Кейт Коннолли - Чудовище
Впрочем, ничего загадочного в ней нет. Я отлично знаю, что это такое.
Это кость.
Белая, длинная кость, похожая на кость в руке русалки, скелет которой висит в лаборатории. Из любопытства я прикладываю кость к собственной руке — размер почти совпадает. Но откуда здесь кости — под моими розами?
Я падаю на четвереньки и рою землю вокруг корней. Я нахожу еще кости, стряхиваю с них грязь. Грудная клетка, а вот опять кость руки.
Я копаю и копаю, пока мое платье не покрывается влажной грязью, а потом отхожу на шаг назад, чтобы оглядеть находку целиком.
Это скелет. Он и впрямь похож на существа из лаборатории отца. Верхняя часть тела принадлежит человеку, а нижняя больше всего похожа на увеличенные козлиные ноги, которые папа приделывает нашим курам. Копыта и все такое. Не хватает только одной вещи. Головы.
Солнце греет по-прежнему, но я покрываюсь мурашками. В животе такое ощущение, будто он набит земляными червяками, которые ползут сквозь землю и шепчут о чем-то страшном. Это мой сад! Здесь не место безголовым скелетам!
Что-то тут не так.
Я быстро бегу обратно в дом, но у двери останавливаюсь, потому что вижу пустую корзину для яиц. Отец любит на завтрак яйца. Я мчусь в курятник и быстро хватаю пару штук.
Отец сидит у плиты, кастрюлька с водой уже кипит. Я кладу в нее яйца, рыком сгоняю Пиппу с соседнего стула и сажусь рядом с отцом. Он целует меня в щеку, но, когда видит, как я выгляжу, глаза у него удивленно расширяются.
— Доброе утро, милая. Послушай, что ты делала?
Я вытираю грязные руки о платье.
— Я не виновата, честное слово. Это все Пиппа.
Отец наклоняется и почесывает собаку за ухом.
— Что она на этот раз натворила?
Я хмуро гляжу на каемки грязи под ногтями.
— Она вырыла яму у меня в саду. Сначала я решила, что она хочет попортить мне розы, но оказалось, что она что-то нашла. — По спине у меня снова бегут мурашки, но я беру себя в руки. — Там оказался скелет. Вроде этих, у тебя в лаборатории.
Папин взгляд перестает быть тревожным.
— Ах, милая, мне так жаль. Я и не думал, что ты узнаешь. Да, на том месте, где сейчас сад, я похоронил фавна. Он был… — отец на мгновение отводит глаза, — он был моим близким другом. Он был первым из известных мне гибридов, которые пали жертвой ненасытного колдуна. Я похоронил его и посадил на его могиле розы. В знак памяти, и чтобы его кости никто не унес для своих целей.
— Но… почему он без головы?
— Колдун оставил ее у себя в качестве трофея. Я утешаю себя тем, что сумел унести тело.
Отец тяжело вздыхает и откидывается на спинку кресла.
Бедный отец! Сколько ему выпало страданий! Я обнимаю его за шею, жалея, что не могу прогнать его печаль. Он обнимает меня в ответ, а потом усаживает обратно на стул и отряхивает с рубашки землю.
— Я смотрю, ночью тебе опять повезло? — говорит он, и грусть уходит из его глаз.
— Она уже проснулась? — Если папа хочет сменить тему, я не буду настаивать. Мне так тяжело видеть его грусть!
Он качает головой:
— Нет, пока спит. В полдень проверим еще раз.
У девочки, которую я спасла прошлой ночью, симпатичные темные кудряшки, очень похожие на мои. Хочу такую же прическу. В обрамлении кудряшек ее спящее лицо выглядит так славно! Наверное, и мальчику бы понравилось, особенно если все остальное спрятать под плащом.
Мы ждем, пока сварятся яйца. Отец открывает книгу. Я смотрю, как яйца пляшут в кипящей воде, но пару раз поглядываю на отца. Книга у него обтянута вытертой кожей, на обложке вытиснен дракон. Я читала про самых разных существ, но драконы мне нравятся больше всего.
— Это книга о драконах, да, папа? А мне можно будет ее прочесть? — спрашиваю я.
Он поднимает глаза от страницы.
— Это не сказки, милая. Тебе, пожалуй, покажется суховато. Это книга для исследователей.
Я хмурюсь.
— А что ты исследуешь?
— Я изучаю драконов и их миграцию. Говорю же, это не сказки.
Я разочарована, но меняю тему. Мне уже давно хочется знать одну вещь.
— Папа!
Он поворачивается ко мне:
— Да?
— А я на нее похожа?
Он хмурится:
— На кого?
— На твою дочь. Ну, когда она была человеком.
Он закрывает книгу и снимает очки.
— Милая, ты в точности на нее похожа, потому что ты и есть она. Ты думаешь как она, говоришь как она, даже ходишь как она.
