Тимоте де Фомбель - Глаза Элизы
— Ты останешься с нами, Плюм, — утешила его Элиза.
Она давно догадалась, что в душе у Плюма Торнетта зияла незаживающая рана. Виго Торнетт рассказывал, что ребенком и юношей Плюм был веселым и болтливым. Немым он стал совершенно неожиданно. Немым и пугливым.
Спустился вечер. Иза наблюдала за сидевшей у очага молодежью. Элиза с гордостью вновь нарисовала гусеничными чернилами голубые полоски у себя на ступнях и теперь задумчиво глядела на огонь. Мо и Плюм, прижавшись друг к другу, крепко спали. В этом доме никогда еще не жило столько народу.
Изе вспомнилось, как она пришла на эту ветку пятнадцать лет тому назад. Одна на всем белом свете.
Тогда ей казалось, что до конца своих дней она будет жить в горе и отчаянии. Равнину она покидала, исполненная любви и счастливых надежд, крепко держа за руку своего Мотылька. И по дороге утратила все. С ней осталось лишь беспросветное горе.
Иза укрылась в пещерке, выдолбленной в коре одной из веток над Главной Границей. Эта пещерка и стала со временем разноцветным домом. Но тогда она забилась в нее в полном изнеможении. Она боялась всего. Ветер раскачивал ветки. Окружавшие ее ночные шорохи были иными, чем на равнине.
До родов оставалась неделя: семь дней и семь ночей до появления Элизы.
Иза лежала в пещерке, слушая скрип Дерева и повторяя имя любимого.
Чувствуя приближение знаменательного события, она особенно остро ощущала одиночество. Как помогло бы ей сейчас присутствие любимого Мотылька!
Одинокий человек хочет и сам исчезнуть…
Но как только Иза взяла на руки свою девочку, она поняла, что ошибалась. Поняла, что вот уже девять месяцев была не одна. В ту минуту, когда она решилась покинуть Травяную Равнину вместе с возлюбленным, в тот момент, когда на ее глазах убили любимого Мотылька, Элиза уже была с ней и никогда ее не покинет.
Четверо обитателей разноцветного дома спали рядышком всю ночь. Они согревались теплом друг друга возле тлеющих углей очага, забыв об опасности.
Мо думал о своей семье.
Плюм отгонял преследующих его демонов, вертя туда-сюда головой.
Элиза обдумывала план на завтра. Она решила, что с утра отправится на поиски Тоби, но не хотела пока говорить об этом маме. Тоби прятался где-то здесь, неподалеку. Нужно было только его отыскать.
Начнет она, конечно, с озера.
Иза не выпускала из рук маленький портрет Мотылька. Подарив ей этот портрет, он сказал, что его написал замечательный художник по фамилии Аламала. Иза благословляла человека, чья кисть запечатлела любимого.
Утром она расскажет Элизе историю своей любви. Расскажет дочке об отце. Лежа в ночной темноте, она подбирала слова. Слова, что свяжут между собой обрывки прошлого, превратят тени в лица.
Молодежь уснула, а Изе все не спалось.
Неподалеку от озера по заснеженным веткам скользила невысокая фигурка с дощечками на ногах. В зыбком свете луны она неслась с невероятной скоростью, огибая препятствия, скатываясь со склонов.
Тоби спешил к Элизе. Дощечки оставляли два параллельных следа, их четкий рисунок прерывался при прыжке или же когда Тоби ступал на бесснежный участок коры. Снег уже подтаивал, но леса лишайников на Нижних Ветвях хранили по-прежнему пухлые сугробы. Тоби скользил в потемках между стволами и внезапно выезжал на поляны, освещенные лунным светом.
Иной раз, вовремя не заметив на пути заснеженной почки, он взмывал в воздух как на трамплине. А приземлившись, несся с той же скоростью, поднимая за собой снежный вихрь.
Когда Тоби наконец остановился, уже занимался день. Он обессилел. При каждом выдохе изо рта вылетало облачко пара, казавшееся в предрассветных сумерках фиолетовым.
Озеро было рядом. Он не сомневался, что встретит там Элизу. Вдруг глаза у него защипало. Повеяло предрассветным ветерком, и Тоби почувствовал знакомый запах. Ему вспомнился день их первой встречи. Маленькая серьезная девочка, смуглая, как древесная кора, смотрела, как он купается. Он услышал ее голос… Глядя на озеро, Элиза сказала:
— Красивое.
Она научила его видеть мир.
Тоби стряхнул снег, налипший на дощечки. Еще несколько минут — и перед ним откроется озеро…
Он едва сделал первый шаг, как услышал позади себя свист рассекаемого воздуха. Обернулся и бросился ничком в снег… Бумеранг! Второй бумеранг чуть было не подсек его на снегу, но Тоби успел вильнуть в сторону. Бумеранг едва задел ему затылок, а мог бы снести полголовы… Тоби вскочил на ноги.
