Артем Маневич - Синий Колодец
— В больнице… Она — врач.
На столике рядом с широким без спинки диваном зазвонил телефон.
— Да… да… бегу. — Иван Сергеевич опускает на рычаг трубку. — Дела зовут.
Как дела могут звать?.. Женя собирается спросить, но снова заговорил Иван Сергеевич:
— Располагайтесь как дома… Еда — в холодильнике… Вечером обо всем потолкуем.
И уходит.
Женя немедленно поворачивается к отцу:
— Новохатск — это Новоселенск… Раз… Антоша — ты… Красная улица — это…
— Это — Красная улица… И еще… — Антон Васильевич прикладывает палец к губам: — Иван Сергеевич Козак не кто иной, как…
— Ванька Цыган!
— Да… ты догадливая… А не согласна ли ты погулять по Новохатску — Новоселенску? Или девочка устала?.. Ложись тогда на широкий диван без спинки. Диван рядом с телефоном.
— Я сама знаю, где огромный диван без спинки… Девочка не желает спать… Девочка выспалась в машине возле райкома. Хорошо бы мама стояла сейчас рядом с тобой, Антон Васильевич… Антоша.
— Хорошо бы.
Зазвонил телефон.
— Возьми трубку, Женя.
Голос Ивана Сергеевича:
— На холодильнике — ключ от квартиры. Этим же ключом открывается дверь в сад… Сегодня на заре поспел поздний белый налив. Сам пробовал.
* * *Женя то берет отца за руку, то убегает вперед, то останавливается, разглядывает встречные дома. Она обязательно желает узнать флигель папиного детства, дом Григория Михайловича Тарикова — Паучка; Женя желает увидеть тонконогого Рекса, Шалуна, белого, как облако, Бобика, старого Соловья.
А их нет… Ни домов, ни собак, ни сарая, где стояла красноармейская лошадь.
Все исчезло.
Женя с недоумением озирается. Наконец она спрашивает:
— А где же Антошин дом?
— Все так переменилось.
Неподалеку от флигеля, где жил Антоша, дома Тариковых, трехэтажная школа. Словно серый каракуль, блестит ее цинковая крыша.
— Что это?
— Школа… Ее ремонтировал Майборода… А позднее учитель Авксентий Евстафьевич научил в этой школе Антошу Орлова читать и писать.
Словно из-под земли вырос высоченный забор.
Антон Васильевич толкнул калитку… Стадион. Трибуны окружили любопытным кольцом изумрудное футбольное поле.
Женя бежит через поле, врывается в ворота и, застряв, как мяч в сетке, останавливается лицом к полю. Теперь Женя Орлова уже больше не ученица четвертого класса «А», она — знаменитый вратарь Лев Яшин. Женя упирает ладони в колени и напряженно смотрит на газон.
Потом Жене надоело быть вратарем, и она поднялась к папе на трибуну.
Отсюда все хорошо и далеко видно… Перед ними Красная улица. По асфальту спешит автобус, старые каштаны заглядывают в стеклянную автобусную крышу.
Красная улица продолжается со своими деревянными довоенными домами, новой школой, плодовыми садами, голубым автобусом…
Женя и Антон Васильевич перепрыгивают через две ступеньки с трибуны, бегут наперегонки в сад и там под густой липой, в синем, как Ледовитый океан, киоске покупают два вафельных стакана с мороженым, два переполненных через край мороженым вафельных стакана.
— Мороженое в твоем Новоселенске, папа, замечательное… За всю свою жизнь я такого не пробовала. Купи мне, пожалуйста, завтра… Хорошо? Только побольше… Самый большой новоселенский вафельный стакан.
Глава четырнадцатая
Полоска света тянется из-под двери. Стол, стулья, полки с книгами словно растут в полутьме. Телефон выглядит черной собакой, опустившей круглую голову на лапы. По световой дорожке к Жене — она только что проснулась на огромном без спинки диване — бегут голоса:
— Познакомься, Антон, моя жена…
— Тамара!
— Меня еще можно узнать, Антон?..
— Разбужу дочку… Она о тебе много слышала, Тамара с двумя косичками.
— Детский сон не следует прерывать.
Женя хочет крикнуть: «Мой сон сам прервался… Сам по себе…» А в это время:
— Ты ее слушайся, она как-никак детский врач. Она все знает.
— Это так: меня обязательно слушаться… Я все знаю.
Слова журчат на электрической дорожке, сливаются, словно дождевые ручьи…
На этот раз Женю разбудило солнце.
«Ушли, — с обидой думает девочка, — бросили Женю одну в незнакомом доме, в малознакомом городе… Нет, это не Страна послушных родителей».
