Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время
Время от времени они играли во что-нибудь или сидели вместе маленькими или большими группами и беседовали, рассказывая друг другу истории. Первое время говорил в основном Юлиан, к нему было приковано всеобщее внимание, и он чувствовал, насколько бесценным казалось им каждое его слово. Даже самые банальные вещи, бережно воспринятые ими, приобретали необычайную ценность. Постепенно Юлиан начал понимать, что имел в виду Рогер, когда говорил, что здесь одиноко. Как бы много их ни было в этом месте, где не существовало времени, рано или поздно были рассказаны все истории, были высказаны все мысли, заданы все вопросы и на все получены ответы.
Несмотря на предостережение Алисы, однажды он все-таки отправился на ту часть площади, которая принадлежала троллям. Она утопала в темноте, и хоть он не столкнулся лицом к лицу ни с одним из этих мохнатых созданий, но постоянно чувствовал на себе взгляд ненавидящих глаз.
Скорее всего, он окончательно забыл бы, откуда пришел, если бы не Алиса. Он видел ее не очень часто, да часто и не получалось при таком обилии волнующих, притягательных развлечений. Она все так же нравилась ему, как нравились и все остальные здесь, потому что на этой ярмарочной площади все питали друг к другу глубокую симпатию. И все же в нем оставалось смутное чувство утраты, как будто раньше у него было что-то еще; он не помнил, что именно, но отсутствие этого неизвестно чего он ощущал как приглушенную боль.
В один из вечеров это ощущение особенно обострилось. Ему хотелось обсудить это с Алисой — не только потому, что это чувство утраты было связано с ней, но и потому, что Алиса есть Алиса, и каждый шел к ней поговорить, если было что-то важное и неотложное — если здесь вообще могло быть что-то важное и неотложное!
Может быть, потому, что она первой ступила в этот зачарованный мир, ее воспринимали здесь как предводительницу, хотя многие ищущие совета были старше ее.
В тот вечер Юлиан увидел Алису с Рогером в толпе издали, но пока пробирался к ним, они куда-то свернули.
Юлиан добежал до перекрестка и растерянно остановился. В одну сторону улица была пуста, а в другую уводила на темную территорию ярмарки, где господствовали тролли! Именно туда и шли Алиса и Рогер, рука об руку.
Юлиан ощутил в груди болезненный укол: ему Алиса никогда не позволяла прикасаться к себе. Глядя на них издали, он страдал, хотя сам не мог понять почему. И это была одна из причин, по которой он не сразу догнал их и даже не окликнул. Напротив, он укрылся в тени и подождал, пока они уйдут достаточно далеко. Юлиан крался за ними с величайшей осторожностью, хотя ему было очень стыдно.
Здесь, на ярмарке, все придерживались неписаного закона, исходя из принципа взаимного уважения и предупредительности. Было совершенно немыслимо подслушивать кого-нибудь или красться за кем-то, когда тот хочет остаться один.
Именно это и делал Юлиан. Как будто наряду с воспоминаниями в нем проснулась и вырвалась на волю старая манера поведения. Внезапно он понял, что эта жизнь, как бы хороша она ни была, всего лишь часть настоящей, полной жизни. Вечное веселье и вечное счастье могут быть только мечтой. Что такое свет без тени? Как можно ценить вечное счастье, не зная, что оно означает по сравнению с несчастьем? Эта мысль больше не оставляла его, ему казалось, что он очнулся от долгого сна.
Алиса и Рогер уже дошли до колеса обозрения — Юлиан знал, что это главный штаб троллей, — и дальше зашагали чуть медленнее, как будто уже не боялись, что их заметят. Иногда они даже останавливались, и Рогер мимолетным нежным жестом касался волос Алисы или ее щеки, и Алиса делала с ним то же самое. Эти картины наполнили Юлиана жгучей ревностью, которой он стыдился, но был бессилен против нее.
Он догадывался, что они пришли сюда не только для того, чтобы побыть вдвоем. Для уединения они могли бы подыскать себе сотню других, более подходящих уголков.
Они дошли до того места ярмарки, где Юлиан еще не был — ни по эту, ни по ту сторону зеркала. Повсюду виднелись следы упадка. Не было ни одного строения, которое не обветшало бы частично или целиком, ни одной карусели, не тронутой ржавчиной. И чем дальше они шли, тем становилось хуже, пока все окружающее не превратилось в руины и обломки. Кое-где Юлиан замечал троллей, но даже эти существа были здесь какие-то не такие. Одни сидели, глядя на него горящими глазами, другие рылись в отбросах, извлекали что-то и жадно, с чавканьем проглатывали. И если до сих пор тролли имели в своем облике что-то от хищных зверей, то теперь при виде их Юлиан не испытывал ничего, кроме омерзения. Казалось, разлагался не только мир, в котором они жили, но и сами они были обречены на гибель. Для чего же Алиса и Рогер пришли сюда?
