Руне Белсвик - Простодурсен. Зима от начала до конца (сборник)
Потом они перевернули вверх дном весь дом в поисках чего-нибудь эдакого, что дом утаил от них. Нашли много клубков пыли и три камня-булька. Нашли маленькие твёрдые штучки: прежде они были мягкими – например, яблочными огрызками. И ещё разные предметы, которые Простодурсен давно искал. А за комодом, где быть ничего не должно, обнаружились шляпа и галстук. Их, видно, оставили птицы, когда прилетали посмотреть великое представление приречного театра.
– Гип-гип-ура! – крикнул Утёнок.
– Да, – согласился Простодурсен. – Великовата и пыльная, но отлично тебе подойдёт.
– Я её надену! Я её надену! Эх, жаль, блёсток нет.
– Есть, смотри.
Простодурсен достал из кармана стакан. Он был наполовину полон отличным блескучим порошком. Простодурсен посыпал им Утёнка.
– Подними меня скорее! Хочу посмотреть на себя.
Простодурсен поднял его и поставил на комод. Теперь Утёнок мог любоваться собой, таким великолепным, в зеркале.
– Даже не верится, – сказал Утёнок, – что этот красавец – я.
– Да, – сказал Простодурсен, – ты бесподобен.
– Тебе не кажется, что шляпу лучше сдвинуть набекрень?
– Не кажется.
– Нет, сдвину. Так вид более молодецкий. Мне бы только на галстук не наступить, выходя к публике.
– А что ты публике покажешь?
– Этого я тебе сказать не могу. Это секрет.
– Знаешь, исчезнуть во всём этом снаряжении может оказаться нелегко.
– Мало что даётся нам легко, Простодурыч. Главное – не сдаваться.
– Ты прав.
– Теперь мы оба такие франты!
– Да. Но ты вообще неотразим – блёстки, клетка, шляпа, галстук…
– Остался только красивый запах.
– Запах?
– Октава же надевает на себя запахи.
– Октава пахнет за всех, другим запахам места нет. К тому же и нет у нас ничего такого.
– А вроде в шкафу валялось несколько изюминок.
– И?
– Можно для красоты вставить их в уши.
– В уши? Тогда мы ничего не услышим.
– Да, не годится. Мы должны послушать песню Октавы. И стихи Ковригсена. И вообще всё. Какой я всё-таки красавец. Видел, Простодурсен?
– Видел.
– Только надо шляпу сдвинуть набекрень.
Утёнок крутился на комоде. С него сыпались блёстки. Он репетировал поклоны, чтобы раскланяться после выступления. И разучивал вступительную речь:
– Уважаемая публика! Дорогие жители нашей приречной страны! Для меня большая радость…
– Не мог бы ты помолчать минутку? – попросил Простодурсен.
Он стоял и смотрел в окно. Там лес, река, снег – всё погружалось в новый вечер.
– Что такое? – крякнул Утёнок.
– Ничего. Тебе же не трудно немного помолчать.
– Понимаешь, я в ударе. Я пенюсь и пузырюсь. А ты что-то нет?
– Я хочу тишины, чтобы спокойно подумать.
– А о чём ты будешь спокойно думать?
– Ни о чём.
– Ты хочешь спокойно подумать ни о чём?
– Да.
– Нет, я чую, что ты будешь думать о другом.
– Да нет… я просто тоскую по камешкам, по весне и…
– И что?
– Я расстраиваюсь, что праздник будет у Пронырсена. Я его недолюбливаю.
– Вот, твоё «ни о чём» – это куча всего.
– Ну да.
– Пронырсен сегодня не опасный. Сдобсен сидит с ним и обычнит его.
– Обычнит?
– Делает обычным. Мы же с тобой их видели. Помнишь, они готовили сюрприз к празднику, они улыбались, они радовались. Как обычные приречные жители.
– Ой-ла-ла, Утёнок… Нам пора идти. Даже бежать!
– Так сразу? Мне надо хотя бы ещё разок крутануть шляпу.
– Давай быстро.
– А весна придёт, Простодурыч. Вдруг раз – и кругом весна, и бульки…
– Какой ты красавчик, Утёнок!
– Да, мы смотримся отлично. Потому что мы идём на мой первый марципановый бал.
Финал: вокруг дерева ходят все, и жизнь сияет во всей красе…
Приветствовал гостей сам Пронырсен. Он стоял перед дверью с можжевеловой веткой в руке. На досках, которыми закрыли тётеловушку, они со Сдобсеном соорудили снежный фонарь. В нём радостно и ярко светила сальная свечка.
Простодурсен не знал, что и думать. Интересно, к чему этот снежный фонарь? И эта ветка у Пронырсена в руке… Увидев её, Простодурсен решил поворачивать обратно. Он не сомневался, что ветка нужна Пронырсену для какой-нибудь гадости. Но в последнюю секунду передумал и просто подтолкнул вперёд Октаву. Она лучше разбирается в Пронырсене.
