игумен Варлаам - Кампан (сборник)
Приполз к Анфиру и паук. Он выбрался из мрачного леса, куда редко попадало солнце. Там царили сырость, серость, росли бледные поганки и копошились мокрицы. Пауку не очень нравилось жить среди этого мрака, он тянулся к свету. Эта тяга, правда, не мешала ему растягивать сети и ловить в них беспечных мушек, а потом с аппетитом ими закусывать.
Общение с пчёлкой изменило Анфира, и он так открылся миру, что хотел со всеми быть в добрых, доверительных отношениях. Открылся и пауку, видя стремление того подружиться. Ведь сам он тяжело переживал, когда ему кто-нибудь нравился, а сблизиться с ним не получалось.
Паук сразу же полюбил Анфира. Полюбил так сильно, что не мог жить без него. И паук захотел, чтобы такой изящный, светящийся цветок принадлежал только ему. Чтобы он один мог смотреть на него, любоваться его совершенством, согреваться его теплом. А чтобы никто больше не мог иметь доступа к красоте Анфира, паук хотел опутать цветок своей паутиной. Нет, не подумайте, что он такой плотоядный и сластолюбивый. Он благородный ценитель красоты! Он ни одним коготком не дотронется до Анфира. Ни одна царапина не появится на нежных лепестках. Он будет оберегать цветок от стихий, от ветров и ураганов… Ну, пчёлку, конечно, прикончит одним укусом, когда та прилетит нектаром побаловаться.
Но паук хорошо видел, что с пчёлкой Анфир был совсем другим. Он сразу веселел, расправлял густо розовеющие лепестки, наполнялся ярким светом. Это было для паука болезненно. А тут ещё сорока-пустобрёха прилетела и рассказала ему про розовощёкого пастушка, про сладкоголосого тетерева, про… Добавила и от себя – то, чего не было.
Паук страшно запереживал, побрёл в лес, нашёл мухомор и напился его дурманящего сока. Потеряв разум, он полз, заплетаясь всеми своими лапами, и бубнил:
– Он недостоин меня! Нашёл с кем дружить! С какой-то суетливой козявкой-пчёлкой… И что это хорёк постоянно крутится возле него? Не к полыни же он приходит!.. А увлечься болваном-тетеревом! Да он только на жаркое годится!.. А эта ненормальная девочка, которая каждый день бегает пялиться на цветок! Свет ей, видите ли, полюбился… «Солнышко ты моё», – передразнил паук девочку, скорчив гримасу. – Тьфу, дура непроходимая!..
Девочка действительно часто прибегала посмотреть на необычный цветок. Она видела, как он расцветал, менялся, порой даже светился, и поняла, что родители были правы. У неё в комнате Анфир так дивно не расцвел бы… И главное, поняла девочка, не всё то, что кажется добром, добром и является.
Паук, шатаясь, подполз к Анфиру и попробовал взобраться по длинному стеблю. Но, с трудом добравшись до первого листочка, зацепился за него и рухнул на землю.
– Ты всё равно будешь моим, – бормотал паук, лежа на спине и беспомощно перебирая лапками. – Я попрошу… попрошу солнце, чтобы оно опалило твои прозрачные лепестки, и тогда ты сам будешь умолять меня сплести над тобой паутину.
Пробегавший мимо хорёк с насмешкой посмотрел на паука и испустил в его сторону такое зловоние, что Анфир, не выдержав, отвернулся. Полынь ругала паука, приставучего хорька, а заодно и Анфира.
«Я такой же цветок, как сотни других, – размышлял Анфир. – Почему же именно я всегда оказываюсь в центре событий? Почему вокруг меня и во мне самом кипят такие страсти? Наверное, я считаю себя лучше других: раз выше всех, значит, лучше всех тянусь к солнцу. Но ведь солнце светит для всех одинаково, как же я могу быть лучше других?»
И ещё понял Анфир, что если он кому-то и светит, то всего лишь своим светом, а никак не солнечным. Питается, конечно, он солнечными лучами и живёт за счёт них, но не является проводником солнечного света. И всё из-за того, что у него в душе часто бывает сумятица. Надо стараться независимо от внешних обстоятельств и внутренних переживаний быть всегда в контакте с солнцем. И стать настолько прозрачным, чтобы не мешать солнцу светить через нас другим.
Хотя Анфир считал, что солнечный свет не проходит через него, окружающие тянулись к нему, потому что чувствовали этот свет.
И каждый, кто тянулся к высокому необычному цветку, что-то приобретал и изменялся к лучшему. Только издалека казалось, что на краю поля просто растёт яркий высокий цветок.
Шоколадный человечек
Он лежал на чужом диване в незнакомой комнате, время от времени смотрел на облупившийся потолок и от боли в голове тут же закрывал глаза. Человечек никак не мог взять в толк, как случилось, что он опять остался без грамма шоколада, а заодно – без здоровья и друзей? Как теперь смотреть им в глаза?! Что сказать? А как восполнить свой шоколадный запас, который он вновь так бездарно растратил?