Когда они наконец остановились, мир хоть и не кончился, но состоял уже из полной неразберихи форм.
Алиса и Рогер старались не смотреть на безутешный пейзаж. Казалось, они нервничали, приникая друг к другу еще теснее, чем прежде, но это было скорее из страха, чем из симпатии. Прошло много времени, и Юлиан в своем укрытии уже подумывал, не встать ли ему и не подойти ли к ним. Не важно, как они будут реагировать на его внезапное появление.
Но тут он увидел, как Алиса подняла голову и оглянулась в ту сторону, откуда они пришли. Юлиан тоже обернулся. Он с удивлением обнаружил, что они очень далеко ушли от ярмарочной площади. Ее совсем не было видно, разве что темный силуэт на горизонте с далеким колесом обозрения.
Затем он заметил крошечное светлое пятно, оно медленно приближалось, постепенно приобретая очертания человеческой фигуры — девочки лет восьми или десяти. Юлиан узнал ее. Это была та самая малышка, которая заговорила с ним в первый вечер. С тех пор они часто виделись и помногу разговаривали. Она принадлежала к числу здешних старожилов. Но в мире, лишенном времени, не стареет никто.
Юлиану стало не по себе, когда девочка подошла ближе. Что она здесь делала? Взгляд его снова вернулся к Алисе и Рогеру.
Они были уже не одни. Позади них словно из-под земли появился тролль. Юлиан сразу узнал его. Это был Кожаный.
Юлиан еще ниже пригнулся за развалинами кирпичной стены. То, что произошло потом, было одновременно и завораживающе и ужасно. Позднее, когда к нему снова вернулась способность ясно мыслить, он лишь с трудом мог восстановить порядок происшедшего.
Девочка подошла ближе, и от выражения на ее лице Юлиану стало еще больше не по себе. Лицо выражало не страх, оно выражало пустоту. Узкое детское лицо окаменело, как у куклы. Глаза казались безжизненными, словно стеклянные шары. Мимо Юлиана прошла только пустая бездушная оболочка и остановилась около Рогера, Алисы и короля троллей.
Алиса обняла девочку, но Юлиан даже на расстоянии видел, что Алисе не просто это было сделать. Малышка безучастно предалась всему происходящему. Юлиан не сомневался, что она даже не замечает, что с ней происходит. Она не пошевелилась и тогда, когда Алиса и Рогер отступили и тролль протянул к ней руку.
Кожаный даже не дотронулся до девочки, но ребенок содрогнулся, как от электрического удара. Она вскрикнула, упала на колени и начала превращаться! Платье встопорщилось и стало тлеть, розовая кожа превратилась в шкуру, покрытую черной шерстью, и на месте девочки оказался отвратительный тролль.
Этого Юлиан не выдержал. Его самообладание сломилось, он с криком вскочил и побежал к Рогеру и Алисе.
— Что вы сделали?! — безумно выкрикивал он, в ярости сжав кулаки.
Какое предательство! Этот рай — коварная ловушка, где все они убойный скот для Майка и его банды, а Алиса и Рогер — пастухи этого стада, наиподлейшие из всех.
Юлиан бил Рогера, царапал и пинал, хотя ни разу не попал, потому что Рогер играючи отражал его слепые от ярости удары. И ни разу не нанес Юлиану ответного удара.
Наконец Юлиан обессилел. Только тогда Рогер решил, что достаточно, стиснул запястья Юлиана и сильно его тряхнул.
— Если ты уже набушевался, мы могли бы наконец поговорить.
— Поговорить? — Юлиан вырвался и отступил на два шага. — Нам не о чем с тобой говорить!
— Что ты здесь делаешь, черт возьми? — разъярился Рогер.
— Что я делаю здесь?! Нет уж, это вы что здесь делаете? — прохрипел он. — Я все понял. Вы только что заплатили за аренду, не так ли? Интересно, за какой срок —за неделю, за год?
— Это совсем не то, что ты думаешь, — сказала Алиса. — Пожалуйста, Юлиан, послушай меня...
— Это твой любимый оборот, — зло перебил Юлиан. — «Это не то, что ты думаешь»! Очень удобно. Но, знаешь ли, я уже не думаю. Я вижу!
Алиса вздрагивала от каждого его слова, как от удара, но ему только этого и надо было. Ему самому было так больно, что он мог только причинять боль другим.
— Оставь его, — сказал Рогер. — Дай ему время. Могу себе представить, что он сейчас чувствует.