Тут и стало ясно, зачем Пронырсену ветка.
– Фуф, – сказал он. – Можно заходить.
А потом можжевеловой веткой отряхнул снег с ботинок Октавы.
Что-то странное с этим парнем, подумал Простодурсен. Неужели Сдобсен так его вышколил? Ловкий он крендель…
– Здравствуйте, Простодурсен и Утёнок, – сказал Пронырсен. – У меня ваша лопата. Спасибо, что одолжили. Она мне очень пригодилась. Вот она стоит в доме. И клинок, и черенок тёплые и невредимые. Вы сможете забрать её, когда пойдёте домой после праздника.
– Спасибо, – ответил Простодурсен.
– А вот и Ковригсен со своей золотой рыбкой. Заходите, заходите…
Поглаживая в кармане Утёнка, Простодурсен зашёл в нору. Он едва поверил своим глазам. Во-первых, в норе было очень тепло. Во-вторых, дрова. Из них были сложены стулья, табуретки и стол. Причём стол из дров был длинный и удобный. Хозяйственная тряпка всего с одной едва заметной дырочкой была постелена вместо маленькой скатерти посередине стола, а края его закрывали наволочка и простыня, можно сказать, совсем не мятые. По всей норе, на полочках и на диковинных дровяных конструкциях, были расставлены разноцветные свечки. Все они горели. Выглядело всё очень красиво, даже щегольски.
Посреди комнаты, в крестовине из четырёх больших чурок, стояла – вы не поверите! – ёлочка. Два красных носка на верхних ветках украшали её.
Ковригсен обошёл всю нору, чтобы показать своей золотой рыбке всё-всё-всё. Рыбка от восторга чуть не выплескала воду.
– Какая красота! – щебетала Октава. – Какой тонкий вкус! Сколько выдумки! И даже ёлка… Я знала, Пронырсен, что на тебя можно положиться. А теперь пора повеселиться!
– Фуф, – сказал Пронырсен. – Фуф, фуф. Это просто игра, которую выдумали мы со Сдобсеном.
– А-а… – вступил Сдобсен. – Но ведь нам чего-то не хватает?
– Не хватает? – встревожился Пронырсен. – Я вешал оба носка, я точно помню.
– Марципаны, – напомнил Сдобсен. – Разве мы не будем угощаться марципанами?
– Тут такое дело, – откликнулся Ковригсен и поставил банку с рыбкой на дровяной стол. – В этом году Марципановый Лягух витал в облаках. Так что праздничный марципан тоже получился заоблачного вкуса.
– Марципана не будет? – уточнил Простодурсен.
– Праздничный марципан в этом году вышел не как всегда, а гораздо, гораздо лучше, – сказал Ковригсен.
– Что? – возмутился Сдобсен. – Ты его уже съел?
– Фуф, – успокоил Пронырсен. – Ничего страшного, у меня большой запас чёрствого хлеба и есть сливовое варенье.
В норе стало тихо. Свечи мерцали. Утёнок блестел. Октава пахла. Все выглядели настолько торжественно, насколько принарядились. Вот только тишина была гулкая, необычная.
– Угу, – сказал Ковригсен. – Отвечаю. Я сегодня навещал мудрую каменную куропатку. Ту, которая помогла мне найти мою рыбку. И подарил ей огромное марципановое яйцо. Кстати, вам всем от неё поклон. Она съела марципан с большим удовольствием. А остальные марципаны лежат на санках. Санки стоят за кустом у реки.
Вот шутник этот Ковригсен. Он хотел их просто подразнить! Все ринулись за марципанами. Их оказалось четыре ящика! Праздничный запах уже растёкся между гор.
А потом они ящики открыли.
В одном приехало триста четырнадцать мелких фигурок синего и бирюзового цвета. Всё это были звери. Саблезубые, беззубые и с молочными зубами. С длинными, короткими и тонкими шеями. С хоботами и крыльями, хвостами и шипами… и дальше придумайте сами.
Во втором ящике оказались марципаны с кислинкой – девятьсот восемнадцать разных фруктов и ягод. Некоторые из них гости знали, о некоторых слыхали, но многие даже фантазии не хватало вообразить. Они были тёмно-красные, густо-зелёные, празднично-фиолетовые, королевско-синие и канареечно-жёлтые. С небольшими вкраплениями поразительных оттенков. У каждого цвета свой вкус, и от каждого вкуса невозможно оторваться.
В третий ящик Ковригсен свалил чёрствый хлеб. Во всяком случае, выглядело это именно так. Но, конечно же, и это оказались марципаны с глубоким, приторным, радостным и диковатым вкусом. При виде этого ящика Пронырсен чуть не лишился чувств. Из всех постоянных покупателей только он ходил к Ковригсену за чёрствым хлебом. А теперь получил его в виде сочного марципана с крепким вкусом.