Герман Балуев - Командир Иванов
Но однажды река, остекленев, покрылась гибким голубым льдом. Лева сидел на берегу и смотрел, как желтыми жгутами ходят подо льдом косые струи, как всплескивается в промоинах вода.
Он пришел в лагерь. Иванов поставил его на конопатку. И показал, как надо работать. Три дня Лева мучился, запихивая мох между бревен. А на четвертый молоток притерся к его руке. Лева повеселел. Он вошел в азарт. Он, как дятел, стучал и насвистывал песню.
— Азарту ему не хватало, азарту! — пробормотал Иванов и перестал следить за Левой. Он стал думать о ком-то другом.
Лева сам подошел к командиру.
— Странно, — сказал он. — Одно и то же — сегодня противно, а завтра — просто удовольствие.
Иванов усмехнулся:
— Отчего бы это?
Событие семнадцатое. Вертолет
Мороз ударил внезапно, ночью. Замерзшие ребята вылезли из палатки и собрались у костра. Земля звенела под сапогами. Луна слепила. И в этом сверкающем мире люди показались себе такими слабыми и беспомощными, что переглянулись: где Иванов? Иванова не было. Он спокойно спал. Его немедленно разбудили.
— Хорошо! — сказал Иванов, подсев к костру. — Зима. Поработаем наконец.
И все посмотрели на залитый лунным светом сруб дома — правда, без крыши, дверей и пола.
Женя налила всем чаю.
— Чай — самая душевная вещь, — сказал Иванов. — Если мороз.
— Ну его, этот чай, — пробурчал Дед, с готовностью принимая горячую кружку, — с этим чаем одна беда… Когда я был маленьким, мама моя умерла, сели мы в поезд с отцом — я и сестренка. Мне — года три, сестренке — шесть… Станция… Отец веселый. «Выходи, братва, — говорит, — пересадка. Я за чаем». И сгинул.
— Как же так, Дедуля? — прошептал Лева, но, вспомнив, что он теперь другой, сделал лицо твердым, как у Иванова.
— Возьми еще сахару, — сказала Женя. И сама бросила в кружку Деда три дополнительных куска.
А Игорь ударил кулаком по колену.
— Эх, попадись твой отец, я бы ему показал! — И так сжал кружку, что даже немного сплющил.
— Ну-ну! — прикрикнул на него Иванов. — У нас не так уж много посуды!
Когда взошло багровое солнце, прилетел вертолет. Это была грузовая машина МИ-6. Вертолет поводил хвостом, прицелился и сел, распушив побелевшую траву.
Иванов, сорвав самый лучший балык, пошел с ним к вертолету.
Пилот выскочил, и они обнялись.
— Здорово, борода! — ликовал пилот, коренастый румяный парень. — Все в тайге и в тайге… Когда мы встретимся с тобой на черноморском пляже?
— То одно, то другое, — радостно пробасил Иванов. — Теперь вот БАМ попросили построить.
Летчик захохотал, заскрипел кожаной курткой.
— Орлы, — закричал он бодро. — Кончай ночевать, начинай работу! Давай, давай, давай!
Иванов вручил ему желтый балык.
Пилот засмеялся:
— Спасибо, старче!.. Но не это давай. Давай мне в темпе разгрузку. Мне сегодня еще раз небо пахать. Для твоего десанта, кстати. Базы будем кидать. Готов?
— Буду как бога ждать. Базы кинем, сразу пойду вперед.
— Только бы погода!
— Только бы погода! — как эхо повторил Иванов, прикидывая, где лучше разбросать базы — бочки с горючим и продуктами — на трассе, по которой им предстоит пройти.
Вася вскочил в вертолет, и вскоре оттуда спустился бульдозер. И вел его Вася, похожий и не похожий на себя: такой он был сдержанный и полный достоинства.
Еще в вертолете оказались: шубы, стеганые брюки, валенки, кроличьи шапки, меховые рукавицы, окно со стеклами, дверь, доски и много продуктов.
И, глядя, как лихо разгружается вертолет, пилот сказал:
— Кажись, ничего ребята?
— Детский сад! — пробасил Иванов. — Но — хороший.
Когда разгрузку закончили, пилот объявил:
— Орлы! — И все притихли. — Есть перевод. Любавину Игорю. На сто рублей. Кто получит?
— Вот сам пускай и получит, — засмеялся вылезший из бульдозера Вася. И, шлепнув Игоря по спине, подтолкнул его к пилоту. — А то он, бедняга, совсем без денег в тайге пропадет.
Игорь взял деньги и покраснел.
— Кто прислал? — спросил его строго Дед.
— Мама. Не понимаю зачем. Она же всю пенсию мне переслала… — Игорь развел руками.
— Нехорошо! — согласился Дед. — Значит, не верит мама, что ты сумеешь сам прокормиться.
Игорь мял деньги в ладонях.
