Михаил Штительман - Повесть о детстве
— Ну и что? — спрашивает Сема. — Ты послушался ребе?
— Черта в зубы, — отвечает Моисей, — черта в зубы я его послушался! И ты видишь — большие рога у меня выросли или, может быть, я похож на старика?
Сема, смеясь, щупает его лоб: как будто рога еще не выросли.
— Так, значит, в этой книге неправда?
— Да.
— Ты же пугаешь меня, дядя Моисей. Это святая книга: если ее уронить, надо три дня поститься. Хорошенькое дело!
— А кто тебе сказал, что ты должен обязательно читать святые книги? Разве без них люди не растут?
— Но где ж тогда правда? — испуганно спрашивает Сема.
— Успокойся, — весело говорит Моисей. — Она живет и ходит. Ей уже тридцать раз хотели руки и ноги переломить. И все напрасно. Она ходит и ходит. В каждом городе для нее построили дачу: в Киеве — Лукьяновку, в Москве — Бутырки. Но сколько ей ни строят, все мало. Ее связывали по рукам и ногам, били шомполами, гнали по этапам, пускали сквозь строй, топили в воде, огнем жгли — и хоть бы что: живет! И будет жить! Понял?
— Нет, дядя Моисей, — вздыхает Сема, — это я как раз не понял.
— Сколько тебе лет, Старый Нос?
— О, мне уже одиннадцать лет, дядя Моисей.
— Одиннадцать? Тогда это не опасно. У тебя еще будет время все понять!
ТОРГОВЛЯКогда лавочница Фрейда проходила мимо завода Айзенблита, она думала, что с ней случится удар. Молодой человек, который живет у Гольдина, стоит около ворот и торгует какой-то дрянью. Боже мой, можно ли так ошибаться! Ведь только вчера она хотела открыть Семкиной бабушке кредит под этого самого квартиранта. Хорошо бы она выглядела сейчас!
Оказывается, что этот Моисей копейки не стоит. Какое счастье, что она не успела сделать этой глупости! Но, с другой стороны, разве могла быть Фрейда умнее всех? Ведь все говорили, что он богач, как будто сами рылись в его карманах. А теперь — здравствуйте пожалуйста! — торгует какими-то палочками. Верь после этого людям!
Моисей действительно открыл торговлю. Рано утром вышел он из дому с ящиком в руках. Бабушка благословила его: пусть будет удача! Сема недоуменно смотрел ему вслед. Старый Нос не мог понять арестанта. Сын Лазаря в глазах Семы был выше, умнее и смелее окружающих, и то, что он вдруг занялся обычным и скучным делом, обидело и разочаровало мальчика. Нет, не этого он ждал от Моисея. Сема любил Моисея именно за то, что он не был похож ни на кого.
Моисей прошел несколько шагов и вдруг повернул обратно. Увидев это, бабушка испуганно закричала:
— Сема, беги скорее к нему! Пусть не возвращается. Это же плохая примета!
Сема побежал.
— Слушай внимательно, — сказал ему Моисей. — У меня под подушкой лежит такой небольшой пакетик. Он мне будет нужен днем. Через час ты возьмешь его и принесешь к заводу. Я буду там. Не разворачивай и не показывай никому. Понял?
— Это я как раз понял, — смеясь, ответил Сема.
— Ну вот, возьмешь — и ко мне.
— Будь спокоен, Моисей, я знаю…
— А это не будет так, как с рублем?
— Тогда, Моисей, иди сам! — обидчиво сказал Сема.
— Ну, ну, я пошутил. Я знаю — ты у нас молодец!
Моисей взвалил на плечи ящик и быстро пошел к заводу.
Семе было очень интересно знать, что лежит в этом пакетике. Он откинул в сторону подушку и ходил вокруг кровати с задумчивым видом, то и дело посматривая на пакет, завязанный серой тесемкой. Устав ходить, он присел на кровать и принялся изучать сверток со всех сторон, потом подбросил его на руке, потом приподнял, потом посмотрел на свет. Задали работу Старому Носу!
«А что, если я посмотрю, — подумал Сема, — разве это будет грех? Во-первых, я в комнате один, а во-вторых, во-вторых…» Не придумав ничего, Сема разозлился и рванул тесемку — он увидел аккуратно сложенные листки бумаги. Все остальное уже не интересовало его. «Подумаешь, счастье — бумага, и если бы еще чистая, а то исписанная бумага». Равнодушно взглянув на листок, он прочел первое слово: «Хавейрим» («Товарищи»), и презрительно сплюнул.
Вот если б он нашел настоящую бомбу, это была бы красота! Говорят, что у ребе такая густая борода, что мыши путаются в ней, а один раз прыгнула кошка и та не смогла выбраться. Но ничего, бомба не запуталась бы в этом рыжем лесу. Она бы ему показала, что значит Сема, она бы ему показала, старому дьяволу, она бы… Сема расхрабрился и забегал по комнате. Он строил планы мести самые дерзкие: закупорить ребе в бочку и бросить в воду, чтобы ветер гнал ее от берега к берегу, облить ребе керосином и поджечь, удавить, утопить… Что еще можно сделать?