— А лицом я на нее похожа? Дэррелл так удивился, когда меня увидел, что я засомневалась.
Отец улыбается:
— Да, во многом. Мне пришлось заменить часть лица и черепа, но глаза тебе достались от нее. Волосы у тебя, правда, стали другого цвета, но, смею заметить, так они мне нравятся намного больше.
Я пропускаю меж пальцев длинный черный локон и смотрю, как он переливается под солнцем.
— А какого цвета у меня были волосы раньше?
— Золотые, как солнечный луч. А теперь черные, как ночь. Так лучше, правда же?
У меня перехватывает горло.
— Как бы мне хотелось когда-нибудь войти в Брайр днем и без плаща, как раньше…
— Зачем?
Я сцепляю лежащие на юбках руки.
— Я бы хотела побольше узнать о тамошних жителях. Ты говорил, раньше я их любила. Я бы хотела увидеть город в солнечных лучах, и как солнце играет в фонтанах, и цветы, и…
Отец прерывает меня взмахом руки:
— Нет. Ты не такая, как все. Ты никогда не сможешь жить среди людей. Лучше даже и не мечтай.
От стыда у меня вспыхивают щеки. Я ведь именно об этом и мечтаю, что бы отец ни думал. Я рада тому, что у меня есть в этой новой жизни, но и об утраченном не жалеть не могу. Пусть я не такая, как все, пусть я гибрид, но ведь гибриды тоже почти все исчезли.
— Почему ты так плохо думаешь о людях? Разве ты сам не человек?
— Человек, конечно. А вот ты — нет. Я ведь уже говорил тебе, люди боятся того, чего не понимают, а уж девочка с крыльями, хвостом и кошачьими когтями и глазами и вовсе приведет их в ужас.
Отец берет меня за подбородок. В глазах у меня набухают слезы.
— Над тобой будут смеяться, тебя будут мучить. Я этого не вынесу.
Я опускаю голову и таращусь на свои сложенные на коленях руки. Отец ошибается. Не все люди такие. Тот мальчик — он не такой. Он оставляет для меня розы. Он хочет со мной познакомиться.
— Не может быть, чтобы все люди были такие плохие. Я ведь тоже отчасти человек.
— Нет, конечно, милая, не все. Но большинство боится и из страха нападает первым. Даже если один-два окажутся не такими, трусливые возьмут числом.
— Это как?
Папа вздыхает:
— Скажу прямо: если люди узнают, кто ты, они тебя убьют. А потом выследят меня и убьют за то, что я тебя создал. И тех, кто будет хорошо к тебе относиться, тоже убьют.
Я холодею:
— Неужели люди так жестоки?
— Да. Жестоки и безжалостны. Держись от них как можно дальше.
Отец открывает книгу, но тут же закрывает ее и испытующе смотрит мне в лицо:
— Ты больше не видела того мальчика?
Глаза у него суживаются, я не в силах выдержать его взгляд.
— Нет, — вру я, — не видела.
Удовлетворенный моим ответом, он снова погружается в чтение. Мы сидим у плиты и ждем, когда будет готов завтрак.
Если я и сомневалась в том, нужно ли прятать розы от отца, теперь сомнений больше нет. Его слова раздирают мне душу. Не верю, что тот мальчик такой же, как все, не верю. Если люди меня поймают, я буду защищаться. Отец для того и дал мне когти — чтобы я могла постоять за себя, хвост — обездвижить нападающего, крылья — улететь от него прочь.
Если раньше мне хотелось, чтобы отец был доволен, то теперь к этому желанию добавилось еще одно.
Я хочу снова увидеть того мальчика.
День двадцать четвертый
В сказках всегда есть принц, и он всегда встречает свою даму в самом неожиданном месте. Я лечу сквозь пронизанный солнечными лучами лес и гадаю: что, если когда-нибудь и я так встречу своего принца? Ходит ли мой мальчик в лес? Полагаются ли вообще принцы таким, как я?
Может, где-то есть еще один гибрид вроде меня. А может, принца сделает для меня отец.
Когда я добираюсь до реки, огибающей наш лес, солнце стоит в зените и ласково улыбается мне с небес. Я люблю такие дни — лес источает тепло, и я буквально купаюсь в нем. Но сегодня моя радость омрачена самыми разными мыслями.
Да, я впервые выбралась из Дома не по приказу отца, а по собственной воле. Отец сказал, что ему надо на рынок, прикупить материалов для экспериментов. Он вернется ближе к вечеру, а значит, днем я могу делать что захочу. А я больше всего на свете хочу улететь к реке и читать там свои книжки. Я устраиваюсь на поблескивающем в солнечных лучах валуне и открываю книгу.
Откуда-то доносится тявканье. Я настораживаюсь и прислушиваюсь. Звук становится все громче, и я хмурюсь.
Это Пиппа.
Этот паршивый птицтерьер увязался за мной следом.
