Тимоте де Фомбель - Глаза Элизы
— Кто мог продолжать стрелять в уже раненого человека? Он умолял меня бежать. И я послушалась. Из-за тебя, Элиза. Ты спасла мне жизнь. Ты уже жила у меня в животе.
Элиза открыла глаза. На ладони у мамы лежал небольшой овальный портрет.
— Посмотри, это твой папа.
Иза держала портрет Мотылька.
Элиза взглянула на него и снова почувствовала дуновение свежего ветра. Из-под тонкого слоя лака папа смотрел на нее как живой. Он не улыбался, но был счастлив.
Между живыми и мертвыми лишь тонкая преграда. И затуманивает ее горе.
Вдруг из-за спины Изы протянулась рука и выхватила портрет. Следом послышался всхлип и нечленораздельное бормотание.
24
Речь немого
Плюм лежал в дальнем углу разноцветного дома. Обеими руками он сжимал портрет Мотылька.
И говорил.
Элиза вслушивалась в его бурчание.
Немой Плюм говорит!
Нет, это были не фразы, не слова, а поток звуков, из которого можно было выудить отдельные слоги. И еще интонация. Плюм оправдывался. Оправдывался, что-то настойчиво повторяя и не выпуская портрета из рук.
Опомнившись от удивления, Элиза подошла к Плюму. Возле него уже сидел разбуженный странными криками Мо. Он тихо уговаривал немого:
— Успокойся, Плюм. Послушай меня…
Когда Мо протягивал к нему руку, Плюм начинал что-то лихорадочно твердить, произнося что-то вроде «неябил, неябил».
Элиза попросила Мо оставить ее с Плюмом наедине.
— Неяу-у-убил, — снова повторил Плюм.
Элиза попыталась разделить длинное слово на несколько.
— Не я убил? — переспросила она.
— Не я, не я, — торопливо подтвердил Плюм, мотая головой.
— Не убил кого?
— Не убил его.
И он показал на зажатый в руке портрет.
— Не ты его убил? — переспросила Элиза.
— Не убил, — выговорил Плюм, продолжая изо всех сил мотать головой.
— Я верю тебе, Плюм, — сказала Элиза. — Я тебе верю. Я знаю, что не ты его убил.
Иза и Мо внимательно слушали их разговор. Они видели, как Элиза положила руку на руку Плюма. Сделав небольшую паузу, она повторила:
— Плюм не убивал.
Плюм задышал ровнее.
— Плюм не убивал, — тихо повторяла Элиза. — Плюм не убивал.
И так же тихо спросила:
— Плюм видел?
Изу заколотила дрожь. Плюм снова принялся твердить:
— Не убивал, не убивал…
Элиза слушала его молча. Она ждала, когда снова можно будет задать вопрос. Плюм знал, кто убил. Плюм все видел. Плюм был свидетелем смерти Мотылька. Быть может, один и тот же человек исковеркал жизнь Плюма, лишив его речи, и отнял жизнь Мотылька, поломав судьбу Изы и Элизы?
Дав Плюму возможность успокоиться, Элиза опять спросила:
— Кто убил?
Плюм задрожал и закрыл лицо руками.
— Не убивал, — жалобно простонал он.
— Плюм не убивал, — ровным голосом повторила Элиза. — Я знаю, Плюм не убивал. А кто убил? Скажи, Плюм.
Плюм замотал головой. Он не хотел отвечать. Элиза его не торопила. Она оставила Плюма в покое, в том углу, куда он забился, и пошла к Изе и Мо. Но вдруг замерла, прислушалась… Плюм что-то тихо бормотал.
Она вернулась, вслушиваясь в бормотание. Плюм неотчетливо повторял два слова, шуршащие, как бумага. Элиза наклонилась к Плюму совсем близко и разобрала:
— Жо Мич, Жо Мич…
Плюм твердил и твердил это имя, пока глаза у него не закрылись, дыхание не выровнялось. Плюм заснул.
Убийцей отца Элизы был… Джо Мич.
Элиза осторожно разжала пальцы Плюма и взяла портрет. Рамка сломалась, лак, служивший стеклом, обратился в пыль, но хрупкий кусочек холста уцелел. Элиза бережно держала его в руках.
Она долго вглядывалась в лицо отца, потом перевернула портрет. На обороте круглыми красивыми буквами было написано: «Портрет Эля Блю написал Нино Аламала». Раньше задняя часть рамки закрывала надпись.
Надпись, которая, словно нож, врезалась в мозг Элизы.
Элиза обернулась к матери.
— Кто выбирал мне имя? — спросила она.
— Твой отец. Он хотел, чтобы тебя звали Элиза.
Элиза.
Эль — Иза.
Эль и Иза.
Сквозь дверную щель до ног Элизы дотянулся солнечный луч. Она встала и решительно направилась к двери. Иза молча смотрела на дочь. Элиза была очень бледной.
Внезапно дверь распахнулась, кто-то вбежал и в изнеможении упал посреди комнаты.
