игумен Варлаам - Кампан (сборник)
Однако и в таких случаях находился кто-нибудь из друзей, способный проявить сострадание и заботу.
– Надо тебе побольше есть, – советовал ему бужениновый человечек, с сочувствием разглядывая его измождённую фигуру, – особенно сливочного масла, сахара, какао и орехов. Ведь человек есть то, что он ест!
«Вдруг действительно поможет», – думал шоколадный и послушно следовал рекомендациям друга. Обильное питание подкрепляло его силы и приводило к увеличению шоколадной массы, но никак не противодействовало её потере во время бесед с друзьями. А те заканчивались иногда совсем печально.
Старые приятели, которые нежданно-негаданно появлялись в его доме, – либо пшеничный с солёноогуречным, либо виноградный с плодово-ягодным, – не оставляли времени на размышление. Звенели стаканы, хрустели огурцы, и беседа набирала бешеные обороты. Хозяин терял не столько шоколад, сколько контроль над собой и потому считал, что отдыхает.
После такого «отдыха» диван на сутки оставался его единственным пристанищем.
«Нет, – мучительно шевелились мысли страдальца в голове, больше похожей на чугунную двухпудовую гирю, – человечек не есть то, что он ест… Человечек есть то, что он пьёт. И кто такую отраву придумал? Настоящие чернила!..»
В такие сумрачные дни болезни всего организма его обычно навещал солодовый человечек. Уже сам хозяин лизал гостя, и, случалось, так налижется, что не только голова переставала болеть, но появлялись вдруг силы продолжать «активный отдых».
Вслед за солодовым обычно появлялся либо пшеничный, либо плодово-ягодный человечек. Поскольку дружить с солодовым без пшеничного – всё равно что пускать деньги на ветер.
Товарищи по застолью не были душевными друзьями и шоколада в это время наш человечек не терял, хотя и не наращивал тоже.
После столь необычных противодействий потере шоколада на шоколадного обижались все человечки – и марципановый, и уксусный, и горчичный… Они избегали встреч с ним, словно презирая его (или это только казалось ему?). Когда обстановка становилась невыносимой, шоколадный человечек отправлялся в странствия. С его отъездом рвались дружеские связи, зато ему не надо было думать о своей шоколадной массе. Пшеничный человечек был рад составить ему компанию и приглашал провести время с шашлычными или, на худой конец, плавленосырными человечками.
Заканчивались такие странствия, как обычно, тоже диваном, но только не своим родным, а чужим, давно кем-то просиженным. Шоколадный человечек смотрел в чужой потолок и мучительно размышлял, как теперь смотреть в глаза друзьям. Что им сказать?.. Ведь они так хорошо относились к нему! Помогали, когда надо, переживали, если он болел или даже просто хандрил, делились с ним и горем, и радостью. А он!..
Ведь всё зависит от нашего отношения к себе и, соответственно, к людям: кого – себя или других – мы больше жалеем, сильнее любим. Шоколадный человечек начинал скучать по друзьям и чувствовал, что нет на свете людей ближе, чем они. В общении с ними он, конечно, теряет шоколад, частенько остаётся без сил. Но как можно дружить иначе – не отдавая себя другим до конца и постоянно жалея себя? Надо лишь научиться восстанавливать шоколад – и не водными процедурами или усиленным питанием, а тесным общением с Подателем шоколадных сил. И конечно, не заниматься самоедством. Ведь когда нет ни тягостных мыслей, ни пустопорожних переживаний, шоколад восполняется словно сам собой. Будто Податель – внутри нас.
Шоколадный человечек поднялся с дивана, избавляя свои бока от неласковых пружин, и направился домой. К друзьям, в которых он нуждался больше, чем в шоколаде.
Сверчок
Жил на свете сверчок. У него была маленькая ореховая скрипочка, которая висела над его кроватью. Время от времени он брал её в руки, начинал что-то наигрывать, но быстро прекращал, поскольку считал себя неспособным. Но он очень любил музыку – особенно ту, которая неведомым образом порой начинала звучать в его душе.
Когда сверчок был маленьким, его, как и всех других сверчков, учили скрипичной премудрости. Но, в отличие от собратьев, он никогда не мог повторить того, что от него требовали учителя. Это их сначала удивляло, ведь все сверчки – скрипачи от природы, потом стало раздражать. Юный сверчок иногда пытался изобразить что-то своё, но из-за неумения играть у него ничего не получалось. В конце концов преподаватели отказались от занятий с ним.
Так и остался сверчок неучем, повесил скрипочку над кроватью и стал заниматься домашними делами: не всем же на скрипках играть.
