Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
— Он искал, — вмешался агент. — Только он больше потерял, чем нашел.
Слова агента снова прозвучали загадочно, и на сердце Хосе стало тяжелее.
Они мчались в царстве развалин, и Хосе всматривался в удивительные контуры того, что когда-то называлось дворцами, а сейчас получило имя руин. Казалось, рука могучего гиганта придавила башню и разбросала ее стены в высокой густой траве. Другая рука вырвала из собора могучие колонны, облицованные черепаховыми панцирями, и поставила их одинокими стражами посреди зеленого сада.
Начальник местного отделения полиции, тучный и хитроватый, задает Молине вопросы медленно, исподволь:
— Вы интересуетесь антикварными вещами, сеньор? Гм... что же вы у нас приобрели?
— Несколько безделушек, — небрежно роняет Карлос. — Два — три медальона, черепаший гребень, кокосовый орех с наружной резьбой, вазу с цветной росписью.
— Так, так. Вы интересуетесь и живописью?
Карлос чувствует, что начальник полиции подбирается к главному. Но что скрывается за его вопросом? Может быть, они задержали Грегорио, который нес для отвода глаз картинку? Дьявольщина, — как это узнать?
— Я интересуюсь только той живописью, — хладнокровно ответил Карлос, — которая относится к шестнадцатому или семнадцатому веку.
— А эта живопись, — начальник выдвигает ящик стола и показывает Карлосу старинную миниатюру с видом на Антигуа, — она по вашему ведомству?
Пауза. Миниатюра была у Хосе — Карлос ясно помнит. Он сам ее вручил Хосе, чтобы в случае ареста мальчик мог сослаться на миниатюру. Хосе должен был сказать, что ищет к ней парную. Значит, он обронил ее и, вероятно, в запретной зоне, если полиция заинтересовалась Хосе. Признаться, что миниатюра принадлежит ему, или отрицать? Нет, в мелочах лучше соблюдать правдивость.
— Да, миниатюра принадлежит мне, — подтверждает Карлос.
Начальник посмеивается.
— Вы удобряете миниатюрами нашу и без того плодородную землю, — подшучивает он.
— Мой мальчишка искал к ней парную, — поясняет Вельесер.
Начальник хлопает в ладоши. Полицейский вводит парня с наглыми, зелеными глазами.
— Ты его видел? — спрашивает начальник у Хосе.
— Он толкнул меня, — отвечает Хосе, — это было на...
Запнулся. Его могут спросить, что он делал на рынке. Парню, как видно, и самому не хочется прослыть рыночным вором. Он предупреждает Хосе:
— Мучачо околачивался у монастыря Святого Франсиско. Глазел по сторонам и ловил ветер. Я тоже ловил...
Хосе кивает. Начальник приказывает увести вора, передает сеньору Молина миниатюру и рассыпается перед ним в извинениях за то, что отнял у приезжего из столицы дорогое время.
— Это я должен благодарить вас, — любезно отвечает Карлос, — хотя, признаться, я и пропускаю деловое свидание.
Последнюю фразу он говорит для того, чтобы в будущем полиция его беспокоила реже. Но начальник понимает его слова по-своему.
— Мы это живо уладим, сеньор Молина. Моя машина в вашем распоряжении на целый день. Берите и возместите потерянное время. Не отказывайтесь — вы обидите меня, а обид я не прощаю.
Карлос улыбается: а ведь будет оригинально — подпольщик разъезжает на машине начальника полиции.
Он благодарит и выходит. Хосе идет за ним. Напротив сидит на камне Педро, сидит и не отрывая взгляда смотрит на подъезд полицейского агентства. При виде Карлоса и Хосе он шумно вздыхает и кому-то говорит:
— Вы свободны, леди и джентльмены. Экскурсия окончена.
Незнакомые люди появляются из-за развалин и растворяются в соседних переулках. Насвистывая, Педро бредет в вифлеемскую гостиницу, где его ожидают туристы — на сей раз истинные.
Карлос говорит Хосе:
— Догони Педро. План не меняйте. И помни, что мы здесь последние сутки.
Малолитражный автомобиль в ожидании пассажира застыл у подъезда. Шофер, зевая, говорит:
— Мы долго будем кататься, сеньор?
Карлос о чем-то размышляет и, стремительно повернувшись, возвращается в кабинет начальника.
— Сеньор, я рассчитываю на вашу любезность до конца. Если позволите, я отпущу шофера. Марка машины мне знакома, а некоторые деловые разговоры предпочтительнее вести без свидетеля.
— Что ж, устраивайте свои делишки, — прищурился начальник полиции. — Только не забывайте нас, простых смертных, в своих операциях.
Карлос Вельесер весело рассмеялся, отсчитал несколько банковых билетов и, не слушая шумных протестов собеседника, сунул их к нему в карман.
