Кейт Коннолли - Чудовище
Мы делаем слишком важное дело, и рисковать мне нельзя. Нужно выбросить из головы мысли о мальчишке. Папа считает, что это единственный способ от него избавиться. Все равно я ничего другого придумать не могу.
Но почему же тогда так часто бьется сердце, почему сбивается дыхание?
На миг замерев на гребне городской стены, я проверяю, нет ли поблизости стражников, и ныряю в идущую по верху стены галерею. Внизу, под стенами, раскрываются ночные цветы, и я с наслаждением вдыхаю их аромат, смешанный с ароматом роз.
Я видела его всего один миг, но это лицо навечно отпечаталось у меня в сердце. Оно совсем не похоже на отцовское. Оно юное. И оно… симпатичное. Да, да, вот это слово: симпатичное. И это его выражение, смесь удивления и еще чего-то, чему я не знаю названия. Наверное, на меня-прежнюю никто так не смотрел, поэтому у меня и нет подходящего слова.
Нет, я должна о нем забыть. Я не знаю этого мальчишку, а отец ясно сказал, что из-за него будут проблемы. Он может нам помешать. Хуже того — он может быть подручным колдуна. С чего бы еще ему шнырять вокруг дворца после заката? Нет, от мальчишки определенно не приходится ждать ничего хорошего.
Мои мысли возвращаются к тюрьме, где страдают девочки. Я спрыгиваю со стены и бегу по переулкам так быстро, словно лечу.
На площади с фонтаном я замедляю бег, боясь вылететь на открытое место. Я скольжу в тени, задеваю крыльями шершавые каменные стены, теряю пару перьев. От стен идет приятная прохлада, которая достигает вначале крыльев, а потом — напряженных мышц и пылающей кожи. На площади витает знакомый запах — запах свежевыпеченного хлеба.
По шитой-перешитой шее поднимается жар. Я переключаюсь на кошачье зрение, но не успеваю осмотреть всю площадь. Из-за колонны выходит тот самый мальчик. Он идет к фонтану. Запах свежего хлеба становится сильнее.
Я замираю, но успеваю переключиться на человечье зрение. Надо отступить назад, надо растаять в черноте за спиной.
Мальчик подходит к фонтану и оставляет что-то на краю. Из-за ангелочков мне не видно, что это такое. У меня сжимается горло. Я попалась. Если я шелохнусь, он меня увидит.
Мальчик бросает что-то в фонтан, потом касается пальцем воды. Поднимает глаза и — нет, нет, нет! — встречает мой взгляд, прямо и не мигая. Не успеваю я прийти в себя, как он кланяется и убегает в тот же переулок, что обычно.
Мои инстинкты звенят натянутой струной. Что это, ловушка? Что он оставил на краю фонтана? Откуда он знает, что я здесь? Я кляну свою глупость. Вот тебе и осторожность — снова прошляпила! Мне в жизни не справиться с делом, ради которого меня создал отец.
Я его подвела.
Я закрываю глаза, прислушиваюсь к ночным звукам, принюхиваюсь и понимаю, что мальчик и впрямь ушел. Эхо его шагов замирает вдали, тает в воздухе знакомый запах.
Я перевожу дух. Он меня видел. Но почему он так странно себя повел?
Что он оставил на краю фонтана? Меня гложет любопытство, которому я не в силах противостоять. Я хочу знать, что там.
Я покидаю спасительную тень и обхожу вокруг фонтана. Ангелочки весело брызгаются водой.
На краю фонтана лежит великолепная красная роза. Я не почуяла ее запаха потому, что он смешался с запахом других, растущих вокруг цветов.
Мальчик, который пахнет хлебом и корицей, оставил для меня розу.
Я поднимаю розу осторожно, чтобы не уколоться. Касаюсь носом алых лепестков. Немного щекотно, но запах божественный. Жар, охвативший шею, поднимается выше и заливает лицо.
Мне нравится эта роза. И этот мальчик. Разве тот, кто помогает колдуну, станет дарить такие подарки? Ни за что! Я знаю, что надо спросить об этом отца, но что-то во мне противится этой мысли. Вдруг отец решит, что роза зачарована? Вдруг велит ее выбросить? Я не хочу, я хочу сохранить ее, вдыхать ее аромат снова и снова, любоваться ею, пока она не завянет.
Никогда я не видела ничего прекраснее этой розы. Мальчик подарил ее мне. Она моя. Я ее не отдам.
Может быть, я признаюсь отцу утром. Но этой ночью роза будет со мной.
Я улыбаюсь, окуная руки в воду. На дне фонтана виднеются блестящие монетки. Интересно, зачем они там? Надо спросить отца.
Я втыкаю розу в густые, убранные в косу волосы и бегу к тюрьме.
Сегодня снаружи выставили еще одну пару стражников, и мне приходится идти в обход. Я внимательно слежу за стражей и двигаюсь перебежками, когда они меня не видят.
