Диана Джонс - Год грифона
Тем временем голубь, сытый, исцеленный и приведший себя в порядок, взмыл в небо и полетел восвояси. Он сделал круг над дворцом, чтобы определить нужное направление, и увидел внизу множество солдат, снующих во все стороны. Лишь один отряд, в роскошных сверкающих доспехах, никуда не бежал, а стоял на просторном плацу. Им было жарко и скучно. Голубь нашел, где север, и повернул к Деркхольму. Он сделал большой крюк, чтобы обогнуть здание сената, – ему совсем не хотелось, чтобы его поймали сачком. По крыше сената теперь карабкались солдаты, а другие солдаты тихонько пробирались по улицам вокруг здания, но в целом в городе все было тихо, мирно и обыденно. За городом голубь миновал небольшой отряд имперской кавалерии, скромно и незаметно ехавшей по улочкам промышленного пригорода. Он приветственно качнул крыльями, и Тит весело помахал ему в ответ. Император с интересом раздумывал, долго ли простоит на жаре его личная гвардия, прежде чем кто-нибудь прибежит и скажет им, что император пропал и, скорее всего, его отравили. Вот когда у Агриколы начнутся настоящие проблемы…
15
А в университете Коркоран сидел в разоренной лаборатории и думал о том, стоит ли жить дальше. Временами он крепко стискивал обеими руками гудящую голову – волшебнику казалось, будто она вот-вот распадется на дольки, как один из Дерковых апельсинов. Изредка Коркоран бросал тоскливый взгляд на остатки своего лунного корабля. Большую же часть времени просто пялился в стену. Стена казалась желтоватой – вроде бы раньше она такой не была. Коркоран думал, что, как только наберется сил, надо будет пойти подняться на верхушку обсерватории и броситься вниз. Но тут кто-то отворил дверь.
– Я же говорил, что вы мне не нужны! – сказал Коркоран, думая, что это его лаборантка.
– Вы мне пока ничего не говорили, – возразил пришелец.
Голос был куда громче, чем у Коркорановой лаборантки, с гулким отзвуком и пронзительным призвуком, от которого Коркорана передернуло. Волшебник развернулся, но сделал это чересчур быстро: он охнул от боли и увидел, что в дверях торчит передняя часть незнакомого грифона. Коркоран смутно припомнил, что Финн вроде бы говорил что-то насчет нашествия грифонов. Но это существо, по крайней мере, было приятной масти – коричневое такое, успокаивающее. И даже странные глаза с тяжелыми веками были приятного землистого цвета, а перья, хотя и блестящие, не резали глаз.
– Что вам надо? – осведомился Коркоран. – Кто вы такой?
Грифон виновато опустил свою массивную голову.
– Я – Перри. Можно мне поступить к вам студентом?
– Это невозможно, – ответил ему Коркоран. А может, это не он, а она? Отсюда, спереди, разобрать было трудно. – Вы опоздали. Семестр уже в разгаре. Теперь вам придется подождать до следующей осени.
– Но я же не знал… Я с другого континента, – объяснил Перри. – Может, сделаете для меня исключение?
Его голос раздражал Коркорана. Он был слишком громкий.
– Нет, – твердо ответил волшебник. – Приходите весной, продемонстрируйте свои магические достижения, тогда и поглядим. Я так понимаю, магические способности у вас имеются?
Перри, похоже, смутился.
– Ну да, есть кой-какие, – застенчиво признался он.
– И имейте в виду, у нас довольно высокая плата за обучение! – добавил Коркоран. – У вас деньги есть?
– Довольно много, – стыдливо ответил Перри.
– Вот и хорошо. Тогда до следующей весны, – сказал Коркоран. – А пока ступайте.
Повисла многозначительная пауза. Дверная рама затрещала.
– Не могу, – сказал Перри. – Я застрял.
– О боги! – воскликнул Коркоран.
Какое свинство – приставать к нему со всякими там грифонами, когда он буквально умирает! К тому же он только что вспомнил, что ему еще нужно читать лекцию. О, как он нуждается в помощи и сочувствии! Тут Коркоран сообразил, что в Доме целителей есть лекарства от головной боли. У целителей добрые руки, и говорят они вполголоса… Это именно то, что ему сейчас необходимо. А что до этого Перри – может быть, если сейчас исчезнуть, не обращая на него внимания, потом окажется, что это было всего лишь жуткое наваждение. И Коркоран встал и перенесся в Дом целителей.
Увидев, что комната внезапно опустела, Перри пожал плечами, отчего дверная рама содрогнулась.
– Ну ладно, – сказал он. – По крайней мере, попробовать стоило.