…Был шоколадный человечек очень вкусным, и все другие человечки стремились подружиться с ним, чтобы слизнуть хоть немного его горьковатой сладости.
Сначала он не чувствовал своей исключительности и жил как обычный человечек – например, хлебный или сливочный, но потом прознал про свою шоколадную вкусность и стал вести себя иначе. Он полюбил, чтобы им лакомились, и сам получал от этого наслаждение. Однако потом в его душе неизбежно проступала горечь.
Подходил к нему, положим, уксусный человечек и говорил:
– Хорошо тебе! Все тебя любят, все хотят с тобой дружить. А мне так тяжело, что не знаю даже, как и жить. Что посоветуешь?
Далее он жаловался, что все, кто ни попробует с ним общаться, сразу начинают морщиться, плеваться, а иной вообще пройдёт мимо и даже не поздоровается. Сам же в это время незаметно даже для себя лизал и лизал шоколад, и становилось ему от этого всё слаще и слаще.
Шоколадный человечек принимался советовать:
– Ты потерпи. У тебя тоже всё наладится… И вообще, есть человечки, которым живётся гораздо тяжелее.
Уксусный человечек уходил не столько успокоенным, сколько напитавшимся, и шоколадный человечек тоже размягчался. Он верил, что смог помочь уксусному человечку. Однако утончение шоколадного слоя приводило к тому, что шоколадному человечку после таких «сеансов психотерапии» хотелось полежать. Но сон почему-то не всегда восстанавливал силы. Тем более, если его прерывал стук в дверь в виде одного негромкого, но основательного удара, который означал, что нагрянул человечек горчичный. Хозяин от этого стука так напрягался, что даже шоколад лопался от напряжения.
Основная и неизменная тема сетований горчичного человечка была о жизни, в которой всё идёт не так. Переступив порог, он начинал:
– Этот-то, бужениновый друг твой, что делает!.. Хо-одит важный такой, как начальник, будто главнее его и нет никого. Дать бы раз, чтобы вся важность вылетела! А мармеладный? Ну вообще! Целыми днями ходит с карамельной барышней чуть ли не под ручку. Жениться, что ли, собирается на ней?
– Почему бы и нет, – вставлял шоколадный человечек, который сам когда-то хотел поближе подружиться с карамелькой.
– Смех! Один смех!.. – возмущался горчичный, мрачнея на глазах. – Какой из него жених?.. Ты вот дружишь со всеми, а толку-то? Они все на голову тебе и садятся.
Каждый жил не так, как, по представлению горчичного человечка, следовало бы жить, но, главное, виноват в этом был почему-то именно их общий шоколадный друг. Однако шоколадный человечек дружил и с ним, горчичным, и ему совсем не хотелось перечить другу, которому от жизни и так было горько. Он крутился перед ним, подставлял свои шоколадные бока, чтобы горчичному приятелю стало хотя бы сегодня слаще, уговаривал его не ерепениться и, после долгого выслушивания одних и тех же жалоб и претензий, оставался без сил. Горчичный друг давно уже не лизал, а кусками уплетал шоколад с его боков.
Шоколадному человечку было тяжело после такого дружеского посещения, места укусов болели. Но тут приходил человечек бужениновый.
– Этот горчичный!.. – начинал он вместо приветствия. – К нему просто не знаешь, как подойти. Ну та-акой большой начальник!.. Та-акой важный, главнее его никого нет и быть не может. О какой дружбе тут можно говорить?!
Бужениновый человечек зализывал раны шоколадного, всё ещё саднящие после укусов горчичного. Но шоколада от этого оставалось так мало, что шоколадный человечек едва сидел на стуле и думал только о том, как бы не упасть, пока бужениновый не насытится.
Ближе к вечеру стали заходить другие друзья, и благодаря их поддержке шоколадный человечек мало-помалу возвращался к жизни.
Марципановый человечек говорил:
– Ты переутомился, устал… Тебе надо беречь себя. Мы все тебя очень уважаем и дорожим твоей дружбой.
Он говорил совершенно искренне, безо всякого лукавства. Но ведь на то и друзья, чтобы не только брать, но и давать друг другу.
Марципановый человечек подробно рассказывал о своих семейных делах, понемногу полизывая шоколад. И мармеладный уже был тут как тут, ожидая, пока марципановый уйдёт или хотя бы остановится, – чтобы поговорить о своих делах и получить свою порцию шоколада. Но даже когда гости разговаривали между собой, добропорядочный хозяин, слушая их, чувствовал… как продолжает убывать его истончившаяся шоколадная оболочка. В чём же дело? Ведь в это время его никто не лизал!