— Дай-ка мне их взаймы, — попросил Дед. И обратился к пилоту: — Мне бы отцу послать.
— Можно, — сказал пилот. И подставил ладонь: — Сыпь!
Дед забрал у Игоря и отдал пилоту все ту же самую сотню. И написал на бумажке адрес.
Игорь уставился на него удивленно, а Лева ахнул:
— Дедуля! Значит, нашел ты отца?
— Сам нашелся. Заболел и меня отыскал. Некому, пишет, заботиться.
Голуб покряхтел, соображая:
— Выходит, он тебя бросил, а ты ему теперь переводики?
— Да уж, — согласился Дед. — Только бы выздоровел — ничего бы не пожалел!
Лева молча пожал Деду руку.
Винт вертолета пришел в движение, лопасти напряглись, и в лицо ударил пылевой вихрь. Ребята отбежали подальше.
Вертолет завис невысоко над ними, из кабины вывалилось что-то и упало к ногам командира. Это были огромные сапоги со всунутыми в них меховыми чулками-пимами.
— Никак не может без фокусов! — счастливо сказал Иванов и погрозил вслед вертолету. — А твой старичок оказался душевным, — сказал он Леве. — Надо будет и мне подарить ему портсигар.
Радостный, он сел у костра и стал примерять сапоги.
Событие восемнадцатое. Пурга
Не успел Иванов порадоваться сапогам, как день померк, сизым пеплом застлало небо, ветер свистнул и колыхнул снеговой крупой. Потом ударило снежным зарядом…
И пошло, и пошло! Пурга налетела мутными валами. Палатка вздулась и поднялась на веревках, готовая улететь. Съежившись, как птенцы, спиной к ветру, ребята сидели возле костра.
Узкое лицо Иванова стало серьезным. Усы и бороду залепил снег. «Вот тебе и базы… Беда! — подумал он. — Беда!» И крикнул:
— Достраивать дом!
И все поняли, что к ночи надо построить. Иначе будет плохо. Может быть, даже — гибель. И все поднялись… Они появлялись, как призраки, из белой слепящей мути — с досками, брусьями, ящиками гвоздей.
Игорь выбрал себе самое трудное: делать крышу — на бешеном снежном юру. Голуб покряхтел, посомневался, но полез за ним. Дед принялся делать пол. А Иванов — дверь и окно.
Вася, дождавшись, когда все работы будут разобраны, принялся за любимое дело: прилаживать печку. Трубу он высунул прямо под нос Игорю и немедленно затопил. Из трубы понесло искры и едкий дым.
— Спятил, что ли?! — заорал сверху белый, как сугроб, Игорь. — Крыши еще нет, а ты уже топишь!
— Исключительно для уюта, — сдержанно пояснил Вася.
И снова все молча взялись за работу — лишь топоры стучали да раздавались возбужденные крики Аллы, которая подсобляла то одному, то другому.
— Это великолепно! — восклицала она. — Умрем, но не сдадимся!
— Смотрите, горло застудите, — сказал Иванов.
Закончив пол, Дед отгородил досками что-то вроде кормушки для скота. Женя натаскала хвойного лапника, и его настлали вперемешку со снегом, который беспрерывно сыпался сверху.
К ночи дом построили. Печку раскалили докрасна, и дом взмок, как баня. Открыли дверь, чтобы выпустить пар. Густо пахло хвоей.
Когда чуть просохло, десант завалился на лапник спать.
Один Иванов сидел у печки в раздумье. «Погоды бы, — думал. — Погоды!»
— Тихо! — вдруг крикнул он, вскочил и прибавил громкости в Васином транзисторе.
По радио звучал голос начальника штаба. Он рассказал о Байкало-Амурской магистрали, о том, что со всех концов страны молодежь едет на эту стройку. А потом стал говорить о десанте Александра Иванова.
«Там, где непроходимая тайга и буреломы, идет сквозь чащу горстка комсомольцев — настоящих героев», — звучал его торжественный голос.
— Это о нас он! — ликующе прошептала Алла. И села рядом с Ивановым.
А он пересел к печке и закурил.
— Гер-р-рои! — сказал он мрачно.
И все пристыженно смолкли. Лишь Вася, который во всем находил смешное, как ни в чем не бывало сказал:
В новом доме под горой
У печи сидит герой.
Потому что он боится,
если выйдет, заблудиться.
Все заулыбались. А Иванов надел полушубок и вышел.
Метель налетала порывами.
Иванов посмотрел вверх. Грузные синебрюхие тучи плыли совсем низко. Сколько времени продлится метель? Сколько дней простоит десант? А на них надеются. Сотни людей ждут, когда они пробьют сквозь тайгу зимник — зимнюю автодорогу.
Он ввалился в дом и гаркнул:
— Приготовиться к движению!
И добавил, что сам он останется ждать вертолета. И Женя с ним останется тоже.
