Тимоте де Фомбель - Глаза Элизы
Тут Мотылек наконец заметил, что у нее на ресницах дрожат слезы.
— Что случится? — ласково спросил он.
Иза придвинулась поближе к огню.
— Если вы уйдете, мне будет больно, — честно призналась она.
Казалось, в этот миг смолкли все ночные шорохи.
Иза положила голову на плечо Мотылька.
Да, многие юноши Травяного Племени хотели бы оказаться сейчас на его месте…
Иза и Мотылек замерли, не решаясь пошевелиться. Наконец он нарушил молчание:
— Мне тоже больно расставаться с вами, Иза, но есть обстоятельства, о которых я вам прежде не рассказывал…
Он умолк, слышалось лишь потрескивание костра.
— На Дереве у меня остались близкие. Я был женат и потерял горячо любимую жену. Мне нужно время, чтобы оправиться после потери…
— Я согласна ждать сколько угодно, лишь бы быть рядом с вами, — дрожащим голосом пролепетала Иза.
И Мотылек решил задержаться на равнине. Они с Изой никому не рассказывали о своей любви. Так прошло все лето.
Люди Травяного Племени по-прежнему доброжелательно относились к гостю. Старики приглашали его выпить с ними фиалковой настойки. Молодежь ходила с ним, когда он охотился на бабочек. Женщины подводили глаза разноцветной пыльцой. Дети прятались в его заплечном коробе, и он со смехом находил их там во время прогулки. В шатер-колос к отцу Изы уже привычно приходили люди, чтобы Мотылек поставил им на кончик носа цветное пятнышко.
Но однажды все изменилось. Кто-то увидел, как чужак целует Изу в зарослях тростника…
По равнине ядовитыми змеями поползли слухи.
Никто не смел прикасаться к Изе, принцессе равнин, всеобщей любимице, полевому цветку, запретному даже для лучших из здешних юношей. И вдруг на нее посягнул какой-то древесный житель!
В Травяном Племени никогда не сплетничали, а тут все зашушукались, стали коситься, негодовать. Один только отец Изы был далек от всеобщего возмущения, и при его приближении пересуды смолкали.
Детям запретили подходить к Мотыльку. Старики отныне пили фиалковую настойку без него. Женщины с брезгливостью выбросили разноцветную пыльцу. В конце концов случилось наихудшее: племенной совет изгнал инородца из селения.
На следующее утро влюбленные исчезли. Втайне поженились и вместе поднялись на Дерево.
О решении молодых знал только отец Изы, который и проводил их в путь глубокой ночью. Поцеловав дочь, он ощутил на губах странную горечь, будто предчувствовал, что им никогда больше не увидеться.
Старик долго смотрел им вслед, стоял у стебля клевера до тех пор, пока очертания беглецов не растворились в темноте. Он знал, что его дочь ждет ребенка…
Вспоминая о своем уходе с равнины шестнадцать лет назад, Иза ощутила в животе, где некогда росла ее девочка, блаженное тепло… И вдруг раздался голос:
— Я здесь.
Иза понимала, что бредит. Сон окончательно смешался с явью. Дышать становилось все тяжелее.
Но что-то по-прежнему согревало ее живот, а голос настаивал:
— Это я, мамочка!
Даже сквозь опущенные веки больная различила, что огонь разгорелся ярче. Она открыла глаза: в очаге полыхало высокое жаркое пламя. Туда подбросили охапку веток. Иза попыталась приподняться.
— Кто здесь? — прошептала она.
Кто-то положил голову ей на живот.
— Это я!
Над ней склонилась совсем юная девушка. Такая знакомая… И такая родная! С короткими волосами дочь выглядела особенно решительной и сильной.
— Элиза!
Девушка уткнулась в плечо матери.
— Я вернулась! Теперь я позабочусь о тебе.
Элиза пришла не одна — возле огня маячил силуэт юноши. Мо Ассельдор, исхудавший и бледный, весело улыбался, глядя, как мама с дочкой после долгой разлуки не выпускают друг друга из объятий. Иза по-прежнему сжимала в руке портрет Мотылька.
А в это время на Вершине, там, где Дерево словно бы прикасалось к небесам, Нильс Амен решил навестить Элизу и направился к Гнезду Лео Блю.
Последние дни он провел далеко отсюда, на Северных Ветвях, в зарослях кустистых лишайников, и поэтому ничего не слышал ни о злополучной свадьбе, ни о побеге пленницы.
Нильс разыскивал высотников. А вернее, Тоби, который давно уже не появлялся у Ольмеков и Ассельдоров, и те не на шутку встревожились. Нильс торжественно пообещал Мае, что найдет его в самое ближайшее время. Теперь они иногда отваживались смотреть друг другу в глаза.
— Стало быть, я могу на вас рассчитывать? — спросила девушка.
— Поверьте, я предан вам всей душой, — незамедлительно ответил Нильс.
И тут же сообразил, что сказал слишком много. Но Мая, похоже, ничего не заметила. Она спокойно заправила выбившуюся рыжую прядь под черную бархатную повязку, сняла перчатку и простилась с ним дружеским рукопожатием. Нильс удержал ее руку в своей, вложив в это прикосновение столько нежности, сколько не выразить и поцелуем. В этот момент оба впервые почувствовали, будто расстаются с частью самих себя.
Нильс обернулся не сразу. Он знал, что испытает разочарование, если окажется, что Мая ушла в дом и не задержалась на крыльце, чтобы посмотреть ему вслед. И все-таки ему захотелось проверить. Поднявшись по скользкой коре, он остановился и бросил последний взгляд на дом Ассельдоров. Девушки у дверей не было.
Нильс посмеялся над собственной сентиментальностью и продолжил путь.
Он не видел, как Мая в глубоком волнении прижалась к стеклу, следя за его удаляющейся фигурой. Заметив, что Нильс обернулся, она подумала с робкой надеждой: «Что если я ему и правда небезразлична?»
Странствия по Северным Ветвям заняли не один день. В конце концов Нильс встретил высотников, с которыми работал Тоби. Однако Шань и Торфу сказали, что тот давным-давно не показывался в этих краях.
Нильс вернулся ни с чем. С тяжелым сердцем он подходил к Гнезду, направляясь на очередную встречу с Элизой. Его не отпускали мысли о таинственном исчезновении друга, и не терпелось продолжить поиски.
Нильс зашел в Восточное Яйцо — там никого не было.
— Лео! — позвал он.
Кругом темно и тихо. Нильс медленно приблизился к занавешенной клетке со светляком и сдернул ткань. При тусклом зеленоватом свете он увидел груду вещей, в беспорядке сваленных на полу, в том числе и матрас Элизы.
Что произошло?
— Не было времени прибраться как следует, извини. Я не знал, что ты здесь. Дышал свежим воздухом наверху, на балконе, — вдруг раздался у него за спиной голос Лео.
— Я готов еще раз поговорить с Элизой, — объявил Нильс.
Лео тяжело дышал и выглядел как-то странно. Нильс продолжал, стараясь говорить как можно приветливее и спокойнее:
— Увижусь с ней… Надеюсь, она наконец привыкла к Гнезду и чувствует себя лучше. Вот увидишь, мне еще удастся ее переубедить.
Лео подошел к нему вплотную и произнес безо всякого выражения:
— Что ж, я тебе верю. Ты считаешь, она смягчилась. Вполне возможно…
— За зиму она прижилась здесь.
— Да. Зима не кончается… Знаешь, о чем я думал всю зиму?
— О чем?
— О том, что ты единственный, кому я поверил впервые за долгие годы.
— Спасибо, Лео. Мы ведь друзья.
Блю тихонько рассмеялся. Нильс попытался улыбнуться в ответ.
Лео пристально посмотрел ему в глаза, а потом крепко обнял.
— Мой лучший друг!
И замер. Нильс растерялся.
— Можно мне подняться на балкон? Я ни разу там не был, — спросил он, высвобождаясь из дружеских объятий.
— Будь как дома! — великодушно разрешил Лео.
Нильс взобрался наверх по лестнице, что вилась вдоль стен до самого купола. Лео проводил его недобрым взглядом.
Как только гость исчез из виду, в зал ворвался Арбайенн с десятью подручными.
Лео даже не обернулся.
— Он на балконе. Исполняйте приказ! Пора!
Десять человек затопали по ступеням. Лео небрежно взмахнул рукой, подзывая Арбайенна. Тот послушно приблизился.
— Ну что, поймали?
— Боюсь, она от нас ускользнула. Мы сразу пустились в погоню, всех переполошили, но Дерево слишком велико!
— Ладно! Раз вы не в состоянии ее найти, я займусь этим сам.
Охрана резко распахнула дверь, и Арбайенн, обнажив меч, первым переступил порог.
На балконе никого не было.
Кусочек скорлупы прилип к самому верху Восточного Яйца — отсюда открывался вид на белый Перьевой Лес, соломенный край Гнезда и ветви Вершины с набухшими почками, припорошенными снегом. При ярком дневном свете все видно, как на ладони. Вот только Нильса нигде нет…
— Догнать! — взвыл Арбайенн. — Он не мог далеко уйти!
— Глядите! Его перчатка!
Потерянная перчатка зацепилась за шероховатую скорлупу чуть пониже балкона.
— Значит, он скатился вниз по скорлупе!
