Николай Шундик - На Севере дальнем
После уроков Тавыль заметил группу одноклассников возле колхозного питомника ездовых собак.
— Эй, Тавыль, иди-ка сюда! — крикнул кто-то из них.
Тавыль подошел к ребятам. В это время заведующий питомником старик Кумчу открыл дверь теплого дощатого сарая, в котором размещалось больше сотни кормушек для собак.
Мальчики вошли в просторное отделение и увидели около тридцати породистых щенят. Толстые, неуклюжие, они барахтались в своих кормушках. У Тавыля от восхищения заблестели глаза.
— Вступай в нашу шефскую бригаду, — предложил Кэукай Тавылю. — Будем вместе ухаживать за этими щенками. Ты же очень любишь собак!
— Сколько их здесь! — с восторгом воскликнул Тавыль, не отвечая на предложение Кэукая.
Схватив одного из щенков, Тавыль прижал его к своему лицу.
— Ну как, будешь в нашей бригаде? — спросил Кэукай.
— Если возьмете, то буду, — наконец ответил Тавыль и погнался за пестрым лопоухим щенком. — У, какие лапы! У него лапы, как у медведя, огромные! Си-и-ильный будет пес! — с видом знатока говорил Тавыль, приглашая ребят посмотреть на лапы щенка.
— Нина Ивановна идет! — крикнул кто-то из ребят.
Тавыль быстро обернулся к двери и увидел свою учительницу.
— И Тавыль здесь? Вот хорошо! Мне ребята сказали, что ты очень любишь собак. Верно ли это?
— Да, ребята правду сказали! — глубоко, с каким-то огромным чувством облегчения вздохнул Тавыль и подумал: «Нет, теперь ни за что не уеду отсюда! От мальчиков этих не уеду, от Нины Ивановны не уеду...»
ЖЕНЩИНА-ОХОТНИК
Зима утвердилась прочно. Прибитый ветрами снег окаменел. Солнце уже не показывалось: наступила полярная ночь. Только часа на три загоралось огненное замкнутое кольцо на горизонте. Краски его были и яркими и в то же время очень мягкими. У вершин сопок и у огромных ледяных морских торосов полыхал густой темно-красный сумрак. Выше них краски постепенно светлели, переходя в красный, а затем бледно-розовый цвет, неуловимо растворявшийся в холодной синеве неба. А само небо не казалось бездонным, как летом. Теперь холодная синева его напоминала тончайшее стекло опрокинутой кверху дном огромной чаши, по краям расписанной чистейшим пламенем нежно-ярких красок. И, когда трещал на реках и озерах лед, чудилось, что вот-вот расколется и небесная чаша, осыпаясь на землю звенящими осколками. По мере того как гасло кольцо зари, стужа становилась все злее.
Тусклый мерцающий свет далекого звездного мира, казалось, с трудом пробивался сквозь стекло небесного колпака, чуть подернутого сероватой мглой. Слабый ветерок был нестерпимо жгучим.
А сверху все сыпался и сыпался с еле уловимым звоном мельчайший порошок изморози.
Председатель колхоза Таграт ехал с охотничьих участков на собаках, любуясь тем, как утренняя заря встречалась с зарей вечерней. Иногда он останавливал собак и внимательно осматривал попадавшиеся на его пути следы песцов.
— Ай, много песцов в этом году! Не всех задержим, многие, однако, мимо капканов пройдут, — сокрушался Таграт, обдумывая, как сделать, чтобы его колхоз выставил намного больше капканов, чем стояло сейчас.
Чем чаще попадались следы песцов, тем сильнее задумывался он.
Почуяв близость поселка, собаки побежали быстрее. Таграт то и дело тормозил остолом нарту.
— Тааа! Тааа! Та-аа! — кричал он, сдерживая собак.
Вияль встретила мужа, как обычно, приветливо, радостно.
— Иди скорее в дом, погрейся, — сказала она. — Я сама собак распрягу...
Таграт улыбнулся жене, выбил из кухлянки снег. Перед глазами его все еще тянулись бесконечные цепочки песцовых следов.
— Что-то ты хмурый сегодня. Однако, что-нибудь плохое случилось?
— Э, нет, Вияль! — улыбнулся одними глазами Таграт.— Могу сообщить тебе хорошие вести. Очень много песцов идет через побережье наше: охотники каждый день по два, по три песца ловят. План уже в два раза перевыполнили.
— Что ж ты тогда невеселый? — удивилась Вияль.
— Думаю, много думаю, как бы еще раз в пять больше капканов поставить, чтобы по всему побережью нашего сельсовета капканы стояли, чтобы в море, куда песцы идут, капканы стояли. Охотников немножко больше бы нам, чтобы добавить еще хоть одну бригаду.