— Должен же я оплатить расходы на горючее, — шепнул он и откланялся.
— Антонио! Макарио! — крикнул начальник своим агентам так, чтобы посетитель слышал. — Сеньор Молина мой личный друг и имеет право ходить и ездить, куда ему вздумается. Поняли, бездельники?
Не опасаясь больше слежки, Карлос Вельесер повел машину прямо на ближайшую плантацию кофе. На развилке дорог он посадил в машину удивленного Грегорио Кинтана и, смеясь, объяснил:
— Начальник полиции мой личный друг. Мы можем начинать забастовку от его имени.
Кинтана покачал головой.
— Я слышал о тебе много разных историй, человек из Пуэрто. Говорили, что ты дрался в Испании. Все считали тебя мертвым, а ты вдруг сошел на берег в Пуэрто. Говорили, что ты заманил армасовцев в болото, а сам вынырнул на другом берегу Рио Дульсе. Я не всему верил... Но ты удивительный человек. Мы называем таких везучих — «человек с легкой походкой».
Карлос помрачнел и некоторое время вел машину молча.
— Да, я страшно везучий человек, Грегорио, — наконец сказал он. — Враги погубили мою мать, сгноили в ссылке жену, отняли у меня молодость, а в тюрьмах и концлагерях я просидел чуть ли не полжизни. — Он вздохнул. — И все же я счастлив. Мне не смогли перекрыть дорог, у меня не смогли отнять людей, явок, паролей, воззваний, митингов... Кто испытал счастье увидеть улыбку на лице пеона, — может считать, что жил! Я живу, Грегорио! Я счастлив!
На границе плантации их ждали. Сборщики кофе сидели у изгороди. Один из них, с взлохмаченной рыжей шапкой волос, из-под которой сверкали редкой голубизны глаза, подождал, пока приезжие усядутся на землю, и продолжал разговор с товарищами:
— Третий месяц не дают жалованья. Сунулись к боссу — выгнал: «Американцы, — говорит, — у меня кофе не берут. Откуда взять деньги?..» Это наш-то кофе не берут! До чего дожили, парни. Нашу республику маисовой дразнили, а где наш маис? В лавки завозят гниль. А фасоль наша куда испарилась? Может быть, приезжий объяснит? А перец почему в цене подскочил? Что делается, парни? Голова кругом идет.
Взгляды устремились на Карлоса. Он пожал плечами.
— А я, сеньоры, к вам за отгадкой приехал. На рынках столицы кофе хоть завались, — никто не берет. Иностранцы везут к нам кукурузу и фасоль. Неужели, думаю, наши маисовые поля оскудели? Армаса поймали за руку: президент получил взятку в двадцать пять тысяч долларов за то, что разрешил плутоватому купцу гнилой маис сбывать гватемальцам. И у меня голова кругом идет, сеньоры.
Голубые глаза рыжего сборщика заискрились смехом; он крикнул:
— Вот вам и отгадка, парни. Кто президента поит, — тот и корову доит. Армаса гринго на штыках к нам принесли, а кто его вынесет? Подходи — записывайся в отряд по выносу тела Армаса.
Люди ответили дружным смехом. Как видно, план у кофейных рабочих созрел давно. Карлос с радостью наблюдал, как гнев народа отливался в крупных корявых подписях, которые ставили сборщики на листах партизанской клятвы. Высокий веснушчатый рабочий прижал к листу большой палец.
Его сосед потянулся за карандашом, но тотчас отвел руку. Уставясь в землю, глухо сказал:
— Не могу уйти с вами, сеньоры. Четверо ребят дома. Жена больная. Хоть убейте, — не могу.
— Мы тебя не неволим, — печально сказал рыжий сборщик. — Мы сами со слезою выйдем из дому. Мы счастье себе и детям добывать пойдем. Оставайся с семьей, Росалио.
— Останься, — загудели рабочие. — Четверо детей! Понимаем.
— Спасибо тебе, Марио, — поклонился Росалио вожаку. — И вам спасибо, сеньоры. — Он встретил сочувственные взгляды товарищей и неожиданно потряс кулаком. — Жалеете? Может, думаете: струсил Росалио? А я не останусь. У меня четверо — мне четыре счастья требуется! Не останусь. С вами пойду.
— Ты хороший парень! — крикнул рыжий Марио. — Ты добудешь четыре счастья. Верно я говорю, парни?
На многих плантациях побывали в этот день Карлос Вельесер и его спутник. Они проезжали по склонам горы, где нежные кофейные посадки под защитой более высоких деревьев обещали ярко-красными цветами богатый урожай. Но он никому не был нужен, этот урожай, и голодные, разоренные сборщики установили между рядами кустов щиты с меловыми надписями: «С этих участков мы не будем больше собирать кофе. Ни одного зерна для американских спекулянтов!»
