Невероятные создания - Ранделл Кэтрин

Наравирала продолжила рассказ медленным, четким и низким голосом:

– По мере того как Марик становился взрослым, он все больше и больше злился на свою судьбу, на то, кем он был. Он возненавидел память Бессмертья, знание, которое перешло к нему. Ему не нравилось, что он ничего не может забыть.

В конце концов он дошел до того, что больше не мог этого вынести. Он взглянул на мир вокруг. Видел его жестокость, горе, всю пролитую кровь. Он задался вопросом: неужели все это, Архипелаг и мир за его пределами, зло, что царит там, стоит той боли, которую он испытывает? Стоит ли страдать из-за своей человеческой сущности? Его тело взбунтовалось, сердце сказало: «Нет!»

И он ответил сам себе: «Нет. Нет воспоминаниям, нет знанию, нет ужасной ответственности, что приходит вместе со знанием».

И он издал крик: «Нет этому миру!»

Он заявил семье, что отказывается от своего дара.

Все, конечно, сочли это настолько же безумным, насколько и невозможным. Нельзя перестать быть Бессмертьем.

Но Марик был настроен решительно. Он вспомнил о зелье забвения, которое приняли Леонардо и Энцо да Винчи. Он отправился к кентаврам – на острове Антиока есть стадо, в котором секрет изготовления зелья передается от сына к дочери и от дочери к сыну.

Он заплатил им несметное количество золота, чтобы они приготовили зелье, более сильное, чем все, что они когда-либо делали. Он привел все в порядок. На Архипелаге есть дворец, который Бессмертье построило шестьсот лет назад, – прекраснейшее творение. Марик запер двери и выгнал людей. Он вытащил из воды и спрятал парусную лодку из дерева дриады, на которой туда приплыл.

В разговор вступил другой, очень древний мужчина-сфинкс:

– Так и было. Он оставил ее в обеденном зале, чтобы Время ее поглотило.

– А потом он принял зелье. И все забыл. – Наравирала прикрыла глаза, и стало видно, насколько она измучена. – Это было великое забытье. Он знал, что зелье лишит памяти не только его, но и всех, в кого переродится Бессмертье после него.

Вы понимаете? С тех пор было по крайней мере два или три перерождения, но Бессмертье не знало, кто и что оно. Жило, как обычный человек: сначала было обычным младенцем, потом стало обычным ребенком и, наконец, обычным взрослым.

– Это можно как-то исправить? – спросил Кристофер.

– Возможно. У зелья забвения есть противоядие, как и у всех зелий. Его еще никто не использовал, но его можно создать. А без защиты, без знаний, без бдительной и теплой заботы Бессмертья Архипелаг уязвим. Нет никого, кто мог бы пройти сквозь лабиринт и убедиться, что с Гримурным Древом все в порядке. Нет никого, чья единственная работа – это защита того, чем все мы дорожим.

И мы знаем, что худшее уже случилось. Мы поняли – по звездам и водам, по известиям, что доходят до нас, – что нечто пробралось в Лабиринт. Древо умирает, или же нечто поглощает его силу.

– Не может быть! – воскликнул Найтхэнд.

– Не могло быть. Никто, кроме Бессмертья, не знал, как пройти через лабиринт. Но кому-то удалось это выяснить.

– Что будет дальше? – спросила Мэл.

Одновременно с ней к сфинксу обратился и Кристофер:

– Что случится, если Гримурное Древо уничтожат?

– Защита Архипелага падет. Магические существа не смогут жить без гримура. Все, что вы знаете и любите, погибнет. Грифонов мы уже почти потеряли. – Наравирала склонила голову перед Гелифеном. – Единороги, драконы, рататоски… – Она замолчала и добавила: – Сфинксы. Мы тоже. Даже Иноземье пострадает, если окажется во власти зла.

Белхиб, стоявший позади нее, издал сдавленный звук, полный страха. Он придвинулся ближе к матери.

– Что случилось с Бессмертьем? С Мариком? – спросил Кристофер.

– Он проснулся на следующий день в забытьи. Ему потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от зелья. В течение месяца он не мог ходить. А потом начал жизнь заново. Но всегда оставался настороже, боясь всего нового. Он умер молодым во время несчастного случая на море. И теперь… Мы не знаем, кто стал Бессмертьем. Мы не знаем, в чьем теле обитает вечная душа. Если вы хотите найти то, что скрывается в сердце лабиринта, если вы хотите узнать, что произошло с гримуром, сначала надо найти Бессмертье. Надо найти вечную душу, что родилась из первого яблока первого дерева, найти того, кто знаком с человечеством с момента его появления на Земле.

