Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
— Вот вор, так уж вор, — говорил он. — И где он такой, ворюга, родился?..
— Да вот на том картофельном поле, наверно, и родился, — отвечал я, исследуя бабочку. — Может, встречали на картофельной ботве толстенную, длинную, зеленую гусеницу с синим узором на спине? — спросил я.
— Нет, — ответил старик и добавил, — теперь вижу, что промашку я дал. «Оно», брат, не такое…
Позже я узнал, что ученые до сих пор точно не знают, каким образом пищит «мертвая голова». Повидимому, писк и жужжание происходят от трения частей хоботка. Любопытно, что и гусеница «мертвой головы» может производить звуки, напоминающие скрежет зубов.
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ПОДАРОК«Китайскую деревню покидая.
Ты не забудешь, может быть вовек,
Что всюду был — от Праги до Китая —
Желанным гостем русский человек».
П. Комаров.В бою за деревню Фушань капитан Федор Кузьмич Шилко спас из горящей фанзы старого седого Сюе-ляна.
Однажды утром, когда капитан со своей ротой отдыхал у подножья сопки, поросшей золотым осенним дубняком, к нему пришел спасенный китаец и молча вложил в руку Федора Кузьмича маленькую круглую коробочку.
— Спасибо, отец, — сказал ему Шилко, — буду в ней держать пуговицы и тебя вспоминать.
Капитан приоткрыл коробочку. На дне ее лежало нечто, похожее на семена редиски.
— А, понимаю! — воскликнул он. — Ты хочешь, чтобы я посадил эти семена в России. Это, наверно, цветы… — и капитан, взяв со дна «зернышко», хотел уже показать, как он будет сеять неизвестное растение у себя на Родине, но Сюе-лян забеспокоился, положил «зерно» обратно в коробочку и ушел, укоризненно покачивая головой.
Через полчаса он вернулся, ведя за рукав штабного переводчика, который, улыбаясь, сказал Федору Кузьмичу.
— Сюе-лян хочет видеть на вас, капитан, белую гимнастерку из китайского шелка…
— Чесуча, чесуча, — произнес старик.
— Да, костюм из чесучи, — продолжал переводчик. — В этой коробочке лежит «грена» шелкопряда. Это очень хороший шелкопряд. Сюе-лян сам вывел эту породу. Гусениц можно выкормить листьями березы.
Шилко стал отказываться, уверял старика, что ему не справиться с воспитанием шелкопряда, что у него нет на это времени, но китаец стоял на своем.
— Русский капитан спас мне жизнь, — объяснял он через переводчика, — а потому дарю ему самое ценное, что у меня есть. Пусть он привезет грену своей семье. Пусть жена и дети займутся шелкопрядом.
— У меня нет жены и детей, — возразил Шилко, но китаец был, видимо, уверен, что уговорит капитана.
— До весны, — строго говорил он, — надо держать грену в холоде. Весною следует вынести гусениц в корзине в дубняк или в березняк..
Федор Кузьмич невольно заинтересовался.
…— Они же расползутся, — заметил он.
— Они умные и не убегут, — ответил китаец.
И ничего не оставалось капитану, как только принять необыкновенный подарок.
А через три дня Шилко был тяжело ранен и контужен. В бессознательном состоянии отправили его для лечения в Россию. И всю зиму 1945/46 года чемодан его пролежал на складе Н-ского военного госпиталя.
Пришла весна. Первая мирная весна. И, наконец, выздоровев, капитан Шилко стал разбирать свои вещи перед отъездом домой.
Как и его владелец, чемодан Федора Кузьмича проехал много дорог. Трясло его долго и основательно. Капитан открыл крышку, да так и ахнул.
Всё в чемодане перемешалось. Старая портупея, ворох писем, фотографий, куски мыла, лиловые зерна гречневого концентрата, пустой флакон из-под одеколона, обрывки газет, изломанные папиросы… И среди этого хаоса ползало несколько десятков крохотных темнобурых, с красноватой головкой, гусениц. Грена шелкопряда благополучно перезимовала на дне чемодана.
Шилко схватился за голову, — он всё вспомнил.
— Что я с вами делать буду? Вы же голодные! — Он захлопнул крышку и, тяжело опираясь на палку, пошел в госпитальный сад. К счастью, там были и дубы и березы. Капитан нарвал целую охапку листьев и, отдуваясь, вернулся в свою палату.
— Что с вами? Зачем это вы?… — встретил его встревоженный врач. Шилко засмеялся:
— Нет, я в своем уме. Это не последствия контузии. Не беспокойтесь!
И он рассказал врачу о шелкопряде…
Нелегкая была задача — собрать гусениц, блуждающих среди разного хлама. Целый час возился с ними Федор Кузьмич.
