Леонид Жариков - Повесть о суровом друге
Вглядываясь в степь, Васька воскликнул:
- Они! И фон Графф спереди! Ленька, за мной! - И он прыгнул вниз, съезжая на катившейся под ногами шахтной породе.
Федя, торопясь, загнал патрон в ствол винтовки, и оглушительный выстрел грянул у меня над головой. Я так и присел от испуга и закрыл ладонями уши: первый раз в жизни вблизи меня стреляли из винтовки. А Федя перезарядил и снова выстрелил, потом еще раз. В церкви ударил колокол. В заводе заревел гудок. Стало жутко.
Я бросился вслед за Васькой. Куски глея били меня по ногам, с шумом пролетали мимо.
Я догнал Ваську у проходных ворот. Он поманил меня к известной нам двоим щели в заборе, и мы тайком проникли в завод. Там мы забрались в паровозный котел со сквозной дырой внутри и стали наблюдать за тем, что делали рабочие перед сражением.
Возле проходных ворот рабочие спешно рыли окопы, подгоняли вагонетки и сваливали их набок, нагромождая баррикаду. Туда же охапками сносили винтовки, выгружая их из товарного вагона, стоявшего невдалеке. Подавал винтовки Мося.
- Ох, сейчас начнется! - радостно проговорил Васька.
Неожиданно на баррикаде вырос отец. Сбоку на поясе у него висела моя генеральская шашка. Прав был Васька, пригодилась она!..
Механик Сиротка тянул за собой пулемет на двух колесах.
- Пулемет сюда! - Отец указал на неглубокую канавку на холме. Первой роте оборонять котельно-мостовой цех. Черновол, отойдешь назад, к седьмой наклонной!
Появился знаменосец. В руках у него трепетал мамин красный флаг, я его сразу узнал. Издали трудно было разобрать надпись: «Это будет последний и решительный бой!» - но я знал, что она там была, и я видел ее. Дядя Хусейн установил флаг на вершине баррикады, чтобы он всем был виден. Сам дядя Хусейн улегся рядом с флагом и стал целиться из винтовки в сторону террикона.
Мне подумалось, что идет игра в войну, что отец шутит; казалось, он сейчас рассмеется, постучит по котлу шашкой и крикнет: «Что испугались, зайчата? А ну вылезайте, никакой войны не будет!»
Но отец ходил вдоль баррикады строгий и напряженный. А гудки ревели и ревели, нагоняя страх.
- Смотри! - Васька дернул меня за рукав.
Из-за террикона вымчались казаки. Возле поселка «Шанхай» они спешились, и трое подъехали близко к проходным воротам.
Краснорожий вахмистр с черным чубом, торчащим из-под картуза с красным околышем, достал из-за пазухи лист бумаги, развернул и, стараясь перекричать гудок, стал читать:
- «Братья рабочие, свяжите руки и доставьте законному русскому правительству преступника и смутьяна, председателя вашего Егора Устинова».
У меня похолодела спина: казак назвал моего отца. В ответ отец крикнул:
- Казаки, уйдите без крови! Рабочие не сдадут власть!
Вахмистр продолжал читать:
- «...или уничтожьте его на месте и труп доставьте нам. Не бойтесь наказания. Наша армия не трогает рабочих, которые мирно трудятся. Она лишь безжалостна к врагам и разбойникам-большевикам, попирающим божеские законы...»
- Рабочие будут биться до последнего! - крикнул им Сиротка.
- «...Изымите же из вашей среды смутьяна-христопродавца и передайте его нам». Подписал: есаул фон Графф, - торопливо закончил казак, повернул лошадь, и все трое поскакали к поселку, откуда немного погодя стали выбегать и растягиваться в цепь пешие казаки.
Прогремели первые выстрелы. Над нашим котлом тонко пропела пуля.
Мой отец скомандовал:
- По врагам революции - ого-онь!
Грянул залп. Сиротка взялся рукой за одну ручку пулемета, другую прижал плечом, и пулемет задрожал, изрыгая ливень пуль.
Поднялся такой грохот, как будто с неба на наш котел посыпались камни.
Враги приближались. Васька глубоко надвинул шапку.
- Пошли!
Я попятился назад.
- Пошли воевать, не бойся. Нам винтовки дадут.
Голубые глаза его сверкали.
- Боишься, да? Эх ты...
Он с укором взглянул на меня, выскочил из котла и побежал к баррикаде.
Как раз в это время замолчал пулемет, и Сиротка потребовал:
- Патронов! Живей!
Федя, пригнувшись, побежал к литейному цеху. Васька метнулся за ним.
В страхе я прижался к холодному железу котла, прислушиваясь к треску выстрелов.
Вскоре Федя и Васька вернулись. Они отдали Сиротке четыре плоские коробки с пулеметными лентами и поползли обратно.
