Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
— Вот сейчас разговор по-мужски, — сказал Донато. — Наше решение передаст Андрес.
— Опять Андрес? Да вы сговорились все!.. Я знать не желаю вашего Андреса. И вообще... Вы сами по себе, я сам по себе. Поняли, ребята?
— Поздно ты решил отделиться, — усмехнулся Андрее. — А клятву забыл?
— Я плюю на вас и на клятву!
— Но мы не плюем, — жестко сказал Андрес. — Слушай хорошо, — я дважды повторять не буду. Ты сейчас сядешь на поезд и уберешься из столицы: в Сакапу или куда знаешь. Если кого-нибудь из нас посадят, тебе несдобровать. Мы прикончим тебя, где бы ты ни находился.
— Руки коротки!
— Мы решили дать тебе последнюю возможность стать человеком, — с презрением сказал Андрес. — Ты уберешься до вечера. Если приведешь армасовцев, запиши себя в покойники.
— Я хочу учиться, — пробормотал Адальберто.
— В столице ты лишний. Они не оставят тебя в покое, пока ты здесь. Кроме того, учатся не только в съюдад Гватемала.
— Я не уеду... Я обращусь к властям...
Адальберто остался один. Он тяжело дышит. Он готов испепелить их всех. Они не посмеют его тронуть. Пустые угрозы. Он никуда не уедет.
Он выбегает из номера и, как бомба, влетает в каморку консьержки:
— Сеньора Хасинта, если меня спросят...
Милая, добрая старушка смотрит на него строго и неприветливо:
— Мне сказали, что вы оказались скверным человеком, Барильяс. Я просила бы вас не врываться ко мне столь фамильярно.
— Клевета, сеньора!
— Один редко бывает правым, молодой сеньор! Говорят, вы уезжаете? Счастливого пути.
Адальберто идет по коридору и старается поклониться каждому, кого встречает. «Кивни мне, — словно молят его глаза, — и считай, что ты подарил мне сто кецалей». Но студенты не замечают Адальберто, — университет уже знает правду.
В студенческой закусочной он робко выбирает место у стены, и сразу же, не сговариваясь, трое сидящих здесь поднимаются и переходят за соседний стол. Официантка долго, мучительно долго не подходит и, наконец, дерзко выкрикивает издали:
— Этот столик не обслуживается!
Адальберто поднялся. Соседи слышали слова официантки, но никто не предложил молодому юристу место. Высокий флегматичный юноша, подметив взгляд, брошенный Адальберто на свободный стул, демонстративно занимает его портфелем.
— Хорошо, — громко сказал Адальберто. — Мы не заплачем. Плакать будут другие.
Ему ответили свистом. Он вышел из закусочной, кусая губы.
То же самое повторилось на лекции. Рядом с Барильясом скамьи редели.
В перерыве он подошел к профессору, под руководством которого готовил реферат,[74] и сообщил, что работа подвигается успешно. Но профессор не проявил энтузиазма.
— Мне сказали, — смущенно заметил он, — что вы нас покидаете, Барильяс. Это не так? Что ж, принесите ваш реферат... Посмотрим... Только не в ближайшее время, нет... У меня сейчас перегрузка с учениками... Послушайте, а не выбрать ли вам руководителя посвободнее?
Адальберто пожаловался декану факультета. Его третируют. Его вынуждают бросить университет. Профессор отказывается им руководить. Он не заслужил такого отношения. Если речь идет о грязной сплетне, пущенной его врагами...
— Молодой человек, — прервал его декан. — Я тоже когда-то учился в университете, но на студенческой скамье у меня не было врагов. Лучшее, что есть в жизни, — это студенческая дружба. Впрочем, это дело ваших личных убеждений. Если же вам нужен длительный отпуск для устройства личных дел, — я готов его предоставить.
Намек был слишком прозрачен. Адальберто едва не задохнулся от бешенства. Он вышел из университета, полный желания поджечь его вместе со всеми студентами и деканом. В мозгу роились мстительные планы. Перед ним словно маячили ненавистные ему лицо Андреса, насмешливая улыбка Донато, карие глаза Рины, в которых застыло презрение. Но больше всего он желал расквитаться с Андресом.
Он всегда ненавидел Андреса. Не из-за Рины, конечно. Рина была только предлогом. Он вспомнил их первую встречу. Щеголевато одетый Адальберто оказался в бригаде по разборке библиотечного фонда, которой руководил Андрес. Оба были новичками и еще не освоились с университетскими порядками. Андрес мельком оглядел своих новых товарищей и посоветовал Адальберто:
— Сеньору лучше переодеться. Шелковому полотну противопоказана книжная пыль.
Он говорил серьезно, но Адальберто почудилась насмешка, и он, дерзко оглядев зачиненный костюм новичка из Кецальтенанго, резанул:
— Не у всех с собой, как у вас, целый гардероб платья.
Андрес покраснел и ничего не ответил, но Адальберто запомнил, с какой неприязнью студенты на него посматривали, и не мог этого забыть Андресу.
