Артем Маневич - Синий Колодец
И в словах старой дамы была сущая правда. Пуговицы, особенно костяные, тем более небесно-голубого цвета, не стареют.
Ничего не попишешь, пришлось отдать за салоп полный фунт солдатского хлеба и вдобавок одну селедку.
И вот они, пуговицы, словно кусочки неба, сияют на полированном столике швейной машины и ждут, когда, наконец, их пришьют к Тамариному пальто.
Распахнулась садовая калитка, и в сад вбежали Рекс, Соловей, Бобик, Шалун. Прежде всего псы кинулись к знакомым мальчишкам, чуть не повалили их наземь, наскоро обнюхали всех собравшихся под грушевым деревом, в том числе зингеровскую машину.
За собаками спешил Жорж. Высоко вскинув голову, Жорж Тариков изо всех сил стучал ногами по земле. Жорж вполне походил на полководца, который ведет за собой целый полк.
Впрочем, так и было.
За Жоржем ступал воин, высокий и широкоплечий, как гора Казбек. Густые усы воина казались выкованными из бронзы. Напрасно ветер свистел возле усов, и одного волоска не был в силах вырвать ветер. Да разве в усах все дело?!
А штаны?
Темно-синие, с багряными лампасами, штаны усатого воина могли свободно вместить Федю с длинным носом, и Ваню Цыгана с черными бровями, что почти срослись на Ваниной переносице, и Антошу, и Тамару с небесно-голубыми пуговицами на новом пальто, не говоря уже о худоногом Жорже.
И такой гимнастерки, как у этого великана, никто из детей не видел. Правда, гимнастерка малость выцвела, встречались на ней и вовсе белые пятна, не иначе от соленого пота. Да разве это считается? Ребята не отрывали глаз от красных клапанов-перекладин, закрепленных на великанской груди золотыми пуговицами, от сверкающей, как медный самовар, пряжки широкого поясного ремня, от огромной сабли, звенящей, словно тысяча сабель.
Великан шагал за Жоржем, и земля со всеми травами, деревьями, яблоками, небо со всеми птицами и облаками вздрагивали от радости. Великан пришагал к столу, остановился рядом с грушевым деревом и сказал:
— Здравия желаю, товарищи красные кавалеристы!
Тут-то он и увидел Антошу, Федю и Федин нос, Ваню, Тамару с двумя косичками, одетых во все новое.
И увидев ребят, одетых во все новое, великан погладил указательным пальцем один ус, за ним другой.
И все поняли, зачем он так сделал: под усами пряталась улыбка. За улыбкой выкатился смех, да такой гулкий, что все птахи — они с интересом следили за происходящим — на всякий случай разлетелись кто куда.
Красные кавалеристы туже затянули пояса, смахнули пыль с сапог и сообщили всем, кто не знал:
— Наш взводный товарищ Майборода.
— Молодцы, — похвалил взводный Майборода портных и сапожников.
И совсем другим голосом взводный спросил:
— А кони?
— Сегодня купать будем, — за всех ответил Василий Орлов.
— Добре, — похвалил Майборода, сел за большой стол, сжал коленями саблю, погладил указательным пальцем левый ус, погладил опять же правый. На этот раз из-под усов послышалось:
— А не обучены ли вы, хлопцы, каменному делу, плотницкому, столярному или тому же малярному рукомеслу?
Красноармейцы прокашлялись, чтобы голоса звонче слышались, и один красноармеец, как на поверке, произнес:
— Я обученный класть кирпичи!
А другой сказал:
— Я — плотник!
И на него подивились: он плотник, а мы не знали.
И еще громче раздалось:
— Маляр — я!
— А я — столяр!
Взводный Майборода поднялся со скамьи, и сабля со звоном вернулась на свое привычное место. Майборода сказал:
— Комиссар велел позвать всех строителей… Так что, каменщик, плотник, маляр, столяр, шагом марш!
И строители ушли…
Деревья с завистью провожали мастеров: вот ведь, ходят, а нам довеку стоять.
Ать-два… шагали в ногу строители, и рядом с ними ступал, подобный горе, командир взвода товарищ Майборода.
7Запахло рекой.
Кони прибавили ходу, поскакали к бегущей воде, в испуге заржали: а вдруг вся вода убежит.
Взрослые кавалеристы помогли мальчикам спешиться, а сами на конях въехали в реку, терли конские спины и бока мокрыми щетками, окатывали водой, глядя, чтобы ни капли не попало в конские уши. Лошадь терпеть не может, когда вода попадает в ухо.
Чистые кони немного поплавали и выскочили на берег.
