Николай Шундик - На Севере дальнем
Где-то вверху прокаркал ворон, и тут же над самой головой Тавыля встрепенулась огромная полярная сова. Тавыль вздрогнул. Сова сидела почти рядом и, казалось, в упор смотрела на мальчика своими круглыми, выпуклыми глазами. Тавыль минуту смотрел на нее, а затем осторожно набрал в пригоршни влажного снега и, скомкав плотный снежок, запустил им в сову. Птица взмахнула тяжелыми крыльями, полетела прочь понизу, почти касаясь снежных застругов. Тавыль проследил за ее полетом и снова погрузился в свои невеселые думы.
Прошло несколько дней. Оленеводы перекочевали дальше, и Тавылю уже начало казаться, что его мечты о школе никогда не сбудутся.
Когда пастухи устанавливали яранги, он ушел от стойбища, уселся под сопкой и задумался.
И вдруг позади себя Тавыль услышал дружный лай собачьей упряжки. Он обернулся. Прямо к стойбищу мчалась нарта с тремя седоками. Двоих Тавыль узнал сразу — это были Кэукай и Петя. Лицо третьего мальчика, сидевшего спиной к собакам, Тавыль пока рассмотреть не мог.
Взвихрив снег остолом[13], седоки с трудом остановили нарту возле Тавыля.
Третьим оказался Эттай.
Все трое были одеты в кухлянки и штаны из оленьего меха, обуты в зимние торбаза из оленьих камусов[14]. На головах у них были огромные волчьи малахаи с цветными кисточками из крашеной шерсти белков[15].
С минуту длилось неловкое молчание. Собаки с громким лаем рвались из алыков[16] к стойбищу.
Встретившись глазами с Эттаем, Тавыль отвернулся.
— Не сердись, Тавыль, — мягко начал Петя, — мы к тебе с добрым сердцем приехали.
Губы у Тавыля дрогнули. Он был бесконечно рад приезду своих одноклассников, и в то же время жгучая обида на Эттая заставила его глубоко упрятать взволновавшую его радость. Придав своему лицу по возможности независимый и равнодушный вид, Тавыль повернулся к мальчикам и спросил:
— С добрым сердцем, говорите, приехали? А где же Эттай взял это доброе сердце?
Услышав это, Эттай громко рассмеялся. На его добродушном лице не было ни тени обиды. Тавыль смутился.
— Эттай, конечно, виноват, — вмешался в разговор Кэукай. — Виктор Сергеевич и Нина Ивановна его поругали как следует...
— Виктор Сергеевич ругал Эттая? И Нина Ивановна ругала? — нетерпеливо переспросил Тавыль.
На миг лицо его просветлело, но тут же опять стало холодным, обиженным.
— Вот что, Тавыль: мы решили честно и прямо сказать тебе. Хочешь — злись на нас, хочешь — не злись, а теперь мы будем твоими защитниками. И на заседании сельсовета Экэчо сказали, чтобы он немедленно привез тебя в школу. Только Экэчо отложил поездку дней па пять — говорит, что у него сломалась нарта. Так вот мы и решили поехать сами. И знаешь, Тавыль: Нина Ивановна сильно по тебе скучает. Она сказала, чтобы мы обязательно привезли тебя в школу. Нина Ивановна сама к Экэчо ходила, уговаривала его.
— Так вы хотите увезти меня в школу? — не смог уже сдержать своей радости Тавыль.
— Ну да, конечно! Скорей собирайся! И запомни, Тавыль: мы же не какие-нибудь капризные девочки... — тормошил Тавыля Кэукай.
— Ну да, конечно же, мы не капризные девочки, — перебил Кэукая Эттай. — Вот ты однажды облил чернилами все рисунки в моей тетради для рисования, так я же на тебя, Тавыль, не обижаюсь за это. Зачем обижаться? Совсем не надо обижаться... Собирайся скорее, и поедем с нами...
Что Тавыль облил тетрадь Эттая, это действительно было, но он вспыхнул и закричал:
— Врешь, врешь ты, Эттай! Никакой тетради я у тебя не обливал! Зачем мне обливать твои тетрадки? Ты это все выдумал!
Обескураженный Эттай почесал затылок и, глянув виновато на своих друзей, промолвил:
— Вот и опять я все дело испортил... Ну ладно, не обливал, это чернильница сама, понимаешь, подпрыгнула, как шаловливый щенок, и мою тетрадь облила...
— Нет, так дело не пойдет, — невольно отчужденным тоном сказал Петя. — Тетрадь Эттая ты, Тавыль, действительно облил, я сам видел. Если душой кривить, так у нас с тобой никакой дружбы не выйдет.
— Ну и не надо! — снова вспыхнул Тавыль. — Это я, что ли, к вам со своей дружбой лезу? Это вы ко мне со своей дружбой лезете!
Тавыль круто повернулся и пошел, не оглядываясь, прочь.