Яркий дневной свет ослепил Мо, поэтому он не сразу узнал сестру Маю. А узнав, рванулся к ней. Она же едва слышно проговорила:
— Тоби и Лео… на озере… Они… убивают друг друга…
Элиза перепрыгнула через очаг, перескочила порог и растворилась в сиянии света.
Она бежала к озеру. Бежала, не чуя под собой ног.
Бежала, повторяя: «Эль Блю. Моего папу звали Эль Блю».
На бегу она почувствовала, как из глаз хлынули слезы, оставляя на щеках мокрые дорожки. Тоби и Лео. Лео и Тоби. Они переплелись у нее в сердце.
Добежав до озера, она сразу их увидела — две фигуры чернели на ледяном островке. Поединок продолжался…
Элиза закричала, но они ее не слышали. Льдину несло к грохочущему водопаду. Элиза побежала за ней по высокому берегу.
Но шум водопада заглушал ее голос. Сцепившись, Тоби и Лео катались по льдине — за ними тянулись пятна крови.
— Тоби! Лео! — звала Элиза изо всех сил.
Она по-прежнему была наверху. Водопад становился все ближе, ближе… Когда она до него добежала, то окончательно сорвала голос.
Элиза вошла в воду и стала пробираться в потоке, стараясь не терять сражающихся из виду. Рядом был обрыв — там вода обрушивалась в бездну. Элиза боролась с течением, но ее сносило к краю водопада.
Голос пропал. С ее губ не слетало ни звука. Она видела их на льдине, под собой, внизу, на другом конце водопада. И они не шевелились.
Элиза сделала шаг, другой и… прыгнула в бездну…
Бурлящий поток подхватил хрупкое тельце, закрутил и потащил вниз, к озеру…
В этот момент на льдине, не сводя глаз с противника, встал один из юношей. Он наклонился и поднял тяжелый острый обломок льда.
Элиза бесшумно погрузилась в черную воду неподалеку от льдины и исчезла в глубине.
Тоби занес кусок льдины над Лео Блю.
Лео лежал на снегу, скрестив руки, по его лицу текла кровь.
Перед мысленным взором Тоби промелькнуло все, что вот-вот могло исчезнуть вместе с Лео. Он увидел Лео маленьким, увидел их общее детство, как они дружили, были не разлей вода, их даже звали Тобилео, они никогда не расставались…
Тоби мешала кровь, которая текла у него из носа. Он вытер нос о плечо, не выпуская из рук смертельное ледяное оружие. Юноша знал: сейчас он обрушит его на врага.
У Лео не было сил двинуться с места.
— Однажды я спас тебе жизнь, — сказал он.
Внезапно Тоби почувствовал усталость.
— Однажды, очень давно, — продолжал Лео. — Я был вместе с охотниками, мы бежали ночью по твоим следам. Я знал, что ты спрятался в щель, и погасил факел. Я спас тебе жизнь, Тоби. Помнишь эту ночь? Я ни о чем тебя не прошу. Просто спрашиваю: помнишь?
Да, Тоби помнил эту ночь. Но не хотел ее помнить! Чувствовал, как по лицу и шее стекает кровь… Он должен обрушить на Лео смертельный осколок!
Сейчас, сейчас… Вот только наберется сил…
Рядом из ледяной воды вынырнула голова. Ни один из юношей ее не заметил. Элиза подплыла к льдине. Уцепилась руками за край. Изо всех сил она старалась выбраться на лед, что-то неслышно бормоча занемевшими губами. Усилие… Еще… Еще… Наконец! Тоби стоял к ней спиной. Лицо Лео было залито кровью.
Тоби уже поднимал руки, готовясь изо всех сил ударить ледяным кинжалом. Лео закрыл глаза…
Элиза схватила Тоби за ноги и дернула. Он потерял равновесие и выронил ледышку. Она разбилась на несколько кусков возле головы Лео. Элизе в намокшей заледеневшей одежде удалось опуститься на колени между Тоби и Лео. Она смотрела на Тоби. Чувствовала, как ее сковывает холод.
— Элиза…
Тоби встал на ноги.
— Элиза… — повторил он.
Она была здесь…
Здесь, перед ним!
Элиза собиралась с силами, чтобы заговорить. Набрала полную грудь воздуха и упала на лед.
Тоби склонился над ней. Их льдину притерло к берегу.
— Элиза! Элиза!
Он взял девушку на руки. Какой же холодной и неподвижной она была! Тоби крепко прижал ее к себе.
— Элиза!
Он окликнул ее так тихо, что сам себя не услышал. И так же тихо, склонившись, начал с ней говорить. Говорить, как еще ни разу не говорил. Только по губам можно было догадаться, что он произносит слова «никогда», «навсегда» и еще одно, которое рифмуется со словом «вновь». И еще он все время повторял:
— Пожалуйста! Прошу тебя!
Казалось, что девушка, чье лицо оставалось неподвижным и спокойным, уснула. Уснула очень крепко, холодным мертвым сном. Но вокруг витал особый, неповторимый аромат, присущий одной лишь Элизе. Запах сладкой пыльцы и перца щекотал ноздри Тоби. Аромат был живым, от него щипало глаза.
