Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
Но Армас его уже не слушал:
— Полковник Леон, наш друг мистер Лайкстон обожает мальчишек. Две — три встречи на улице... Случайные, разумеется... с разносчиком пирожков или юным клерком. Внушите им, что за преданность нашим идеям их ждет щедрая награда.
— Слушаюсь, организовать случайную встречу с преданным мальчишкой, — отчеканил полковник.
— И побольше во всем этом гибкости. Триумфальные арки, приветственные стяги, ковры из живых цветов — все должно быть подчинено встрече гостя. Стреляйте, жгите, вешайте, но сьюдад Гватемала должен смеяться!..
В президентском дворце прошла целая серия совещаний, и после каждого Линарес возвращался в свою загородную виллу взбешенным. Ради получения высокой должности он готов был пойти на любое унижение. Но маньяк с вздернутой тульей н выпученными глазами требует невозможного. Линарес исподволь готовил капкан для всей подпольной верхушки. Он ждет сигнала от Ласаро. Поспешностью можно только сорвать задуманную операцию.
Однажды он приехал в особенно мрачном настроении. Ярость душила, и Линарес не заметил, что расхаживает по веранде, где с беспокойством следят за его порывистыми движениями Аида и Хусто.
— Папа, у нас гость, — остановила его Аида.
— Всем молчать! — заревел Линарес. — Гостям, хозяевам, красным, черным! Говорить будет мистер Лайкстон. Ни одной листовки... Боже мой, этот наивный президент сведет меня в могилу. Ни одной листов... Слепец, маньяк, самозванец, мнящий себя любимцем толпы...
— Сеньор, — вежливо сказал Мигэль, — я не могу вам помочь в беде?
— А, что? Кто здесь? — Линарес узнал гостя и усмехнулся. — Что ты можешь, Хусто, если даже я, стреляный волк, бессилен? Не принимай всерьез вопли и стоны — дон Кастильо поставил передо мной трудную задачу. Мы ждем личного представителя американского президента, и город Гватемала должен смеяться.
Он подошел к столу, налил себе рюмку мадеры и, морщась, пригубил:
— Чересчур приторно. Боюсь, что приторная улыбка не очень понравится мистеру Лайкстону.
Он ушел в кабинет, расположенный в глубине виллы.
— Папа последнее время очень нервничает, — сказала Аида. — Как ты думаешь, Хусто, скоро мы заживем спокойно, как в былые времена?
Глаза Мигэля насмешливо сверкнули. — А ты помнишь эти... былые времена? — спросил он.
Что ты, — смутилась Линарес. — Я была совсем маленькой, когда мы бежали из Гватемалы. Но папа много раз рассказывал о нашей жизни. Когда он проходил по улице, индейцы жались к стене.
Мигэль прыснул:
— Ну нет, — сказал он уже серьезнее. — Такое, конечно, не вернется. Индейцы осмелели. К стенам они жаться не будут. А спокойнее... Спокойнее будет. Не всем, я думаю. Тем, кто сильнее.
— Я к тебе очень хорошо отношусь, — покраснела девочка. — Ты сильный и смелый, Хусто. Я верю, что тебя будут бояться босоногие.
— Я хочу другой славы, — ответил Мигэль, думая о своем, — я хочу, чтобы меня боялись не босоногие, а обутые.
Он подумал, не сболтнул ли лишнего, и туманно заметил:
— Интересно потягаться с сильным. Слабого положить на спину — что в море плюнуть.
Аида следила за его речью и не упустила случая поправить своего гостя:
— Зачем же так грубо?
— Да уж такая поговорка у нас на побережье.
— На каком побережье? — не поняла девочка.
— На берегу реки Усумасинты, — чуть смешался Мигэль. — Я наблюдал там за сплавом леса.
Их разговор прервал полковник Линарес.
— Аида, ко мне на виллу приведут... одного... Позаботься, чтобы прислуга из кухни не выходила. Мигэль может подождать здесь.
— Хорошо, папа. А я тебе понадоблюсь?
— Как в случае с монтером. Переоденься и будь готова.
Аида вышла. Линарес засвистел и предложил Мигелю:
— Дон Леон уверял, что ты любитель сильных ощущений. У меня нет от тебя тайн. Побудь в кабинете во время допроса одного студента. Только — ни слова.
Пришлось согласиться. Мигэль уселся за книжным шкафом и потерялся в полумраке. Через несколько минут двое солдат втолкнули в кабинет худощавого светловолосого юношу. Он знал, что находится у врагов, тем не менее на губах его бродила мягкая, даже застенчивая улыбка.
— Молодой человек, — сказал Линарес, пристально смотря на юношу, — вы не можете пожаловаться на плохое обращение. Вас не били, не истязали, не морили голодом. Так?
— О, я не жалуюсь, — тихо сказал юноша. — Если бы не истязали половину населения, а вторую половину не морили голодом, — было бы совсем отлично.
