Бердибек Сокпакбаев - Чемпион
— Ну, вот и хорошо, — сказала она с иронией. — Наконец-то ты встал на правильный путь, бедняжка... Тоже назад потащился... Эх, ты! Другие вон, которые с тобой вместе жизнь начинали, в ЦК работают, по пять комнат квартиры имеют! А ты, оказывается, и с отделом райкома справиться не смог!.. Достукался!
Толеп не успел ответить жене. За окном раздался звонкий детский голос:
— Д-у-у... Дут... Д-у-у-у-у! Эй, не стойте на дороге! Задавлю!
И в комнату вбежал их шестилетний сын Ермек.
— Папа! — закричал он еще с порога. — Моя машина перегнала все другие машины... Пока они ездили на элеватор два раза, я три раза съездил! Завоевал красное знамя! Вот! — и Ермек показал маленький красный флажок, вырезанный из бумаги.
— Перестань греметь! Перестань кричать! — сердито оборвала его Гульбаршин. — Где ты шляешься голодный? Тоже что-то о машинах лепечет! Чумазый весь... И игры-то какие пошли... В шофера! Как будто другой игры нет...
* * *
Прошел месяц. Наступила осень.
Пасмурный день. Время приближается к полудню. Гульбаршин давно уже проснулась, но вставать ей не хочется. Она натягивает на себя одеяло, как будто страшась тяжелой тишины, царящей в доме.
В жизни Гульбаршин произошли такие большие изменения. Толеп уехал председателем колхоза «Коминтерн», что в тридцати километрах от дома. Теперь ему только изредка удается заглянуть сюда. Милат в Алма-Ате учится. Полмесяца, как уехала, а еще ни одного письма от нее нет. Гульбаршин знала характер дочери и думала о том, что «бесенок», видно, совсем не будет писать ей. А что сделал Ермек? Маленький, шестилетний Ермек! Когда в прошлый раз приезжал Толеп, он прыгал от радости, забирался в машину и, в конце концов, несмотря на угрозы матери, со слезами уговорил отца взять его с собой в колхоз. Теперь Гульбаршин одна, всеми забытая и никому не нужная. Все разъехались.
Правда, Толеп предлагал ей перебраться в колхоз. Но Гульбаршин тогда вспылила и сказала ему: «Сам поезжай, если нравится, а я не поеду»! Она была уверена, что ехать в колхоз позорно. А Толеп не стал настаивать: «Не хочешь ехать — оставайся одна». Сказал — и уехал.
Вдруг в дверь постучали. Вошел соседский мальчишка.
— Тетя, вам письмо пришло! — сказал он. — И кажется, от Милат...
Гульбаршин сама не заметила, как вскочила с постели, схватила письмо и стала читать. Мальчишка ушел.
«Дорогие мои, папа и мама...» — читала Гульбаршин. А в груди у нее поднималась горячая волна нежности и счастья. — Жаным[18]! — вырвалось у матери.
Милат писала о том, что ее зачислили в училище, дали место в общежитии. В одной комнате их жило пять девушек, и все они в будущем году, если будут живы и здоровы, получат специальность десятника строительства.
«А еще, папа и мама, — писала она, — построю в вашем колхозе клуб, школу, фермы...»
Милат, как живая, встала перед глазами Гульбаршин. В каждой строчке письма был отражен ее упрямый характер.
— Золотце мое, — шептала Гульбаршин. — Только бы ты здорова была... А там будь кем хочешь...
И тут ей в голову полезли разные мысли, которые в последние дни не давали покоя ни днем, ни ночью.
— Что же мне делать одной? Как же мне жить? Толеп уехал... С ним ничего не случится, если я останусь здесь?.. В колхозе много женщин... И девушек много... Еще понравится ему какая-нибудь?! Дура я, дура!
Гульбаршин быстро встала с постели, оделась и стала звонить в колхоз «Коминтерн».
— Алло! — кричала она в телефонную трубку. — Мне нужен председатель Дуйсенов! Это ты? Это я говорю, Гульбаршин... Ты что, воды, что ли, в рот набрал? От Милатжан письмо пришло... Вот об этом я тебе хотела сказать... У нее все хорошо! Эй, а где Ермек? Как он там ходит под дождем? Вы же плащ дома забыли! А ты еще, наверное, таскаешь его с собой... Смотри, простудишь еще! Эй, Толеп! Ты собираешься сюда приезжать или нет? Нашел для себя теплое местечко и все, да? Ну, знай! Я тебя одного там не оставлю... Ты что же думаешь, что я вечно буду жить одна в этом пустом, противном доме? Эй! И захвати с собой ту огромную машину... Будем переезжать!
1955
САША
Я стою перед администратором павлодарской гостиницы. Это маленькая старушка с большим носом, в очках. Она сидит за столиком, кутает свою худую шею в старенький шерстяной шарф и не смотрит на меня. Только что я попросил у нее предоставить мне место в гостинице, и она ответила мне очень кратко:
— Мест нет...