Женя неохотно встает, чистит зубы, умывается, ест и уже готова мыть посуду, как входит папа.
— Доброе утро, молодец! Помой посуду, и я тебе кое-что расскажу… Впрочем, давай мыть вместе.
Папа с Женей выходят в сад. Под густой яблоней — круглый стол. Они садятся за этот стол.
— То, что ты от меня услышишь, Женя, не обыкновенная история, а — продолжение… И рассказал мне ее не кто иной, как Иван Сергеевич Козак.
У Жени заблестели глаза: она любит истории с продолжением.
На всякий случай она спела:
Разбежимся скоро мы
На все четыре стороны…
— Может быть…
— Ну ладно, рассказывай.
Женя облокотилась на стол, подперла щеки ладошками.
Третий рассказ (продолжение) Антона Васильевича— Антоша подрос и уехал с мамой из Новоселенска в Москву к дальним родственникам… Дело в том, что Василий Орлов — отец Антоши — погиб во время гражданской войны.
Федя Носарь, Ваня Цыган, Тамара с двумя косичками и Жорж Тариков продолжали жить в Новоселенске, закончили среднюю школу, а затем и фабзавуч.
Два года работал Жорж Тариков на заводе по слесарной специальности, после чего поступил в педагогический институт. На последнем курсе института у Жоржа тяжело заболели глаза. Институт он все же успел окончить и учительствовал в деревне Детьковичи… Из-за плохого зрения Жоржа Тарикова не взяли на военную службу.
Случилась беда с Федей Носарем: на соревнованиях по прыжкам в высоту Федор сломал ногу, долго лечился в больнице, ходил на костылях, но так хромым и остался.
Накануне войны новоселенские комсомольцы избрали Ивана Козака своим секретарем.
— Его перестали звать Цыганом? — спросила Женя.
— Не перестали… Его и сейчас по старой памяти, случается, зовут Цыганом… Хотя какой он теперь Цыган? Седой, разве только брови…
— Это верно, — согласилась Женя. — Дядя Иван Сергеевич на цыгана никак не похож.
— Когда началась Великая Отечественная война, Ивана Козака оставили в районе комиссаром партизанского отряда. В отряд вступили и Федор Носарь, и Тамара Плахтина.
…Ноябрьским вечером тысяча девятьсот сорок второго года Федор Носарь, откомандированный по партизанскому делу в Новоселенск к деду Свириду, встретил Жоржа Тарикова.
Федор вышел из ворот дома, где жил дед Свирид, и у самых ворот столкнулся с Жоржем.
Сразу они друг друга не узнали. А потом Федор узнал Жоржа. Федор хотел пройти мимо, но почему-то раздумал. Ему вдруг захотелось спросить Жоржа, что он делает в Новоселенске. Федор хлопнул Жоржа по плечу, тот вздрогнул от неожиданности и по привычке вобрал голову в плечи, как черепаха.
Но когда Жорж узнал Федора, то даже обрадовался и охотно рассказал, что школу в Детьковичах немцы закрыли и он служит теперь в новоселенском кинотеатре кассиром. Его взяли в кинотеатр потому, что он свободно говорит по-немецки, а главное, потому, что его отец, Григорий Михайлович, имел когда-то лавку и несколько собственных домов.
В свою очередь Жорж спросил, как живет сам Федор и чем занимается.
Федор ответил, что живет в деревне у знакомой колхозницы, а занимается чем придется, он немного умеет чинить обувь. Тогда Жорж без обиняков спросил: не знает ли Федор, как связаться с партизанами? Жорж сказал: он потому так прямо спрашивает, что они с Федором друзья с детства, он доверяет Федору. И еще Жорж сказал, что мог бы быть полезен партизанам, так как служит в кинотеатре кассиром, туда постоянно ходят немецкие офицеры и солдаты, а он, Жорж, хорошо знает немецкий язык.
Федор ответил, что ему неизвестно, как связаться с партизанами, сейчас поздно, а до деревни — не близкий конец. Как-нибудь в другой раз он соберется в Новоселенск и тогда постарается повидаться с Жоржем.
Жорж дал Федору свой адрес.
Об этой встрече Федор Носарь в ту же ночь рассказал комиссару партизанского отряда Ивану Козаку.
Случилось так, что спустя несколько дней после разговора Федора с Жоржем немцы расстреляли деда Свирида.
В то же время немцы начали прочесывать леса вокруг Новоселенска. В те дни партизанскому отряду пришлось круто. В одной из стычек с фашистами погиб Федор Носарь.
Отряд скрылся в лесных дебрях, окруженных со всех сторон болотами, куда не только немцы, овчарки немецкие страшились показываться.
