый, Поликарп Поликарпович Поддувало. Каким острым огурцом торчит лысая голова, какой шероховатый коричневый нос, как близко друг к дружке сидят слезящиеся от табака глазки. Какие красные жилки на дряблых щеках… Капитан сел в кресле прямо и вытянул шею. «Как Донби», — хмыкнул про себя Сушкин. (А самого Донби не было.)
— Ну? Ты, кажется, успокоился? — сказал капитан, стараясь выглядеть невозмутимым.
— Нет, — сказал Сушкин.
— Всё ещё злишься?
Сушкин подумал.
— Я даже не злюсь. Дело не в этом…
— Не можешь простить?
— Просто очень жалко…
— Чего тебе жалко, Том? — тихо спросил дядя Поль. — Ты разве что-то потерял?
— Всё, что было… — он прикусил губу и стал смотреть в сторону.
— Но давай обсудим… Ведь можно все сделать, как раньше.
Неужели, он правда не понимал? Даже, если сделать, чтобы всё пошло как раньше, оно пойдёт не по правде, а «как будто». Капитан не станет прежним дядей Полем, которому можно верить всей душой, обман никуда не уйдёт. И пироскаф не будет больше родным домом, как ни притворяйся, что он все тот же.
«Разве что Изольда останется такой, как раньше, — усмехнулся Сушкин. — она никого не обманула.»
«А Донби?» — сказал он себе.
«А что Донби? Он хороший, но он же не сам по себе, а будто часть капитана. Они уйдут вместе…»
Все исчезнет, что связано с пироскафом…
Капитан, кажется, догадался, о чем думает Сушкин. Покашлял, согнулся в кресле. Достал из внутреннего кармана какую-то маленькую штучку. Положил на ладонь.
— Вот…
— Что? — Сушкин пригляделся. Это был крючок от вешалки при салоне пироскафа. Бронзовый морской конёк ростом со спичку. — Можно, я возьму себе это на память? — спросил капитан.
— Мне-то что?
— Я не хочу брать без спроса ни крошки судового имущества. Эта плохая примета…
Может, капитан спятил? Он смотрел в угол, царапал коньком ладонь, и глазки у него слезились…
— Я-то здесь при чем? — съёженно сказал Сушкин.
— Как при чем? Ты же наверняка теперь уволишь меня. И будешь по-своему прав… То есть не по-своему, а по-всякому. Ну, а мне хотелось бы оставить себе маленькую память о нашем пироскафе…
Что-то застряло в горле.
— Вы издеваетесь, да? — сипло спросил Сушкин.
— Том, голубчик? С чего ты взял?
— Но пироскаф же киношный, а не мой!
— Что?.. Подожди, подожди… — капитан стал неуклюже выбираться из кресла с герцогским гербом. — Ты путаешь… ты что-то не понял…
— Чего я не понял?!
— Ты выиграл в лотерее старый пароход. Киностудия давно ждала, кто его выиграет. Крутили там своих шмелей, снимали заранее. Ты им понравился. Они попросили меня наняться на пироскаф, чтобы помочь съёмке, потому что знали меня давно… Я согласился, это да. Нужны же были деньги на ремонт, на оборудование. Вообще на плавание… Но «Дед Мазай» в любом случае твой!
— Правда?!
— Ты можешь послать режиссёров и сценаристов по всем румбам розы ветров и продолжать плавание куда угодно. С каким угодно капитаном!..
«Я не хочу с каким угодно!» — рванулось в нем. И к нему рванулось — к дяде Полю.
«А с ним хочешь?» — словно кто-то остановил его толчком. Да, после того, как тот с киношниками столько дней морочил его! И улыбался при этом, и шутил…
— Так что же нам делать, Том Сушкин? — глуховато спросил капитан и со стуком положил трубку.
Сушкин прекрасно понял вопрос. Но сказал с хмурой ухмылкой:
— Вы о крючке, что ли? Да берите, пожалуйста…
— Я о том, что напишу заявление. Об уходе. А ты напишешь в углу: «Согласен. Судовладелец Сушкин». Согласен?
«Это — всё?» подумал Сушкин. И уцепился за спасительную мысль:
— А кто поведёт пироскаф?
— Герцог поможет найти капитана…
Загудело в ушах. Сушкин прижал к щекам руки. Под ладонь попало колечко. Оно тихонько звенело, словно хотело что-то подсказать, но Сушкин не мог понять — что?
— Ну, подождите же! — отчаянно сказал Сушкин. — Сколько вы всего… на меня… Я же не знаю! Ну, дайте подумать! Хоть до вечера. Как мне быть…
Сзади раздалась возня. Две гибкие шеи охватили Сушкина за бока.
— Поль, ты умор-л-рил р-л-ребёнка…
— Он же ещё птенец, а ты… Подожди пару дней…
Сушкин уже не помнил, как оказался ничком на постели…
Сушкина разбудил Юга. Подёргал за пятку.
— Том, ну ты как?
Он помотал головой. Признался:
— Я какой-то пустой…
— Это бывает…
— Не потому, что есть хочу, а…
— Я понимаю…
Хорошо, когда кто-то тебя понимает. Они посидели рядом. Лампа не горела, за окном был какой-то ртутный полумрак. Похоже, что белая луна растворялась в тумане. В том тумане?
— Пойдём погуляем… — сказал Юга.
— Пойдём… Я хочу сходить к «Деду Мазаю». Юга, он ведь все-таки мой! Поликарп сказал…
— Я знаю…
— Вот. А я столько времени на нем не был! Наверно, он обижается, думает, что забыл…
— Идём… Возьми вот, надень… — Юга схватил со стула белеющую в сумерках бескозырку, нахлобучил на Сушкина. Тот не спорил.
Они прошли по коридорам, дворец казался пустым. Только у выхода посапывал гвардеец в полосатом мундире, он запоздало козырнул.
Столичный городок Герцоград тоже казался пустым. Где-то сердито орал кот, в отдалении играла губная гармошка, но не попался навстречу ни один человек.
Потом в лунном вязком тумане угасли вообще все звуки, только подошвы по брусчатке — хлоп, хлоп.
«Дед Мазай» стоял у конца каменного пирса, в районе Главной пристани, где швартовались герцогские катера и всякий мелкий флот. Дорога была не близкая… Или наоборот, совсем близкая? Пространство то сжималось, то растягивалось в рассеянном свете. Иногда казалось даже, что впереди вот-вот появится зыбкая тень…
Наконец засветились редкие огоньки пирса. Сушкин и Юга вышли на дощатый настил. Туман оседал, рвался на куски и пушисто обмахивал ноги. «Дед Мазай» горбато темнел и нависал над причалом круглым кожухом. У сходен тоже горела жёлтая лампочка. Она отражалась в позолоченном гребешке гвардейской каски.