Вияль отстегнула ог потяга[17] нарты передовых собак, осмотрела их лапы — не поранились ли о твердый снежный наст. Собаки ласкались к хозяйке. Вияль отпустила их, задумалась.
— А знаешь, я помогу тебе, Таграт. Я опять соберу женщин, как, помнишь, тогда, когда была еще война, и скажу, что мы, как и прежде, будем ловить песцов. Большую бригаду соберу. Человек двадцать соберу!
Тронутый словами жены, Таграт осторожно стряхнул с ее малахая иней, заглянул ей в глаза.
— Я знал, Вияль, что ты мне это скажешь. Надеялся на тебя. Сегодня же собери женщин.
...На другой день женская бригада в двадцать с лишним человек вышла ставить капканы на побережье и в ледяных торосах моря.
Вияль на легкой нарте, в которую было впряжено всего шесть собак, переезжала от одного охотничьего участка к другому, показывала женщинам, как закреплять капканы.
— В снегу надо выкопать ножом глубокую узкую яму, — объясняла Вияль женщинам, которые вышли на охоту впервые, — в яму заложить вот эту палку, что находится па конце цепи капкана. А затем засыпать палку снегом и как следует затоптать. Пусть палка в снегу держится прочно, чтобы песец не ушел вместе с капканом и цепью.
—Хорошо, женщина-охотник, — шутили подруги Вияль,— будет сделано так, как ты говоришь.
Каждый день выезжала Вияль на своих шести собаках к капканам и почти каждый день возвращалась домой с песцами.
Однажды она задержалась на своем охотничьем участке дольше обычного. Один из капканов оказался слабо прикрепленным к цепи, песец ушел на примаики вместе с капканом. Долго ехала по следу песца Вияль, пока не нашла его замерзшим в одном из оврагов.
Завернув собак, Вияль осмотрелась вокруг, чтобы понять, куда она забралась по следу песца.
«Это же берег реки Кучевээм», — догадалась она.
Заиндевелые собаки повалились на спины, чтобы сбить с шерсти иней. Некоторые из них тщательно зализывали пораненные лапы.
Еще раз внимательно осмотрев занесенный снегом берег реки, Вияль вдруг обнаружила остатки остова небольшой землянки, в которой много лет назад, когда еще был жив ее отец Ако, жила она в летний лов рыбы. Сейчас из-под снега торчало несколько китовых ребер и один деревянный кол, почерневший от времени.
Вияль снова уселась на нарту, задумалась: «Когда-то в этой землянке я жила с сестренкой и братом. Рыбу вместе ловили. Вон там вешала стояли. Много юколы вялилось на вешалах наших. Гоомо всегда подгонял нас, называл лентяйками, а Ринтынэ за это давала ему подзатыльник».
Воспоминание о сестре и брате, которых насильно увезли на чужую землю, омрачило Вияль. Вздыхая, она перебирала в памяти все, что было связано с ними, и не заметила, что подкрадывается ночь.
Отдохнувшие собаки, жалобно повизгивая, ласкались к хозяйке, но она не обращала на них внимания. Тогда левый передовик поднял к небу заиндевелую морду и завыл протяжно, тоскливо. Глядя на тоскующую хозяйку, завыли и все остальные собаки. Вияль вслушивалась в их унылый разноголосый вой и думала: «Понимают, хорошо понимают, что на душе у хозяйки печаль, вместе с хозяйкой печалятся».
«Уу-у-уу!..» — басовито выводил левый передовик. «Ай, ай, ууу!..» — подтягивала пара у самого барана нарты[18]. И столько тоски было в заунывном вое собак, что Вияль невольно еще ниже опустила голову и почувствовала, как горячие слезы обожгли ее щеки.
Еще раз осмотрев остатки землянки, Вияль наконец встала, поправила на собаках алыки, тронула с места нарту.
Кругом было тихо. Мороз все усиливался. Из-за морских торосов поднималась багровая луна. Она казалась огромной и совсем не круглой, напоминая собой гигантский расплющенный медный пятак. Багрово-сумрачный свет луны то здесь, то там окрашивал тусклыми бликами вершины торосов в море. «Вон там, за этими льдами, на чужой земле томятся сестра и брат», — думала Вияль, не отрывая взгляда от холодных лунных дорожек на ледяных торосах.
Чем-то чужим, враждебным повеяло на нее при виде этих холодных лучей уродливой луны, которая взошла где-то далеко, за ледяной границей. На миг ей почудилось, что и она, Вияль, очутилась там, на чужбине, где, как ей сейчас казалось, нет солнца и только светит раздавленная кроваво-багровая луна.
Ей стало страшно.
«Доходили вести, что у Ринтынэ был сын. Жив ли он? Не болеет ли он там, под этой холодной луной! — думала Вияль, погоняя собак. — Какой он, на кого похож? Ринтынэ очень была на меня похожа. Быть может, и сын ее на моего Кэукая похож?»
