Владимир Кузьмин - Ожерелье императрицы
– Не выдадите, – согласилась маменька. – Даша и папа мне писали об этих приключениях. Но они же лишь дети! А тут нужны люди, обладающие умениями и особыми возможностями.
– Такие возможности в полной мере есть у Скотленд-Ярда. Но боюсь, что полиции невыгодно ими воспользоваться, – задумчиво произнес дедушка.
– И потом, я не собираюсь отпускать Дашу собирать улики и доказательства где-то в бандитских притонах!
– Об этом не может быть и речи! – согласился Александр Сергеевич. – Но вот дать им всю нужную информацию и попросить ее осмыслить… Это же можно?
– Лучше бы и этого не делать, – вздохнула маменька. – Только боюсь, запрети мы им, они сами… Пусть уж лучше под нашим присмотром.
Я тем временем успела глянуть на страницы газет. На сей раз почти все газеты разделили свои материалы в связи со смертью Алексея Юрьевича на две части. Большая была посвящена фальшивому ожерелью. В меньшей сообщалось о поимке преступника, и даже давался его портрет и описание. Вот они привлекли мое внимание куда больше, нежели сплетни про ожерелье и мнимую аферу. Говорить о тех мыслях, на которые они меня навели, здесь и сейчас я не стала.
– Мы все равно собирались посмотреть место преступления, – сказала я. – Вот этим и займемся. А Антон Петрович нам расскажет все, что известно про ожерелье и про события того вечера и той ночи.
– Конечно, расскажу. Только вы меня спрашивайте, а то у меня в голове снова сумбур.
– Вот и замечательно, – сказала маменька, – после завтрака можете и поехать.
20
Таким образом, на месте преступления мы оказались только через три дня после его совершения. Петя настоял на том, чтобы осмотреть и стену, по которой влез преступник, хотя я полагала, что тут можно довериться Скотленд-Ярду. Даже Шерлок Холмс нередко говорил, что в сборе сведений и улик они способны перещеголять и его самого. Как и следовало ожидать, ничего интересного мы этим осмотром не добились. А сказать по правде, мы даже тех следов, оставленных грабителем, о которых говорил старший инспектор Мортон, не нашли. Скорее всего их смыло вчерашним ночным дождем.
После мы вошли в дом и поднялись по лестнице, ведущей из холла на второй этаж. Лестница на площадке под прямым углом разделялась на две части и вела в разные половины дома.
– Там проживаю я, а справа жил Алексей Юрьевич, – объяснил Антон Петрович. – Направо?
– Конечно. А прислуга была в доме?
– Да. Горничная, кухарка и экономка.
– Экономка-то зачем? – удивился Петя.
– Да не ведаю! – воскликнул с некоторой обидой в голосе Антон Петрович. – Можно подумать, что я сам не справился бы с ведением нашего хозяйства, после того как занимался этим на протяжении пяти лет. Так нет, графу вдруг возжелалось!
– А они все здесь проживали или были приходящими?
– Экономка спала в комнате внизу. А прислуга приходила и уходила.
Антон Петрович повернул в замке ключ и распахнул перед нами дверь.
– Вот здесь, стало быть…
– А экономка… она и сейчас здесь?
– Нет. Съехала. Как полиция сказала, что она больше не нужна, так и съехала. Даже жалованье за последнюю неделю не стала спрашивать. Может, забоялась, может, вдруг новое место нашла, не стала ждать расчета. Куда-то отправилась, а куда – не ведаю.
– Хорошо. Показывайте, что да как тут у вас.
– Да что тут показывать. Это мы называли кабинетом, хотя и гостиной можно наименовать. Столовались мы на первом этаже, там у нас столовая и кухня. А здесь так, эта комнатка да спальная. Здесь, можно сказать, ничего нашего и нет, все как сняли вместе с самим домом, так и есть. Граф даже писать предпочитал в спальной.
Мы прошли в спальню.
Она была заметно просторнее и светлее, нежели гостиная, и скорее всего при строительстве дома под спальню не предназначалась. Обстановка была столь же скромной, как и в гостиной, и при бо́льших размерах комната казалась недостаточной. Даже массивная кровать с балдахином выглядела чуть меньше, чем была в самом деле. Единственными по-настоящему дорогими вещами здесь были шелковое постельное белье, одеяла и сам балдахин на кровати. Все новое.
Вблизи кровати стоял письменный стол на двух тумбах. Было еще кресло и несколько стульев, но и они грудились поблизости от кровати, и все углы комнаты оставались пустыми.
Освещение было электрическим, но на стенах сохранились газовые рожки.
Из трех широких окон два выходили на фасадную сторону, откуда и проник преступник.