— Опять мы, кажется, глупостей наделали! — вздохнул Эттай.
— Нет, по-моему, Петя правильно сказал, — возразил Кэукай. — Так мы ему не поможем, если угождать во всем будем, если нехорошее прощать будем...
Пообедав в яранге Вальфо, мальчики принялись выкладывать свои подарки. Ведь они, великие путешественники, при встрече с местными народами обязательно должны оставлять после себя хорошую память.
— Вот, берите альбомы с газетными вырезками. В них показано, что на нашей земле сейчас делается, — объяснял Петя, — где заводы восстанавливают, разрушенные фашистами, где сады новые разводят. А вот тут, смотрите, новые дома сейчас строят. А вот наш поселок Рэн — Кэукай сам нарисовал. Кто еще не видел, сколько в нашем поселке новых домов построено, пусть на рисунок посмотрит, а потом приезжает к нам в гости...
Оленеводы, окружив мальчиков, с интересом рассматривали альбомы.
— А вот еще подарок! — сказал Кэукай, вытаскивая из нерпичьего мешка капканы. — В вашем стойбище четырнадцать мужчин. Вот я четырнадцать капканов и привез — каждому мужчине по капкану. Это счастливые капканы — удача вам в охоте будет. Берите, пожалуйста.
Оленеводы со смехом и шутками принимали капканы, щелкали ими, расхваливали их.
— А у меня вот какой подарок... — засуетился у своего мешка Эттай. — В наш магазин хорошие напильники привезли пароходом. Вот, берите четырнадцать напильников, каждому мужчине по напильнику. Будете точить свои ножи, топоры и скребки для выделки шкур.
— Ай, вот это гости, какие добрые гости! — воскликнул Вальфо, пробуя напильник на своем ноже.
Тотчас и все остальные оленеводы вытащили из своих чехлов ножи и принялись пробовать напильники.
— Женщины! — громко воскликнул Вальфо, заталкивая в длинный кожаный чехол нож с резной рукояткой из оленьего рога. — Принесите гостям ответные подарки: принесите им красивые камусы — каждому на пару торбазов и на рукавицы.
Женщины с готовностью принялись шарить в своих вещевых мешках, выбирая самые красивые камусы.
Попив в дорогу чаю, мальчики решили еще раз поговорить с Тавылем, но его и след простыл.
— Ну что же, поедем, — нахмурился Петя. — Если не мы, так кто-нибудь другой его привезет. Я знаю, Тавыль очень хочет в школу...
— Конечно, хочет, — согласился Кэукай.
Торопясь к вечеру вернуться домой, «великие путешественники» тронулись в путь.
Тавыль так и не показался им на глаза. Друзья не заметили, как, глотая слезы, он наблюдал за уходящей нартой. Ему хотелось закричать им вдогонку: «Остановитесь! Подождите, я поеду с вами!» Но кто-то другой, упрямый и обиженный, шептал ему: «Пусть, пусть едут, обойдусь и без них. Ни за что не поеду с ними!..»
На другой день Тавыля привез домой Вальфо.
Экэчо окинул прибывших мрачным взглядом и спросил недовольно:
— Зачем приехали, кто вас просил?
Прямо глядя в глаза Экэчо, Вальфо негромко, сдерживая раздражение, ответил:
— Ты меня не просил — это верно, зато я тебя попрошу: больше сына ко мне не привози. Его место в школе, а пастухов в нашей бригаде достаточно. Мальчику нужно учиться. Понятно ли тебе, о чем я говорю?
Экэчо с минуту смотрел на Вальфо и вдруг закричал:
— И ты, и ты туда же?! Убирайся из моего жилища, глазам моим противно тебя видеть!
Вальфо спокойно набил огромную трубку табаком, прикурил и с достоинством вышел из яранги.
Уже на следующий день Тавыль прибежал в школу. Он сразу заметил, что Петя, Кэукай и Эттай обрадовались его возвращению, но ничем не ответил на их радость. На переменах Тавыль старательно избегал встречаться с ними, а мальчики особенно и не стремились к этому. Но Тавыль хорошо видел, что и Петя и Кэукай строго следят за тем, чтобы школьники не смеялись над его обрезанными косичками, и что-то теплое, доброе согрело его сердце.
После уроков Тавыль заметил группу одноклассников возле колхозного питомника ездовых собак.
— Эй, Тавыль, иди-ка сюда! — крикнул кто-то из них.
Тавыль подошел к ребятам. В это время заведующий питомником старик Кумчу открыл дверь теплого дощатого сарая, в котором размещалось больше сотни кормушек для собак.
Мальчики вошли в просторное отделение и увидели около тридцати породистых щенят. Толстые, неуклюжие, они барахтались в своих кормушках. У Тавыля от восхищения заблестели глаза.
— Вступай в нашу шефскую бригаду, — предложил Кэукай Тавылю. — Будем вместе ухаживать за этими щенками. Ты же очень любишь собак!
