Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Обзор книги Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Литературно-художественный альманах
«Дружба», № 4
ПОВЕСТИ, РАССКАЗЫ, СТИХИ, СКАЗКИ
Александр Чуркин
Нас Партия великая ведет
Нас Партия великая ведет,
Всех на великий подвиг окрыляя.
И солнце лучезарное встает,
Нам путь большого счастья озаряя.
Мы с Партией великою идем
Дорогой ясной к цели благородной.
Мы с гордостью и радостью поем
О нашей дружбе светлой, всенародной.
Годами эта дружба скреплена,
Она в сердцах народов нерушима.
В борьбе, в боях испытана она,
И с нею мы навек непобедимы!
Мы с Партией идем, мы ей верны,
Она — могучий светоч нашей жизни.
Нам правдой Ленина освещены
Пути к вершинам светлым коммунизма.
Н. Григорьев
Ленинский броневик
Было раннее утро, когда Алеша вышел из автобуса на Театральной площади. В двух кварталах отсюда — улица Писарева. А вот и дом, указанный в билетике справочного бюро.
Недавно Алеша со школьными товарищами побывал в музее Ленина, который открылся в Мраморном дворце. Здесь бережно собрано всё, что связано с памятью о великом вожде, — рукописи, книги, личные вещи Владимира Ильича.
Но где же знаменитый броневик? В музее его не оказалось. Ребята гурьбой отправились в райком комсомола. Там сказали: дело, мол, не заброшено, броневик ищут.
Алеша только что закончил школу, впереди свободное лето — и вдруг такой случай: ищут броневик, с которого в 1917 году у Финляндского вокзала выступил Ленин! «Вот на чем испробовать свои силы, волю, характер… — решил Алеша, — а главное, это же так важно: отыскать ленинский броневик!»
Долго в раздумье бродил он по городу, строя различные планы поисков исторической машины, и сам не заметил, как очутился на площади перед Финляндским вокзалом.
В нескольких шагах возвышалось ступенчатое сооружение из полированного камня. Была уже ночь, задумчивая белая ночь, которая так незаметно сменяет июньский день в Ленинграде. Алеша остановился, любуясь живой игрой света и теней на камне. В зеркальных гранях его отражались разноцветные огни быстро мчавшихся поздних трамваев. Юноша поднял голову и тут только вполне понял, где он находится. На гранитном подножии высилась бронзовая фигура Ленина. Владимир Ильич весь подался вперед: ноги широко расставлены, ладонь вытянутой вперед руки энергично повернута вниз, большой палец оттопырен… Памятник изображал Ленина, говорящего речь с броневика.
Рассеянно скользя взглядом по граниту, Алеша не сразу отдал себе отчет в том, что он видит здесь что-то новое для себя. Бронзовый овал, врезанный в гранит, — это как бы башня броневика. А сбоку башни два небольших, тоже бронзовых, щитка — словно распахнутые створки небольшого окошка. Щитки изображают, догадался Алеша, пулеметную амбразуру.
Открытие его заинтересовало. «Странно, — подумал он, — ведь я бессчетное количество раз видел памятник… На лыжную вылазку — с Финляндского вокзала; летом по грибы, ягоды — опять отсюда… И обязательно хоть взглядом поприветствуешь Ильича. Как же я не замечал такой детали в памятнике?» И Алеша объяснил себе это единственным: Ленину смотришь всегда в лицо, а не под ноги.
Он продолжал разглядывать щитки. «Любопытно, очень любопытно…» И вдруг подумал: «А почему, интересно, скульптор их приделал?»
Видывал Алеша бронемашины — и в майский праздник и в октябрьский по городу проходит боевая техника. Тут уж каждую машину осмотришь. И, вспоминая сейчас устройство броневиков, Алеша готов был поспорить на что угодно, что предохранительные щитки ставятся не на каждой пулеметной башне. Не очень-то, значит, и нужны!
Почему же скульптор изобразил на памятнике башню со щитками? Не просто башню, а именно со щитками? Ради украшения?
«Но ведь это памятник Ленину, — продолжал рассуждать Алеша, мысленно споря со скульптором. — И Владимир Ильич изображен не вообще на броневике, а на той самой машине, с которой он говорил речь у Финляндского вокзала. Уместна ли здесь вольность?»
«Нет, неуместна! — вдруг решительно ответил себе Алеша, и у него заколотилось сердце от волнения. — Ведь если это не вольность скульптора, то в таком случае… В таком случае скульптор твердо знал, что он лепит! Может быть, перед ним был броневик?»