Наконец чемодан был очищен и заполнен листьями. Гусеницы с жадностью принялись за еду. Китаец был прав. Расползаться они и не пытались.
— Отдайте их юннатам, — посоветовал врач.
— Нет, — ответил Шилко, — знаете, я теперь почему-то верю, что это очень ценная порода шелкопряда. И долгом своим считаю отдать их только хорошему ученому-специалисту.
Через неделю, когда капитан сел в поезд, гусеницы заметно подросли. Они уже перенесли первую линьку и были не черными, а зелеными. На каждой большой станции, к удивлению пассажиров, Шилко бегал за кормом для своих воспитанниц.
Он шутя говорил потом, что оголил все лиственные деревья вдоль великой сибирской магистрали… Дня через три после приезда Федор Кузьмич со своим плотно населенным чемоданом отправился в одно из научных учреждений.
Ученый энтомолог рассеянно выслушал капитана, потом поглядел на гусениц и сказал:
— К сожалению, товарищ капитан, этот шелкопряд большого интереса не представляет. Особенно у нас, на севере. На юге и в средней полосе России дубовый шелкопряд разводится уже с 1937 года. И успешно. А под Ленинградом его разводить невыгодно: болеет, не выносит климата. Жаль, конечно, но вы напрасно везли его сюда, за десять тысяч километров. Грена имеется на любой гренажной станции.
Шилко помрачнел, подумал и ответил:
— Я не ученый, но вы меня не разубедите. Я верю, что китаец подарил действительно ценную породу шелкопряда.
Энтомолог развел руками, а капитан захлопнул чемодан и вышел на улицу сердитый и расстроенный. Он так углубился в свои мысли, что не слышал, как вслед за ним из дверей учреждения выбежал молодой человек и окликнул его:
— Товарищ Шилко!
— Я, — по военной привычке ответил капитан.
— Профессор просит вас вернуться.
— Я должен извиниться перед вами, — сказал ученый. — Одно обстоятельство, на которое я не обратил вначале внимания, говорит в вашу пользу. Вы в самом деле получили грену осенью?
— Да, и она зимовала вот в этом чемодане.
Энтомолог вновь, на этот раз очень внимательно, начал рассматривать гусениц.
— Дело вот в чем. В стадии яйца зимует не китайский, а японский шелкопряд. Но это — гусеницы китайского дубового шелкопряда. Неужели китайский крестьянин вывел породу, зимующую в стадии яйца? Ведь над получением этой породы давно работают наши ученые. Очень интересно! С вашего разрешения, мы отправим этих гусениц на опытную станцию.
Шилко вздохнул с облегчением.
Через два месяца Федор Кузьмич получил письмо.
«Уважаемый товарищ Шилко! — писал ему профессор. — Ваши гусеницы вели себя замечательно. Они оказались абсолютно невосприимчивы к обычным болезням шелкопрядов. К этому надо прибавить удивительную их всеядность и способность переносить резкие перемены нашего капризного климата. Поздравляю и благодарю вас. Надеюсь, что недалеко то время, когда под Ленинградом будут шелководческие колхозы..»
КАТЕНЬКА«Приятно знать, что с нами вместе
Жизнь другая есть!»
В. Брюсов.Это было в Карелии зимой. Надо было срочно подготовить местность для съемки. Чтобы не ходить далеко на работу, я с вычислителем Алешей поселились в заброшенной избушке, стоявшей на берегу лесного озера. Избушка эта напоминала старую черную баню, но зато находилась она в самом центре участка; и мы были ею довольны.
Вечера зимою длинные, а развлечений у нас было мало. Поужинав, мы проверяли журналы записи углов, а потом играли в шахматы или читали. Но жар от печурки и сонный свет фонаря «летучая мышь» очень скоро укладывали нас в спальные мешки.
— Собаку бы завести, что ли, — говорил Алеша, — недостает чего-то.
Я и сам чувствовал, что нам недостает третьего товарища. И наверно, мы завели бы себе какого-нибудь Шарика или Тузика, если бы неожиданное вторжение в жизнь нового «зимовщика» не изменило наших намерений.
Однажды вечером, иззябнув на работе, мы так раскалили нашу печурку, что она стала даже потрескивать. Я взглянул на термометр. 26 градусов!
— Не хватит ли топить, Алеша? — спросил я.
Вместо ответа я услышал возглас:
— Бабочка!..
Действительно, на нашем колченогом столе, заставленном консервными банками и чашками, сидела зеленовато-желтая крушинница. Бабочка медленно ползала, перебирая слабыми лапками, то скручивая, то раскручивая тонкий хоботок.