– Антон Петрович, вы когда уходили от графа, окна были закрыты? – спросила я, выглядывая наружу.
– В точности не скажу. Хотя нет, скажу. Сами окна были закрыты, это я в точности припомнил. Я ведь хотел задернуть портьеры, но граф сказал, что раз стоит такая приятная и совершенно не английская погода, то ему, пожалуй, будет приятно, если его разбудят солнечные лучи.
– А разве окна выходят на восток? – спросила я.
– Да выходят-то они на восток…
– На юго-восток, – уточнил Петя.
– Да, верно, – согласился Антон Петрович, – но вот парк перед домом совсем зарос, так что прямым лучам и не пробиться.
– Неважно. А форточки? Они были закрыты?
– А вот этого я никак не могу припомнить. Да и граф мог с ними поступить по своему разумению: запереть, если были распахнуты. Или наоборот.
– Петя, посмотрите, хорошо ли запираются форточки?
Петя принес стул и внимательно осмотрел защелки. Вернее, внимательно он осмотрел лишь ту форточку, через которую проник преступник.
– Даша, а вы заметили, что окна здесь устроены на русский манер? В Англии большинство окон не распахиваются, а поднимаются вверх. Хотя не думаю, что это нам хоть в малой мере интересно. А вот то, что защелка здесь сломана, очень интересно!
Антон Петрович задумался.
– Вы же меня спросите, была она сломана или нет? – бросил он на нас жалобный взгляд. – Не знаю! За те две недели, что мы здесь прожили, я пару раз по просьбе Алексея Юрьевича закрывал эту треклятую форточку. Но как закрывал? Просто дотягивался со стула до края – я ведь пониже Петра Александровича буду – и захлопывал. Держалась плотно, так что пользоваться щеколдой не было необходимости. Чтобы открыть, мне уж на подоконник требовалось встать и за ручку дергать.
– Эх! Знай мы, что она была исправна, может, для нас это что-то и значило бы, – вздохнул Петя и слез со стула. – А тот ящик… то есть сейф, вы, наверное, к себе перенесли?
– Да тут он. Вот, извольте взглянуть.
Сейф действительно стоял в спальне, рядом с боковой стойкой письменного стола, но так, что от входа его и не видать. Петя присел рядом и присвистнул. Я чуть было не сделала ему за этот свист замечание, но, увидев причину, забыла об этом. Сейф был прикреплен к полу хитроумным приспособлением: он был одет ушками, к нему приделанными, – я их и не заметила, когда видела сейф в первый раз, – на штыри, вделанные в пол. Сверху на штыри были наверчены две гайки-замка. То есть гайки были устроены так, что одновременно являлись и гайками, и замками. Ну или замками, способными быть гайками. Никогда прежде о таком не слышала.
– Ушки эти, – видя наше недоумение, принялся объяснять Антон Петрович, – выдвигаются из днища. Их задвинутыми и не разглядеть. И штыри эти мы с собой возили. Они, да изредка какие-то маловажные бумаги, в нем только и лежали. А так этим приспособлением мы по назначению ни разу и не воспользовались. Ни к чему это было, если вся ценность сейфа он сам и есть. Да и мало кто из хозяев дозволит портить пол или стену. Ну и возня со всем этим та еще.
– Даже так? – удивился Петя. – А в Лондоне, стало быть?..
– А в Лондоне, стало быть, вдруг Алексей Юрьевич распорядился все обустроить, так сказать, по всем правилам.
– Угу, угу, – угукнул Петя. – Забавно.
Мне тоже это казалось странным, но все вопросы, которые я собиралась задать Антоше, были мною заранее разделены на несколько частей по определенной системе. И забегать вперед мне не хотелось. Нужно одно дело доделать, а уж потом за следующее хвататься.
– Антон Петрович, вам, верно, не очень понравится…
– Показать, как лежал Алексей Юрьевич? – Антон Петрович перехватил мой взгляд, брошенный в сторону кровати, и угадал, о чем я собираюсь спрашивать. – Э, я уж столько раз на такой вопрос ответил…
Я сочла эти слова совершенно невинными, но Петя нашел нужным спросить:
– Это что же, в полиции вас столько раз переспрашивали?
– Да полиция сама все видела! Алексей Юрьевич, царство ему небесное, здесь же находился, когда они приехали… Это из посольства про все досконально расспрашивали сто раз. Вроде все уже услышали, что только можно сказать. Нет же, все спрашивали и спрашивали. Ну и смотреть сюда не один раз приходили. – Антон Петрович непонятно передернул плечами, то ли его уже пробирала дрожь от необходимости повторять все снова и снова, то ли все ж таки от неприятных и тяжелых воспоминаний передергивало.