Собственно, столкновений у них не было. Но серебряный кубок лучшего спринтера,[75] который Адальберто считал уже своим, получил Андрес, опередивший его на одну десятую секунды. И в диспуте «О величии и счастье», для которого Адальберто подготовил блистательную речь, положил его на обе лопатки тоже Андрес. С того памятного вечера он затаил к Андресу ненависть жгучую и мстительную. Ах, какую речь испортил ему этот плебей![76] Молодой юрист доказывал, как сильная воля приводит к величию. Он называл имена гватемальских президентов и восхищался тем, как они становились президентами. Двадцатитрехлетний Рафаэль Каррера, сколотив группу смельчаков, въехал в столицу и объявил себя неограниченным правителем страны. Эстрада Кабрера ворвался на заседание министров и, приставив к их носам револьвер, весело воскликнул: «Джентльмены, я новый президент Гватемалы!»
В этом месте речи молодого Барильяса Андрес попросил внеочередное слово, чтобы дать короткую справку. Под хохот зала он заявил:
— Сеньоры! Величие вешателя Карреры оратор, видимо, видит в том, что он погрузил Гватемалу в могильную тишину. Эстрада Кабрера, напротив, велик тем, что при нем все кричали... от горя. Чудесная пара гениев, сеньоры!
И, не дав Барильясу опомниться, заключил:
— Я вижу великого человека. Памятник ему — банановое дерево. Имя ему — пеон.
Студенты бурно зааплодировали. Адальберто воспринял их восторг как свое поражение. Воспоминание заставило его снова побледнеть. Он мысленно перенесся в обстановку утреннего разговора. «Андрес... Андрес... Ты заплатишь мне за унижение. И вы все тоже!»
Адальберто не заметил, что разговаривает сам с собой. Вбежал в первое попавшееся кафе и набрал номер полицейского бюро. Ему обещали прислать агентов тотчас же. Он бросился к стойке и залпом осушил стакан горячего рома. Швырнул монету бармену и, шатаясь, выскочил на улицу. «Я пошлю ему пулю, а ей цветы! — крикнул он себе, заметив напротив цветочный магазин. — Наслаждайтесь, мерзавцы!»
Здесь его и узнала Росита. Она испугалась и отшатнулась, но он не смотрел на нее, схватил первый попавшийся ему на глаза букет лилий, отсчитал несколько монет и с нервным смехом понесся обратно в дверь.
Росита последовала за ним и увидела его среди полицейских.
— Вы найдете его в университете! — возбужденно говорил Адальберто. — Высокий, беленький... Вожак всему...
Росита побежала звонить по телефону. Ривера коротко попросил не выпускать Адальберто из виду.
В слезах девочка бежала за Барильясом. Он петлял по улицам и что-то бормотал. Однажды он обернулся и остановил на ней мутный взгляд, но тотчас зашагал дальше. Потом вернулся и хрипло крикнул:
— Кафе «Гватемала». Я узнал тебя, девчонка.
Росита смотрела на него с ужасом. Он тихо рассмеялся и сказал:
— Значит, ты слышала, как я уговаривал ее вступиться за беглеца? Андрес не уговаривал ее? Нет? Ну, так передай ей цветы от любимого Андреса — букет от покойника.
Неожиданно он схватил ее за горло и ударил по лицу.
— Шпионишь, дрянь? Мне давно хотелось подарить тебе такую штучку.
— Дева Мария! — вскрикнула девочка. — Дай мне силы, чтобы я могла его задержать!
Она прокусила ему палец, и, когда он взвыл от боли и занес руку, чтобы вторично ее ударить, Росита низко — так делал в драках Мигэль, она не раз видела — пригнула голову и быстрым движением толкнула врага в солнечное сплетение. Адальберто схватился за живот и присел. Девочка бросилась к прохожим.
— Задержите его! Я вас умоляю — задержите! — всхлипывала она.
Одни не понимали ее, другие боялись быть замешанными в полицейское дело. Адальберто прополз два метра, встал на ноги и начал уходить. Он понял, что девчонка ему страшна. Росита шла за ним.
— Уходи, — процедил он. — Я убью тебя.
— Уходи! — раздался над ее ухом голос Донато. — Я-то уж не упущу.
— Он выдал Андреса, — шепнула девочка.
— Знаю. Андреса взяли. Уходи.
Адальберто сворачивал за угол. Бросив взгляд назад, он увидел Донато. Глаза его сузились: точным и цепким движением он вытащил пистолет из кармана, но Донато успел укрыться за выступ дома. Адальберто понял, что ему угрожает смертельная опасность. Он быстро перебежал дорогу и смешался с толпой прохожих. Снова перебежал дорогу. Полицейский, ему нужен был всего один полицейский. Но, как назло, поста здесь не было. Адальберто поднял голову и узнал окно Ласаро. Переждать — хотя бы четверть часа переждать у него. Ласаро его не выдаст.