— А что же мне теперь делать?
Старушка вытащила из ящика стола какие-то бумажки и стала спокойно скреплять их металлическими скрепками. Вопрос мой остался без ответа, и я рассердился.
— Вы меня извините, — сказал я, — но я приехал на целину... Я писатель! — и протянул ей свое маленькое удостоверение.
Старушка холодно посмотрела на меня.
— А вы обратите внимание, сколько в коридоре людей живет! — проговорила она. — Причем с детьми. И тоже на целину приехали... Разве бы я их не устроила в первую очередь, если бы у меня места были?
Что я мог сказать ей? Действительно, по обеим сторонам коридора на диванах и стульях, свалив около себя узлы и чемоданы, уныло сидели люди: мужчины, женщины, дети — они ждали, когда в гостинице освободятся номера.
Мне стало неловко, что я сразу не обратил на них внимание.
Я спустился на нижний этаж, сдал в камеру хранения свой чемодан и пошел в ресторан ужинать. Было девять часов вечера. На улице дул резкий, холодный ветер, шел дождь вперемежку со снегом. А в ресторане было тепло, тихо, уютно. Целый час я просидел за ужином и заметил, что многие не торопились покидать это светлое, теплое помещение — все коротали время. Но целую ночь в ресторане не просидишь. Все равно как-то надо устраиваться. Я рассчитался с официанткой и вернулся на второй этаж, поближе к администратору.
Люди располагались спать на диванах и стульях. Многие уже дремали, то откидывая голову назад и беспрестанно просыпаясь от собственного храпа, то сгибаясь до колен.
Отгоняя сон, я долго ходил по коридору. Часы, висевшие на стене, пробили двенадцать.
— Гражданин, — позвала меня администратор и поманила к себе пальцем.
Я быстро подошел к ней.
— Я могу устроить вас на одну ночь...
— Мне больше ничего и не надо! — обрадовался я. — Завтра я уеду в совхоз... Только бы до утра...
— Пойдемте... — старушка подвела меня к двери, открыла ее и зажгла свет.
Это была маленькая уютная комната на два человека. На одной из кроватей кто-то спал, отвернувшись к стене. Светлые, взлохмаченные волосы разметались по подушке. Прямо перед носом спящего — журнал «Новый мир» — видно, что человек заснул во время чтения.
Старушка показала мне на вторую кровать и сказала:
— Здесь и переспите... Хозяин сегодня наверняка не приедет...
Заснул я сразу, как только лег, а проснулся от сильного толчка в бок.
Уже утро, в комнате светло. На мне верхом сидит беленький мальчуган лет пяти-шести. Оттого, что я круто повернулся, он чуть не упал, но я успел удержать его.
— Ой! Кто ты такой? — спросил я мальчугана. Когда наши взгляды встретились, веселое настроение моего незнакомца как рукой сняло. Он испуганно вытаращил глаза и отодвигался от меня все дальше и дальше, хотел уже спрыгнуть на пол, но я схватил его за руку.
Мальчик громко заплакал.
— А плакать зачем? — спросил я его ласково, — Не плачь... Расскажи мне, чей ты?
В это время, докрасна натирая полотенцем шею, в комнату вошел мой сосед по койке.
— Саша! Почему ты плачешь? — спросил он, увидев мальчугана.
Саша как-то сразу умолк, но ничего не ответил ему. Пришлось рассказывать мне. Мой сосед рассмеялся:
— Все понятно... На этой кровати раньше спал его отец... Саша каждое утро прибегал будить его... Сядет верхом, и, конечно, отцу просыпаться приходится... Вот он вас и принял за своего папашу... Так, что ли, Саша?
Саша вытер слезы, шмыгнул носом и спросил, немного бася:
— А где папа?
— А он, Сашок, — ответил ему мой сосед, — вчера вечером в совхоз уехал... Устроится там на работу, получит квартиру и повезет вас с мамой к себе...
— Мы не поедем в совхоз, — серьезно ответил мальчик. — Мы на целину поедем.
Я рассмеялся и сказал ему:
— А целина это и есть совхоз...
— И нет! — рассердился Саша. — Совхоз это совхоз... А целина знаете какая? У нее ни конца нет и края нет...
— А ты откуда знаешь? Ты видел целину?
— Не видел еще...
— Откуда же ты знаешь, какая она?
— Откуда?! — усмехнулся он. — Мне папа рассказывал.
— Где же вы раньше жили?
— Мы из Харькова приехали!
— Ах, из Харькова! А платок у тебя есть носовой? Нос вытри!
Тогда он вынул из кармана серенькой курточки платок, шумно сморкнулся в него и сказал:
— Я еще маленький сейчас... А когда немножко вырасту, трактористом буду...