— Вы не на студенческом комитете, Андрес, — многозначительно произнес Линарес; думая, что произвел впечатление своей осведомленностью, он язвительно прибавил: — Как видите, мы знаем, с кем имеем дело. В отличие от вас...
Андрес бросил быстрый взгляд на Линареса.
— Нет, почему же, — протянул он, — Гватемала дала вам кличку: Бочка Желчи, сеньор Линарес.
Линарес крикнул солдатам:
— Подождите за дверью!
Он хмуро перелистал дело Андреса и резко сказал:
— Повесить вас — дело минуты. Можно с решением трибунала, можно без него. Но вы молоды, красивы и хотите жить. Мне не нужно от вас ни показаний, ни нарушения подпольной клятвы. Одно слово — и вы свободны. Оно вас ни к чему не обязывает. Кондор в столице?
Мигэль прижался к стене шкафа: вот зачем ему понадобился студент!
— Я не знаю такого имени, — сказал Андрес.
— Врете! — фыркнул Линарес. — Все ваше подполье им бредило. Болотный герой, гордость Пуэрто...
— Я никогда не был в Пуэрто, — искренне сказал Андрес.
— Охотно вам верю. Но имя Кондора вы не могли не слышать.
— Я догадываюсь, что речь идет о какой-то подпольной кличке, — заметил Андрес, — но повторяю, я никогда не видел этого человека.
— А кто вами руководит?
— Наш ректор, один из самых уважаемых ученых американского континента...
Не считайте меня дураком, — прервал его Линарес. — Я говорю о подполье.
— Сеньор Линарес, вы ошибаетесь. Не скрою, что я участвовал в студенческих демонстрациях, но этим моя политическая деятельность и ограничилась.
— Адальберто Барильяс утверждает обратное.
— Лжет. Он не посмел бы сказать мне это в глаза.
— Кто вами руководит в подполье?
— Вы повторяетесь. Такой вопрос уже был, — мягко отвел его назойливость Андрес.
Мигэль знал, что сейчас последует удар, но не догадывался, откуда Линарес его готовит. Шеф тайной полиции повернул под столом какой-то кран, и сильная струя горячей воды обожгла лицо Андреса.
— Руки прочь от лица! — крикнул Линарес. Мигэль боялся поднять глаза, увидеть лицо Андреса.
— Кто вами руководит? — раздался вопрос.
— Траур Гватемалы, — глухо ответил Андрес.
Снова зашипела вода. Струя настигала Андреса всюду; он метался по кабинету, как загнанный зверек, а Линарес глухо хохотал и повторял свой вопрос. Через четверть часа, так и не сумев подавить сопротивление студента, он вызвал солдат и велел положить арестованного в соседней комнате.
— Я закушу и еще его обмою, — громко сказал Линарес.
Мигэль был готов вцепиться в горло палача и задушить его.
Линарес живо притянул Мигэля к стене и отодвинул заслонку. Сквозь щель Мигэль увидел распростертого на диване Андреса. А возле него сидела одетая в платье горничной Аида Линарес.
— Сеньор, — шептала она, обтирая лицо Андреса влажной тряпкой, — да посмотрите же на меня, сеньор. Я прислуживаю в доме этого палача. Если вам надо передать что-нибудь своим...
Мигэль чуть не застонал. Линарес прикрыл его рот ладонью.
— Не хохочи, — шепнул он. — Девчонка отлично работает, не так ли?
— Сеньор, — повторяла хитрая девчонка, — кому сообщить о вашей беде?
Андрес глубоко вздохнул и поднял голову.
— Спасибо, голубушка, — с трудом сказал он. — У меня в столице мало друзей... Вот разве молодой Барильяс... Разыщите его, милая, и передайте, что я был о нем лучшего мнения, чем он сам о себе.
— Адрес, адрес, сеньор, — шептала Линарес. — Я бегу из этого проклятого дома. Где мне укрыться?
Шеф тайной полиции затрясся в беззвучном смехе.
— Она будет великой актрисой, — выдавил он из себя.
Андрес застенчиво улыбнулся:
— Вас укроет любая рабочая семья, голубушка.
— Но я никого не знаю! — в напускном отчаянии воскликнула Аида. — Помогите же мне!
Андрес устало сказал:
— Оставьте меня, сеньорита... Вы идете по дурному пути.
Он потерял сознание. Линарес чертыхнулся. Мигэль торжествовал. Что, получила, мерзкая крокодилиха!
Он чувствовал, что больше не в силах терпеть, и хотел попрощаться, но зазвонил телефон. Линарес взял трубку.
— Да, это я, Генри. Положение критическое. Передайте Королевской Пальме...
Мигэль насторожился.
— Если к утру, — приказал шеф полиции, — он не выдаст мне хотя бы половину головки, я выдам его всей головке. Припугните его хорошенько, Генри. Посильнее.