Он склонил голову набок и прислушался – не возвращается ли Коркоран с инструментами или заклинаниями, чтобы вытащить его из дверей. Когда сделалось ясно, что волшебник о нем попросту забыл, Перри выбрался из дверного проема и вошел в лабораторию. Теперь он был величиной всего-навсего с некрупного льва. И его клюв оказался как раз на подходящей высоте, чтобы разглядывать и обнюхивать верстаки и рабочие столы, по которым были разбросаны остатки экспериментальных установок. Эти остатки немало озадачили Перри. Так же как и клочки листков с расчетами. Он подобрал несколько обрывков, сложил вместе те, что совпадали, и стал изучать получившиеся записи.
Грифон недоумевающе покачал головой. Потом он обнаружил крысиную клетку с погнутыми прутьями, с которой по-прежнему свисала непроницаемая сеть. Грифон просунул в клетку свой клюв и прикрыл глаза, разбирая, чем там пахнет.
– А-а! – сказал он. – Так вот чем здесь воняло. Они просидели тут довольно долго, прежде чем выбрались наружу и принялись рыскать по университету. Что ж, по правде говоря, я их вполне понимаю.
Потом подошел к остаткам лунного корабля и некоторое время тщательно исследовал то, что от него осталось. Наконец он печально покачал головой:
– Пустая трата времени! Он бы все равно никуда не полетел.
И грифон удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Эльда немало удивилась, увидев Перри на лекции у Коркорана. Грифон возвышался в задних рядах, огромный и бурый, как буковый лист. Но самым удивительным было то, что его как будто никто не замечал. И главное, как он помещался в аудитории? Там ведь было довольно тесно. К завтраку все студенты уже знали, что лунный корабль Коркорана погиб и волшебник вне себя от горя.
Завтрака считай что не было: мыши добрались-таки до кухни. С помощью энергичных крохотных ассасинов они проникли во все кладовки и чуланы и даже в ледник, выпили все яйца, изгрызли ветчину, подавили фрукты, разлили молоко и порвали мешки с крупой. Все, что осталось нетронутым, – это хлеб, который, по счастью, оставили подходить в печи с тяжелой железной дверцей, да черный кофе.
– Слава богам, кофе цел! – воскликнула Ольга. – Мой папаша всегда его терпеть не мог.
Фелим с Рёскином тут же принялись конструировать безотказную мышеловку. Они были не единственные: даже Мелисса пыталась придумать какую-нибудь ловушку. Довольно много народу стало как-то косо поглядывать на Эльду: зачем она вообще понаделала этих мышей! Эльде сделалось ужасно неловко. Она чувствовала себя виноватой.
– Просто это было первое, что пришло мне в голову! – оправдывалась она. – Надо же было что-то сделать!
– Оставьте ее в покое, – сказала Клавдия. Она ночевала у Эльды, на полу концертного зала, и чувствовала себя обязанной защищать грифоншу. – Другие-то и вовсе ничего не сделали!
– Лукин сделал, – возразила Ольга.
– Ну, это не считается: он и так все время делает ямы, – ответила Клавдия.
Так что новости насчет лунного корабля пришлись очень кстати – это хоть немного отвлекло голодных студентов. Коркорана все жалели. Даже те, кто, подобно Лукину, считал, что Коркоран никуда не годится и к тому же носит совершенно безвкусные галстуки, стремились показать, что они ему сочувствуют. И потому все студенты, кто смог прийти, а также многие из учеников целителей набились в центральную аудиторию, чтобы оказать Коркорану моральную поддержку.
Коркоран был весьма тронут. Обычно на его лекции собиралось человек пять барышень, взиравших на него с обожанием. Увидав, как все из-за него переживают, он изрядно подбодрился. Тем не менее, когда он принялся читать лекцию, какую всегда читал на этом этапе семестра, он почувствовал, что делает это с куда меньшим рвением, нежели обычно.
«Он и впрямь вне себя от горя», – думала Эльда. Лицо у Коркорана было желтовато-бледным, и Эльда видела, что руки у него трясутся. И даже галстук был какой-то бесцветный, с невыразительным узорчиком из блеклых ромашек. Как это ни глупо, Эльда чувствовала себя виноватой оттого, что Коркоран ей совсем разонравился. Она и сама понимала, что это чушь, но тем не менее пыталась придумать, как бы искупить свою вину перед ним. Лекции она почти не слышала, потому что, как только она задумалась об этом, решение пришло почти тут же.
Но рассказать о своей идее друзьям она решилась только после обеда (который был ничем не лучше завтрака). Когда все собрались вокруг волшебника Поликанта в ожидании лекции Вермахта, Эльда собралась с духом и сказала:
