Леонид Жариков - Повесть о суровом друге
- Двадцать пять, - выпалил Илюха. - Не веришь? Могу на церковь перекреститься.
Красногвардейцы еще пуще развеселились.
- По шеям их отсюда!
- Пускай идут...
Молодой красногвардеец остановил Учу:
- А ты, хроменький, куда?
- Эге, - бойко ответил Уча, - я такой хроменький, что лучше тебя воевать буду.
В суматохе я проскочил мимо часового и остановился у двери с табличкой: «Председатель Военно-революционного комитета».
Я решил: пока ребята спорят, запишусь первым.
Освободив саблю от тряпок, в которые она была обернута, я подумал, что было бы неплохо выпустить из-под картуза чуб, как у казака, да чуба не было: только вчера мать ножницами остригла. Толкнув дверь, я шагнул через порог, и ноги мои подкосились: за столом сидел отец.
Рабочие толпились вокруг и слушали, как он радостно кричал в черную трубку:
- Мося, когда приехал? Что привез? Двести винтовок? Молодец! - Увидев меня, отец удивленно поднял брови, но продолжал говорить с невидимым человеком: - Что, что? Два пулемета? Маловато, просил бы больше. Выезжай скорее, чего застрял там? Как не пропускают? Действуй по всей строгости революционных законов. Требуй, чтобы пропустили поезд. Отправляй оружие прямо к заводу, да торопись: калединцы подходят!
Отец повесил трубку на крючок желтого ящика, похожего на скворечник, взглянул на меня, хотел спросить что-то, но вошел Петя с Пастуховки и, вытянув руки по швам, отрапортовал:
- Отряд углекопов с шахты «Италия» прибыл в распоряжение революции. Имеем на вооружении десять винтовок и три нагана.
Отец выслушал рапорт, повернулся к стене, где висела карта:
- Выступай, Петя, на Смолянку, вот сюда. - Отец ткнул пальцем в карту. - Там калединцы захватили рудник, громят Советы... Действуй, Петрусь!
Не успела закрыться дверь, как вошел человек в матросской форме.
- Товарищ предревкома, разрешите?
- Откуда? - спросил отец.
- Рудник «Ветка», пятьдесят семь красногвардейцев. Вооружение двадцать три винтовки, семнадцать сабель, две гранаты. Ждем приказа.
- Ты матрос? - спросил отец.
- Черноморец, бывший шахтер, товарищ предревкома, фамилия Черновол.
- Хорошо, товарищ Черновол, присоединяйся к рабочим завода.
- Слушаюсь, товарищ предревкома! - Матрос повернулся так лихо, что в дверях столкнулся с толстым человеком, тем самым меньшевиком, который говорил речь на маевке.
Потрясая пухлыми кулачками, он закричал:
- Гражданин Устинов, мы протестуем, нельзя допускать кровопролития!
- Кто это «мы»? - нахмурившись, спросил отец.
- Совет рабочих депутатов.
- Неправда. Совет не протестует, одни меньшевики против.
- Что значит меньшевики, разве мы не вместе делаем революцию?
- Нет, вы мешаете. Почему задержали вагон с оружием?
- Много на себя берете, гражданин Устинов. История не простит вам невинную кровь.
Отец громыхнул кулаком по столу:
- Хватит болтовни! Пропустите оружие, иначе отведаете рабочего штыка!
- Мы будем саботировать ваши распоряжения! - Ругаясь, меньшевик выбежал.
Отец вытер платком лоб и, поглядев на меня, спросил:
- Ты что здесь делаешь?
- Н-ничего, так, - запнулся я, не зная, что ответить. Потом вспомнил о сабле и протянул ее отцу: - Я... т-тебе саблю принес.
Отец грозно поднялся из-за стола:
- Где взял?
- У кадета отняли.
Не спуская с меня сердитого взгляда, он взял саблю, внимательно осмотрел ее и положил на стол. Снова зазвенел желтый ящик.
- Марш домой! - успел сказать отец и снял с крючка трубку. - Устинов у телефона.
С пылающим лицом я вышел в коридор. Ребята стояли в очереди перед дверью с табличкой: «Запись в красногвардейцы здесь». Первым стоял Уча, за ним Цыган, сзади Илюха. Он держался за Абдулку и дрыгал ногой от нетерпения. Васьки в коридоре не было. Наверное, он уже записывался.
Увидев меня, ребята бросились навстречу.
- Записали? - с завистью спросил Уча.
- Записали, - уныло ответил я.
Толкая друг друга, они ринулись в кабинет отца, но тут же выскочили обратно.
- Дать бы тебе по сопатке, - угрюмо сказал Абдулка и пошел к выходу. За ним огорченные Илюха и Уча.
Где же Васька? Я бродил по коридорам и нигде не находил его.
В коридоре, у стенки, была навалена гора оружия, отобранного у бывших офицеров, у штатских на улицах, в домах буржуазии. Тут были штыки и кинжалы разной формы, берданки, шахтерские обушки, пулеметные ленты без патронов и с патронами. Тут же, на ворохе оружия, лежали буханка хлеба, граната и консервы.
В одной из комнат я увидел красный флаг, который сшила моя мать. Старик плотник прибивал красное полотнище к древку. Молодой парень с банкой краски в руке отталкивал старика и говорил:
- Подожди, надо лозунг написать.
- А где раньше был? Знамя в бой требуют, пиши, да поскорее.
Парень помешал кистью в банке и спросил:
- Что напишем на знамени?
- Известно что: «Да здравствует революция!»
- Революция была в феврале, - сказал парень.
- В феврале была буржуйская, а сейчас наша, пролетарская.
Они заспорили. Вошел Абдулкин отец, дядя Хусейн.
С тех пор как ему удалось бежать из тюрьмы, он долго болел и все время кашлял. Говорили, что ему в тюрьме отбили легкие.
Старик плотник и парень спросили у дяди Хусейна, что написать на знамени.
- Пишите так, чтобы душу волновало, - сказал дядя Хусейн. - Пиши: «Это будет последний и решительный бой!»
В коридоре я увидел Ваську. С обиженным видом, ни на кого не глядя, он шел к выходу. Я догнал его:
- Ну что, Вась?
- Мал, - ответил он, криво усмехаясь. - А мне уже тринадцать. Ладно, все равно будет по-моему.
Васька оглянулся и таинственно зашептал:
- Идем на завод, самопалы сделаем. Найдем железную трубку, один конец загнем, просверлим сбоку дырочку для пороха, а трубку проволокой прикрутим - и готово ружье. Можно гайками стрелять, а еще у меня две пули есть.
- Идем!
Обнявшись, мы быстро зашагали к заводу.
3
На площади, где жили буржуи, мы встретили колбасника Сеньку. Заметив нас, он поспешно скрылся во дворе, а потом высунул из калитки голову и запел:
Большевик, большевик,
Четыре винтовки,
К нам казаки придут,
Тебе штаны снимут.
Васька запустил в него камнем, но Сенька успел захлопнуть калитку. Камень ударился о забор, в ответ громко залаяли собаки. Мы пошли дальше, а Сонька вышел из калитки и снова запел:
Васька-Васенок,
Худой поросенок,
Ножки трясутся,
Кишки волокутся.
Почем кишки?
По три денежки.
Мы свернули в переулок, за которым начинался завод.
На терриконе заводской шахты, на самой его вершине, видна была фигура человека с винтовкой.
Мы стали карабкаться вверх по крутому сыпучему склону, сталкивая ногами куски тяжелого глея. Они катились книзу, увлекая за собой целую лавину камней.
Местами террикон дымился. Зная, что здесь горит уголь и в таких местах можно провалиться и обжечь ноги, мы обходили очаги дыма.
С трудом достигли мы вершины.
Здесь свистел ветер. Красное полотнище флага клокотало на древке тревожно и призывно. Оно рвалось с древка, хлестало по нему и раздувалось парусом.
Возле флага стоял молотобоец Федя.
- Ты кого здесь караулишь? - спросил Васька, здороваясь с Федей за руку.
- Врагов революции высматриваю! - Федя зябко поежился, подняв воротник пиджака.
С террикона открывались неоглядные дали. Каждый дом был виден как на ладони. Церковь с потемневшими от заводской копоти куполами величественно возвышалась над хилыми землянками. Вдали то здесь, то там синели рудники. Желтоватая степь с глубокими балками, нити серых дорог окружали задымленный городок.
Любуясь видом родных мест, мы держались друг за друга, чтобы ветер не сдул нас.
- Давайте искать наши хаты, - предложил я.
- А чего их искать? - ответил Васька и указал пальцем вдаль: Во-о-он наши хаты.
- Где?
- Да вон же. Церкву видишь?
- Вижу.
- Рядом хата под железной крышей Витьки Доктора, видишь?
- Ага.
- Ну а теперь гляди чуть вбок. Дом Мурата под тополем видишь?
- Где?
- Да ну тебя!
- Вижу, вижу... - сказал я, хотя ничего, кроме церкви и Витькиного дома, не видел.
- Ну и все, - успокоился Васька. - Вон моя хата, а напротив, с высокой акацией, твоя.
Пока мы разговаривали, Федя тревожно всматривался в даль, приложив ко лбу ладонь козырьком.
- Калединцы... кажись, они... - проговорил он неуверенно.
Далеко в степи показалось облако пыли. Оно медленно двигалось к городу. Возле мостика через Кальмиус, на крутом повороте дороги, из клубов пыли выехали всадники. Позади катилась пушка.