Нападение

Обратный путь прошел в молчании.

Они взяли курс на Город Ученых и на следующее утро причалили к пристани. Первое, что сделала Ириан, – отправилась в библиотеку. Она выглядела обеспокоенной.

– Должно же в книгах найтись хоть что-то полезное о Бессмертье.

– А как насчет нас? – спросила Мэл. – Нам куда идти?

Девочка ковыряла пальцем в носу. Закончив, внимательно изучила то, что удалось извлечь, и отправила в рот.

– Мэл, это отвратительно! – Кристофер передернул плечами.

– Ты сам в носу ковыряешься! Я видела вчера!

– Но я же не ем козявки!

– Значит, ты ведешь себя и отвратительно, и расточительно. А я – только отвратительно.

Найтхэнд наблюдал за ними, высоко подняв брови.

– Не отходите от лодки, – велел он. – Есть у меня пара старых знакомых, которые знают то, о чем другие даже не задумываются. Разыщу их и выслушаю последние сплетни. Рэтвин займется тем же.

– Мы тоже идем, – заявила Мэл.

– Нет, не идете! Мои знакомые – не из тех, с кем приятно выпить по чашечке чая.

Дети подождали, пока берсерк скроется из виду, и обменялись взглядами.

– Как думаешь?..

– Если мы сможем быстро…

– И мы же не обещали, что останемся…

Кристофер усмехнулся и спрыгнул на причал.

– Давай поищем что-нибудь поесть, – сказал он. – Одними козявками сыт не будешь.

Они купили три больших куска белого бисквита – один предназначался для Гелифена – и ели их, пока брели по улицам, вдоль лавок с хлебом, фруктами и рыбой, а затем по тихой улочке рядом с каналом. Бисквит был мягким, как облако, но Кристоферу было не до еды.

– Мэл, – начал он. – Если сфинксы не могут сказать нам, куда двигаться дальше, может, другие древние существа смогут помочь? Ты сказала, что драконам тысячи лет. Есть ли способ поговорить с ними?

– Я не думаю, что драконы захотят связываться с людьми, – ответила Мэл и отправила в рот еще кусок бисквита. – Они такие старые и дикие, что даже не вспоминают о людях. Я думаю, они смотрят на нас так же, как мы смотрим на муравьев.

– Но ведь гримур влияет и на них, – возразил Кристофер. Поколебавшись, он все-таки добавил: – Нереиды говорили о тебе. О тебе и гримуре.

Мэл тут же насторожилась:

– Что?

– Было сложно понять… Там было много слов на их языке и совсем мало на…

– Ну же, рассказывай!

– Нереида сказала…

Но тут его прервал ужасный крик. Кристофер быстро повернулся и увидел подростка, который схватил Мэл за руку и тащил куда-то в сторону. Это был один из тех, кто сопровождал гадалку.

Мэл вырывалась, и мальчишка с размаху треснул ее по губам. Гелифен вцепился ему в лицо, а Мэл ударила кулаком в нос. Нападавший отшатнулся. Кристофер ткнул его в грудь, и мальчишка с ревом упал на землю.

Дети едва успели выдохнуть, как вдруг из ниоткуда появился второй противник. Он схватил Кристофера за волосы и ударил его по голове. От потрясения у Кристофера перехватило дыхание, он обмяк и рухнул на землю, но подросток приподнял его и ударил снова, на этот раз по шее.

Мэл стояла, прислонившись спиной к стене, и, пытаясь отдышаться, смотрела на первого нападавшего. По земле растекалось алое пятно. Похоже, это была кровь из ее рассеченной губы. Кристофер взглянул на Мэл, и его накрыла волна жара.

Он поднялся, схватил второго мальчишку и крепко прижал к себе, не давая ему размахивать кулаками. А потом с яростью укусил его за нос. Подросток зарычал и попытался вырваться, но Кристофер с такой силой пнул его по лодыжке, что противник упал. Мэл отскочила в сторону, крепко прижимая к себе Гелифена, издававшего рассерженный клекот.