— Ты забыл, что тебя ждут? Чем у тебя голова занята?
— Бабушка, не трогайте мою голову, — с досадой отмахнулся Сема и, взяв пакет, вышел на улицу.
День выдался жаркий, желтая пыль крушилась над местечком, в домах были закрыты ставни: люди прятались от солнца. Посвистывая, Сема побрел к заводу. У дома Пейси Сема ускорил шаг, но это не спасло его.
— Ау, Старый Нос!
— Что ты еще хочешь?
— Ничего я не хочу. Можешь не задаваться.
— Ну, ну, ты молчи!
— Я не знаю, зачем ты ругаешься, — примиряюще сказал Пейся. — Хочешь яблоко? Смотри, какое яблоко.
Отказываться было глупо, и Сема присел на камешек. Пейся, обрадованный тем, что нашел наконец собеседника, принялся за свое:
— Папа вчера…
— Мясо царю, — хмуро перебил Сема. — Знаю!
— Нет, совсем другое.
— Что другое?
— Папа ехал мимо речки и захотел руки помыть. Подошел он к берегу и видит: боже мой, рыба идет прямо-таки пластом. Что делает папа? Снимает картуз и окунает в воду. Вынимает — полный картуз рыбы, и какой! Тогда папа захотел покушать, раз рыба сама идет. Он развел костер и стал варить уху.
— В чем же он варил? — недоверчиво спросил Сема.
— Слушай дальше! — важно воскликнул Пейся, польщенный вниманием. — Он вспомнил, что в телеге есть кусочек воска. Он слепил из воска котел и сварил в котле такую уху, что мир не видывал!..
— Вот и врешь! Воск-то тает, дура! — перебил его Сема и встал.
— Подумаешь! — нашелся Пейся. — Воск тает! Папа развел такой огонь, что вода вскипела раньше, чем растаял воск.
Сема расхохотался: находчивость Вруна показалась ему забавной. И где только он подслушивает эти сказки, кто сочиняет их? Ай да Врун!
— Ну, расскажи еще что-нибудь.
— Ты же не веришь, что я тебе буду даром рассказывать.
— Ладно, верю… — снисходительно сказал Сема и зашагал.
— Я буду сегодня делать змея! — крикнул ему вдогонку Пейся. — Штук пять сделаю и выменяю.
— Сделай мне.
— Из пальца я тебе сделаю?
— Зачем? Зачем из пальца? Я бумаги достану! — крикнул Сема, прижимая к груди сверток.
— Достанешь, тогда и будет разговор! — деловито ответил Пейся.
Приятели расстались.
* * *Моисей стоял у фабричных ворот. Ящик его был открыт — шла бойкая торговля.
— Молодой человек, — кричал Моисей, — вы торопитесь? Вы, может быть, идете представляться родителям своей невесты? Остановитесь, на вашем костюме я вижу пятно. За один пятак я выведу ваше пятно, как будто его никогда не было на белом свете!
Он говорил весело и легко. И Сема с удивлением заметил, что рабочие останавливались. Он не верил своим глазам, но Моисей торговал. И как быстро он орудовал пальцами: в два счета завертывал покупку и получал деньги. Как будто он всю жизнь выводил пятна! Как будто он всю жизнь продавал эти палочки! Прохожие останавливались. Десятки лет они носили засаленные пиджаки — и кто думал об этом? — а Моисей в две минуты убеждал их, что дальше так шить невозможно. Кто бы мог догадаться, что какие-то палочки — прибыльное дело?
Заметив Сему, Моисей, продолжая весело покрикивать, поманил его к себе. Сема подошел.
— Принес?
— А как же!
— Ну, стой здесь. Положи это дело сюда. Когда я тебе скажу: «Заверни», ты возьмешь листочек и завернешь. Но, если я тебе ничего не скажу, ты ничего не бери.
— А что я буду с этого иметь? — деловито спросил Сема.
— Одну пятую с оборота, — засмеялся Моисей. — Как у Герша…
Дело пошло. Когда кончились палочки, принялись за чернильные порошки — они лежали в ящичке отдельно, в маленьких конвертиках… Рабочие выходили из фабричных ворот и, с любопытством глядя на ящик, останавливались подле Моисея.
— Завернуть! — приказывал Моисей.
И Сема быстро упаковывал порошки, с восхищением глядя на своего партнера.
— Откуда ты взял приказчика? — шутливо спрашивали покупатели у Моисея.
— Это сын Гольдина!
— Того Гольдина?
— Да, того.
И рабочие с любопытством всматривались в веснушчатое лицо Семы.
— Похож-таки на отца.
— Это будет видно, — улыбаясь, отвечал Моисей.
По пути домой Моисей спросил Сему:
— Ну как, дружище?
— Очень нравится, — откровенно признался Сема. — Завтра тоже будем?