И Алеша решил наутро же разыскать скульптора.
Поднимаясь, этаж за этажом, по лестнице, он слышал за стеной заводские шумы. Последняя площадка, дверь на чердак — и Алеша, озадаченный, остановился на пороге: под стеклянным куполом крыши цветочная оранжерея… Но это была только минутная иллюзия. Вглядевшись, он не обнаружил вокруг ни одного живого цветка; это разостланные на полу декорации создавали пестроту и праздничность Здесь их чинили, обновляли и рисовали заново для ленинградских театров.
В мастерской работал человек, который ему нужен. Вскоре Алеша увидел и самого скульптора. Звали его — Сергей Александрович Евсеев.
Он был в свободной, до колен, блузе без пояса, какие обычно носят художники. Лицо красивое и приятное, с каштановыми, в виде пары веретен, усами. Густые волосы зачесаны назад, а когда он наклонял голову, — прядями падали на высокий лоб.
— Извините, — деликатно направил он разговор, — я не расслышал: вы откуда?
Алеша назвался и, не теряя времени, перешел к делу.
— Ведь это же правда, — сказал он, — что вы создали памятник Ленину у Финляндского вокзала?
Скульптор кивнул, но тут же сделал поправку:
— Авторов трое: архитектурную часть выполнили академик Владимир Алексеевич Щуко и архитектор Владимир Георгиевич Гельфрейх. А ваш покорный слуга лепил фигуру…
Он помолчал, раздумывая.
— И это неточно! — Сергей Александрович откинул прядь волос со лба. — Даже при наличии такого крупного мастера, как Щуко, вдвоем мы едва ли решили бы задачу… Учтите: воздвигался первый в социалистической стране монументальный памятник. И кому! Вы представляете масштаб задачи? Ленину!
Сергей Александрович рассказал, что в мастерскую приходил и путиловский слесарь, и токарь с судостроительного, и ткач, и моряк, и железнодорожный машинист. Из Москвы приезжали члены правительства. Собравшись в тесный кружок, ученики Ленина, старые большевики, проводили в мастерской вечера, а нередко и ночи, рассказывая о великом вожде.
Алеше не терпелось вставить слово, — не памятник интересовал его, а броневик.
— Сергей Александрович, а вот на башне у памятника щитки. Это вы для украшения или…
Сказал — и замер. «Если для украшения, — пронеслось у него в голове, — тогда всё рухнуло!»
Скульптор сделал большие глаза.
— Что вы… Как бы я мог… Это точная деталь.
— Точная?… Значит… Сергей Александрович! — вскричал Алеша в восторге. — Вы видели броневик?
Скульптор, несколько смущенный, развел руками.
— К сожалению, не довелось.
— Но тогда как же… — пробормотал Алеша, не в силах скрыть огорчение.
Скульптор улыбнулся.
— Если вас, — сказал он, — интересует эта сторона дела, извольте: в руках у меня был чертеж башни броневика.
— Чертеж?… — Надежда, кажется, возвращалась к Алеше. — А где он, можно посмотреть?
— Можно ли видеть чертеж? — Скульптор с любопытством посмотрел на юношу. — А зачем вам?
Алеша замялся. Признаться в своей затее — а ну, как поднимет на смех! Но делать было нечего. И он честно рассказал, как есть.
Скульптор не рассмеялся.
— Чертежа-то нет… — сказал он и задумался, приложив руку к губам, отчего усы его коснулись носа. — Ведь тому двенадцать лет. Памятник сооружен в 1926 году. Насколько помню, это был даже не чертеж, а просто беглый набросок общего контура башни с основными деталями. Мне, лепщику, только взглянуть — больше для дела ничего и не требовалось. Нет, рисунок не сохранился.
Алеша не отступался.
— А, может быть, вы вспомните, — сказал он, — откуда этот рисунок, где его достали?
— Это идея! — Скульптор встрепенулся и весело закивал. — Идемте. Я дам вам адрес. — И зашагал, широко размахивая руками.
Алеша устремился было за ним — да тут же споткнулся на гладком месте: с половицы предстояло шагнуть в воздушную бездну. Перед ним, насколько хватал глаз, расстилалось голубое небо с кучевыми облаками.
— Идемте, идемте, — подбодрил его скульптор и смело зашагал по облакам.
Ничего не оставалось делать. Преодолевая отвратительное ощущение, что портишь чью-то работу, Алеша на цыпочках, балансируя, пошел вслед за скульптором.
Тот обернулся:
— Это декорация из «Руслана и Людмилы». Помните сцену: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?»?