А один конь, радуясь, что он такой блестящий и чистый, повалился на песок, задрал ноги и ржал от радости, словно необученный жеребенок. Пришлось коня снова вести в реку.
Пока стреноженные кони паслись, кавалеристы, в том числе Антоша, Федя, Ваня купались, плескали друг в друга водой, а случалось, хохотали, да так весело, что лошади с берега завистливо ржали.
Светило солнце, по чистому небу, словно крылатый жеребенок, летело белое облако.
8Майборода старательно снял мастерком лишний раствор с кирпича. С земли Антоше казалось: в руке командира взвода широкий острый кинжал, и он режет, как хлеб, кирпичную стену.
Раненная снарядом школа оживала. Кавалеристы-столяры вставляли оконные рамы, кавалеристы-стекольщики вмазывали в рамы синеватые, почти невидимые стекла, чтобы дети могли первого сентября сесть за парты и узнать, что все слова — их на свете два миллиона или немного больше — можно написать тридцатью шестью буквами.
Кроме кавалерийского полка, к школе пришел почти весь Новохатск.
Григорий Михайлович Тариков волочил по школьному двору лист ржавой жести. Жесть гремела, будто артиллерийская канонада, поднимала пыль, как вечернее стадо коров. И все видели и слышали: Тариков помогает кавалерийскому полку.
А на самой верхотуре, над всем Новохатском возвышался товарищ Майборода без гимнастерки. Он и усы снял бы, не навсегда разумеется, а пока печет солнце. Все же с усами жарковато.
Из кучи кирпичного лома Антоша выбирал неповрежденный кирпич и передавал Ване. Ваня совал кирпич Феде под самый нос, а Федя вручал Тамаре. Она складывала из кирпичей столбики.
Жорж наблюдал. Он видел вспотевшие, побурелые от кирпичной пыли лица ребят. И, видя все это, шептал:
— Жарко, — и пил долгими глотками прохладную воду из бачка.
Пока взопревший от жары Жорж глотал остуженную воду, Антоша и его друзья понесли Майбороде целехонькие кирпичи: мальчики — по три, Тамара — два.
Жорж едва не захлебнулся от зависти, выронил кружку, схватил четыре кирпича, зашатался и еле удержался на ногах. Лишь в чужих руках кирпичи выглядели легкими. И два кирпича непросто нести. Зато с одним кирпичом Жорж ступал не сгибаясь, мог бы и побежать, если бы захотел.
По пружинящей стремянке поднялись ребята к Майбороде.
— Товарищ Майборода! — крикнул Антоша.
Да разве Майборода в таком шуме услышит.
Позвали вчетвером:
— …Майборода!!
Жорж, он стоял за Тамариными косичками, решил: если и на этот раз Майборода не отзовется, Жорж позовет вместе со всеми.
А Майборода и так услышал, опустил мастерок, свободной рукой погладил усы. Из-под усов немедленно выскочили слова.
— Как живете-можете, строители?
— Лучше всех! — ответил Антоша.
Майборода принял кирпичи, похвалил:
— Молодцы!
И так громко похвалил, что весь город глянул в небо. Не иначе решили: начинается гроза.
9Кончался август.
С соседнего клена сорвались два медных листа, закружились, запели на лету: скоро сентябрь, скоро сентябрь, первый школьный месяц сентябрь.
Сквозь чистые оконные стекла последний августовский день увидел: новохатские матери моют в классах полы.
Свежей масляной краской блестела школьная крыша.
А Майборода?
А что Майборода? Он натянул самые широченные свои штаны с лампасами, гимнастерку с новехонькими перекладинами, фуражку со звездой, повесил на пояс саблю, сел на богатырского коня и едет, подбоченясь, впереди взвода почти таких же, как сам Майборода, усатых кавалеристов.
И песня ехала вместе с ними:
Как за лесом, за лесочком,
Над крутеньким бережочком,
Там стояли три садочка…
— Наши кавалеристы, — говорили новохатцы, провожая Майбороду и его товарищей.
* * *Солнце лениво свернуло на запад и еще твердо не решило: катиться вниз или немного покружиться в синем небе, над запахом антоновских яблок. В одном из новохатских садов солнце заметило Антошу, Федю Носаря, Ваню Цыгана, Тамару с двумя косичками, Жоржа.
Они сидели за столом под грушей и слушали, как дядя Иван читал знаменитую книгу с золотым обрезом. О необычайных приключениях Робинзона Крузо и его беззаветного друга Пятницы рассказывала Жоржева книга в красной обложке. И почти на каждой странице — картинка…
10И вдруг запела труба…
Не просто пела, труба звала, приказывала: скорей! Как можешь скорей! И скорей, чем можешь!