* * *Он колол дрова и топил печку, носил воду и разгребал перед домом снег. Это устраивало всех, потому что домочадцы были заняты своими серьёзными делами. Отец играл на скрипке в оркестре и приходил домой усталый. Мать сновала по магазинам, обеспечивая семью пропитанием и всем необходимым. Бабушка сидела дома, но тоже не теряла активности. Она с неувядающим интересом обсуждала по телефону с подругами-пенсионерками музыкальные новости: где какие прошли концерты, кто как сыграл и кто что об этом думает. Сестра ходила в школу и обучалась музыке. Пока у неё получалось…
Иногда он грустил оттого, что не умеет играть на скрипке, но утешался тем, что музыка звучит внутри него. Это случалось в краткие минуты свободы – свободы не только от дел, но и от всех забот. Музыка звучала в его душе так настойчиво, что он в порыве самозабвенной радости брал свою ореховую скрипочку и начинал играть. Первые аккорды были точны и красивы, скрипка исторгала музыку, звучащую в его душе.
– Получается! – говорила неожиданно появлявшаяся откуда-то бабушка. – Как красиво у тебя получается!..
И сразу же скрипка начинала жутко фальшивить. Смычок нервно дёргался, касаясь струн невпопад, скрипка издавала отдельные, не складывающиеся в мелодию звуки. Музыка уже не звучала и в душе сверчка.
– Так хорошо у тебя получалось! – вещала не ведавшая о своей роковой роли бабушка. – Если бы ты так всегда играл, то непременно стал бы знаменитостью.
Сверчку не хотелось печалиться об убитой музыке, ведь этим её не вернёшь, хотелось сердиться на бабушку – а что толку? Вслед за ней он начинал думать о том, какой знаменитостью мог бы быть. Его воображение рисовало картины виртуозной игры на скрипке, рукоплесканий, переполненных залов, поездок по всему миру… Но какое отношение всё это имеет к музыке? Настоящей музыке?! Сверчку большими усилиями удавалось вернуть себя к действительности. Снова появлялась и злость на бабушку. Ругая и обвиняя её в своей неудаче, он вешал скрипочку на место и возвращался к своим делам.
* * *День сверчка проходил довольно однообразно. С утра нужно было расчистить от снега дорожки, принести воды, затопить печь. Иногда, если ночью не было сильного снегопада, сверчок исполнял всё быстро и легко освобождался от дневных забот. Домашние по очереди исчезали из дома. Если и бабушка уходила навестить какую-нибудь больную приятельницу, то предстояло сладостное одиночество. Сверчок ждал момента, когда хлопнет входная дверь и в доме всё утихнет. Ждал этого момента не ради покоя, он надеялся, что в его душе снова зазвучит музыка. Он будет слушать её и наслаждаться. Может быть, даже сыграет её на скрипке… Нет, об этом лучше не думать. Сразу лезут мысли и о том, как это будут слушать… И тогда опять в голове – мировая слава, аплодисменты, автографы… а в душе – пустота.
– Завтрак на столе, – мимоходом замечала мать, нанося перед зеркалом последние штрихи макияжа.
Вскоре слышались удалявшиеся шаги и стук входной двери. В доме воцарялась тишина.
Сверчок был убеждён, что только в полной тишине может родиться настоящий, не фальшивый звук. И вот – долгожданная тишина!.. «Завтрак на столе», – раздавалось в голове эхо материнских слов. Надо бы позавтракать… Мысли сверчка начинали путаться: желание услышать музыку сменялось желанием поесть. Он пытался отогнать мысли о еде, но после недолгой безуспешной борьбы с ними понимал, что никакой музыки ему уже не дождаться.
Сверчок шёл на кухню, с аппетитом завтракал, мыл оставшуюся после всех посуду и возвращался к себе за печку.
Ему было тепло и уютно. На душе, как и в доме, царила тишина. Но сверчок чувствовал, что это совсем не та тишина, в которой может зародиться музыка. А что поделать? Сегодня ему удалось не думать о мировой славе и успехе, но в борьбе с мыслями о еде победил желудок.
Сверчок думал о том, что в другой раз обязательно будет более осмотрительным и стойким. Тогда, может быть, он услышит музыку и…
* * *Днём возвращалась из школы сестра. Она обедала, доставала свою скрипку и садилась за пюпитр. Открывала ноты, настраивала инструмент. Скоро ей предстояло сдавать выпускные экзамены, и она не теряла ни минуты. Через два часа однообразного пиликанья, от которого, казалось, сам воздух в доме становился скучным, сестра откладывала скрипку и делала перерыв.