Оба бумеранга вернулись к хозяину. В лунном свете чернел силуэт Лео. Совсем недалеко, шагах в пятидесяти. Лео пристально смотрел на Тоби. Еще секунда — и он снесет ему голову.
Тоби поднял руку, притронулся к содранной на затылке коже. Ссадина кровоточила. Он сделал шаг и заскользил вниз по склону. Для борьбы у него были только голые руки, и взять ими Лео он не мог.
Ему вслед раздался свист двух бумерангов, брошенных одновременно. Тоби точно рассчитал момент, когда их траектории должны пересечься, и резко остановился. Бумеранги и вправду встретились прямо перед ним.
Он вновь покатил вниз по склону. И услышал щелчок: оба бумеранга были спрятаны в чехлы. Убрав оружие, Лео пустился в погоню.
Тоби обернулся и увидел, что враг преследует его по руслу ручья. Тоби согнул колени и наклонился вперед, наращивая скорость. Но и Лео, казалось, летел по льду.
Скала, нависающая над озером, была все ближе. Снега становилось все меньше. На голой коре дощечки Тоби затормозили.
Он остановился. Впереди зияла пропасть.
Лео ни на мгновение не упускал его из виду.
Тоби сбросил дощечки и стал спускаться пешком по крутой тропе между стволами мха. Впереди отливало сиреневым озеро, покрытое огромными белыми льдинами.
Срывающийся со скалы водопад напоминал стену — так много в него влилось талой воды.
Лео заметил, что Тоби исчез в Моховом Лесу. И тоже стал спускаться к озеру. Усталости он не чувствовал.
Мысли, тело — все было подчинено од ной цели: уничтожить предателя! Бывшего друга, чья семья была заодно с Облезлыми!
Лео жаждал отомстить Тоби за отца, убитого Облезлыми. Но когда он узнал, что Тоби отнял у него Элизу, гнев его превратился в испепеляющую ярость. Тоби был обречен.
Лео издал грозный вопль, и все вокруг задрожало. Эхо вернуло ему крик, словно бумеранг. Испуганная луна спряталась за пепельно-серым облаком. В несколько прыжков Лео достиг середины склона. Но Тоби исчез. Его нигде не было видно. Озираясь, Лео крутился на месте, не выпуская из рук бумеранги.
Тоби упал на Лео со скоростью ветра. Обхватил его руками и ударил ногой под коленками. Оба упали и покатились вниз по склону.
Сверху на поединок смотрела девушка — Мая Ассельдор.
Одежда на ней висела клочьями, руки и ноги были в царапинах и ссадинах, у нее не осталось сил даже на шепот.
Видя, с какой яростью сцепились противники, она поняла, что один из них сегодня погибнет.
Разомлев в тепле очага, Элиза задремала.
Но сквозь пелену подбирающегося сна вдруг различила и другое тепло — тепло материнской руки. Наверное, она заснула у мамы на коленях, и теперь мама гладила ее по голове. Так бывало давным-давно, в детстве, она почти забыла это чудесное ощущение и теперь наслаждалась им, будто впервые…
И тут до нее дошло: происходит нечто важное. Мальчики спят. За окном розовеет небо. Элиза почувствовала теплый шепот возле уха.
— Я никогда не говорила с тобой о твоем отце, — прошептала Иза.
Элиза затаила дыхание.
Иза начала свой рассказ.
Она рассказала о жизни среди трав, о появлении Мотылька, об их бегстве…
Элиза слушала. Ей казалось, что тело помнит покачивание в долгом путешествии, которое она совершила в животе матери. Она услышала смех отца. Элиза точно знала, что слышала его смех. Слышала, а не воображала, не видела во сне…
— У твоего отца до нас была другая жизнь. Он хотел, чтобы мы жили с ним на Дереве. Его жена умерла за два года до нашей встречи. Он мало о ней рассказывал.
Элиза слушала мать с закрытыми глазами. Ей вдруг стало легче дышать. Оказывается, внутри нее был узел, и теперь он развязался. Распахнулись ставни, и хлынула жизнь. Все внутри осветилось.
Слушая рассказ о том, как отец погиб уже на ветвях Дерева, Элиза расплакалась… Но ее печаль была светла. Умерший отец не перестает быть отцом. Его можно любить, им можно восхищаться. О нем можно плакать.
— Он бился до последнего, — продолжала Иза. — В него летели стрелы, но он продвигался вперед. Откуда летели эти стрелы, я так и не узнала.
Элиза теснее прижалась к матери.
— Кто мог продолжать стрелять в уже раненого человека? Он умолял меня бежать. И я послушалась. Из-за тебя, Элиза. Ты спасла мне жизнь. Ты уже жила у меня в животе.