Оказавшись на крыше, я быстро и привычно сдвигаю черепицу. В комнате девочек сегодня больше теней — я насчитываю целых пять. Я бросаю в комнату склянку с порошком и смотрю, как летучая пыль завивается облачками вокруг девочек и вокруг стражников, не разбирая, кто есть кто. Вскоре все они уснут, и я смогу сделать то, зачем пришла.
Я придумала способ решать, какую девочку унести. Я забираю их по порядку, сначала из первой кровати в ряду, потом из второй, и так далее. Это справедливо, а мне не приходится решать.
Вид этих девочек выбивает меня из колеи. Я рада, что стала сильной, но иногда хочется вспомнить, каково это — быть обычным человеком. Жить обычной жизнью, не служить никакому делу, не идти на поводу у странных животных инстинктов…
И не бояться разоблачения, если мальчик у фонтана подарит тебе розу.
Забирая девочку из следующей по очереди койки, я замечаю, что на месте унесенных в прошлые ночи девочек уже лежат новые. Ни одной пустой койки. Я медлю на мгновение дольше, чем следует, и слышу, как внизу скрипит дверь. Дежурящие на улице стражники сменяются каждые два часа, и сейчас как раз время смены караула.
Повинуясь инстинктам, я стрелой вылетаю наружу.
Добравшись до деревьев за стеной, я раскрываю крылья и лечу домой, подставляя лицо ночному ветру. Ветер уносит мои страхи, и я уже почти не боюсь, что все мои старания спасти девочек Брайра и победить колдуна пропадут впустую.
День двадцать первый
Я лежу в постели. Солнечный луч ласково греет мои разноцветные руки. Я потягиваюсь и улыбаюсь, вспомнив о секрете, что спрятан у меня под подушкой. Я сую под нее руку и достаю новую розу. Последние несколько ночей мальчик неизменно оставляет мне розы у фонтана. Цветок успел помяться, но пахнет по-прежнему изумительно. Я зарываюсь в него носом и вспоминаю мальчика.
Каштановые волосы, карие глаза. Он весь какой-то теплый и уютный. Даже думать о нем и то тепло.
И еще он странный. Я каждую ночь проникаю следом за ним во дворец, прячусь в тени, смотрю, как он прячет записки в тронном зале. Я читаю и заучиваю записку, а потом иду к фонтану, и там меня уже ждет роза.
Я очень осторожна, и мальчик меня больше не видел. Но он знает, что я рядом, иначе бы не оставлял мне цветов.
Записки, которые он оставляет, такие же странные, как он сам. Отец доволен, когда я ему их пересказываю, хотя сама ничего пока не понимаю.
«Новые заболевшие. Переведите Д. на первую позицию».
«Двое стражников дезертировали, нужные новые».
— Кимера! — зовет отец.
Я быстро прячу цветок обратно под подушку. Пока что я не хочу рассказывать отцу про розы. Он вряд ли обрадуется, если узнает, что мальчик оставляет мне подарки.
— Иду! — кричу я и быстро одеваюсь. Отец поручил мне кормить кур по утрам, но сегодня я припоздала, и куры в нетерпении роют копытами землю.
Я влетаю в кухню и хватаю ведро с кормом. По утрам оно всегда полное, хотя я ни разу не видела, как отец его наполняет. Надо будет спросить у него, где хранится корм, а то вдруг я однажды проснусь первой.
Я сыплю курам корм, и они поднимают ужасный шум — кудахчут, пихаются с преглупым видом. По двору летят перья, падают в росистую траву, в лучи солнечного света. Я смеюсь. Обожаю этих кур. И яйца, которые они несут. Сейчас полью розы и пойду в курятник за яйцами.
Поливая алые, розовые и багряные розы, я вижу Пиппу — она превесело копается в земле на дальнем краю сада. Наша собака научилась-таки не лезть к курам, когда те едят, хотя наука стоила ей немало крови.
Она что-то находит в земле, скулит, скребет находку лапой и роет еще бодрее. Я отставляю лейку и иду посмотреть, что она там нашла. Комья земли летят от ее лап фонтаном, так что в яме ничего не разглядеть. Я отталкиваю Пиппу.
— Плохая собака! Плохая! — ворчу я, потому что подозреваю, что она загубила мои прекрасные розы. Птицтерьер не сопротивляется, но скулит не переставая. — Пошла вон! Кыш!
Ну конечно, она порвала дотянувшиеся до этого края сада корни. Я с сердитым пыхтением засыпаю корни землей. Съела бы эту паршивку!
Стоп.
Среди комьев земли виднеется что-то еще. По спине пробегает холодок. Я сую руку меж переплетающихся корней, и пальцы мои упираются во что-то твердое и неподвижное. Я тяну, но предмет не шевелится. Я тяну еще сильнее и падаю спиной на груду вырытой Пиппой земли. Загадочная находка остается у меня в руках.
Впрочем, ничего загадочного в ней нет. Я отлично знаю, что это такое.