Сиротка вытащил из коробки длинную брезентовую ленту, набитую патронами, сунул конец ее в бок пулемета и снова припал к рукоятке. Но вдруг он ткнулся головой в пулемет. Я видел, как струйка крови потекла по его виску. К нему подбежала женщина с винтовкой, оттащила в сторону и стала бинтовать Сиротке голову.
За пулемет лег мой отец.
Васька притащил ему еще две коробки с патронами и на обратном пути заскочил ко мне:
- Ленька, у нас уже двоих убили. Идем, не бойся. Отцу патроны будем носить, - и снова убежал.
Со стороны казаков ударила пушка. Столб земли вскинулся над баррикадой. Часть заводского забора взлетела вместе с камнями и обломками досок. Вдали показались верховые казаки с пиками наперевес и бросились к заводу.
Я выскочил из котла. Над ухом пискнула пуля, другая звякнула по котлу. И тут я увидел, что рукав моей рубашки в крови. Я не чувствовал боли. Кровь текла по руке, капала с кончиков пальцев. Я кинулся в глубь завода, спотыкаясь о железные угольники, поднимался и снова бежал. Сзади хлопали выстрелы.
Баррикада была уже позади, а я не мог остановиться.
Мне чудилось, что за мной летит казак с пикой и вот-вот настигнет и пронзит насквозь.
Протяжно ревели гудки.
Навстречу мне из ворот литейного цеха выбежала толпа рабочих с винтовками. Они спешили к баррикадам.
Я упал в яму, заросшую полынью. Меня подняло и плавно закружило над землей.
4
Очнулся я от приглушенного говора. Было тихо. Болела голова. Я хотел открыть глаза и не мог, как будто веки были склеены.
- Когда казаки заскочили к нам, - услышал я приглушенную речь Васьки, - мы стали отступать к холодильнику, а его и еще двоих - парня и старика - казаки захватили в плен.
- Ну а дальше? - спросил густой бас.
- А потом старика расстреляли, а его потащили к коксовым печам и начали сталкивать в дыру, куда уголь засыпают. Оттуда пламя столбом, а они толкают. Он отбивался ногами, а казаки его прикладами, потом схватили и ка-ак бросят в огонь. Я видал кровь, да картуз в стороне валяется.
Наконец мне удалось открыть один глаз. Другой был забинтован. Я осмотрелся и узнал землянку Анисима Ивановича. Васька стоял в казацкой фуражке, надетой задом наперед, и разговаривал с незнакомым мне человеком в серой каракулевой шапке. У него были голубые глаза и черная борода. Я не мог вспомнить, где видел этого человека.
- Какого человека загубили! - с горечью проговорил он.
Анисим Иванович сидел на табуретке пригорюнившись.
Надо мной склонился Васька и тревожно сказал кому-то:
- Выжил, одним глазом глядит!
- Вась, почему у тебя такой картуз? - спросил я.
- Это казацкий. Твой отец зарубил казака, а я картуз взял.
Голос у Васи был жалостливый, и он отводил глаза, будто не знал, как и о чем со мной говорить.
- А знаешь, Лень, наша улица больше не Нахаловка, теперь она будет улицей Революции.
- Революция...
Мне вспомнился бой на заводе и все, что было со мной.
- Вась, а где папка? - спросил я.
- Он за фон Граффом погнался, - сказал Васька, но замялся и отошел.
Я увидел над собой заплаканное лицо тети Матрены.
- Спи, сынок, спи. Мама твоя придет, - сказала она и тоже ушла.
Целый день я пролежал в постели, а мать все не приходила. Когда я спрашивал о ней и об отце, то получал один и тот же ответ: отец погнался за фон Граффом, а мать скоро придет.
Среди ночи я проснулся, как будто меня окликнули, но вокруг было тихо. Наверно, я проснулся от этой тишины. Первая мысль была об отце. Непонятная тревога закралась в сердце.
Я встал, подкрался к двери и, стараясь не загреметь чем-нибудь, вышел.
На востоке небо чуть серело. Я побежал через улицу к своему дому и, ошеломленный, остановился. Поломанная, с выбитыми досками дверь была заколочена крест-накрест двумя корявыми обаполами.
- Ма-ма! - крикнул я в щель.
«А-а-а...» - гулко отдалось внутри.
Я застучал в дверь, но мне никто не ответил.
Тогда я вспомнил разговор Васи с человеком в серой шапке, вспомнил заплаканные глаза тети Матрены, ее заботу обо мне и понял: это моего отца сожгли казаки в коксовой печи.
Я долго бродил по двору, захлебываясь от рыданий, и тихо звал:
- Папочка... Мама...
Угрюмым молчанием отвечал мне опустевший двор.
Внезапно кто-то вошел в калитку и приблизился ко мне. Я узнал Васю.
