Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Черт, хреново выглядишь, Андреас. Может, тебе следовало дома полежать?

Карлберг пожал плечами — жест мог означать все, что угодно. Это было лучшее, что он мог сделать, дабы избежать темы, часто вызывавшей ожесточенные споры.

С одной стороны, некоторые приходили на службу, в каком бы состоянии ни находились. Конечно, поводом для этого могло быть и рвение к работе, и зарплата полицейских, дни со стопроцентными вычетами по болезни, плохая экономическая ситуация в общем смысле слова или, если угодно, скупость. А кто-то думал о риске заражения коллег и предпочитал остаться дома. Разница во взглядах с годами стала принципиальной.

Карлберг плотнее натянул флисовую куртку и с благодарностью принял упаковку носовых платочков, которую Бекман бросила ему через стол. Телль глотнул приторно-сладкого кофе, прежде чем продолжить читать вслух.

— Пока мы можем работать исходя из предположения, что в усадьбе лежит тело Ларса Вальца. Не забудьте, что это только гипотеза, при нем не обнаружили никаких документов, это с таким же успехом может быть и нанятый работник. Гм, я должен был сказать «лежало в усадьбе». Мы отвезли его к Стрёмбергу и получим устное заключение, как только что-то станет известно. Да… мне ведь не нужно говорить, что это дело имеет первостепенное значение?

Он почесал голову.

— Мы начнем обход домов как можно скорее, вместе с полицией Ангереда. Этим займется Бекман — и возьми с собой Гонсалеса. Проселочная дорога идет дугой, параллельно шоссе.

Он проиллюстрировал свои слова, прочертив пальцем линию по столу, и закончил, постучав по столешнице.

— Заходите во все дома с обеих сторон вплоть до шоссе. Возможно, нам придется повторить обход еще раз, когда Стрёмберг предоставит точные сведения о времени убийства, но опросить людей два раза не повредит. В первый раз они будут слишком поражены, чтобы четко мыслить. Кроме того, я хочу начать действовать.

Бернефлуд рисовал человечков в своем календаре, когда почувствовал на себе взгляды Телля.

— Бенгт, ты в резерве, пока у нас не будет больше технических данных. Продолжай искать среди ближайшего окружения — все, что можно найти. Сортируй данные, которые обнаружишь. Родственники, наемные работники и так далее. Звони мне на мобильный, чтобы вместе определить порядок.

— Они сейчас там?

— Да. Кричать «ура» рановато, но отпечатки шин достаточно отчетливые, это может что-то дать. Могут присутствовать волокна… ну да. Еще обертка от жвачки — старик, который первым туда приехал, трогал ее, но… честно говоря, вряд ли убийца развернул и стал жевать жвачку, находясь в усадьбе, чтобы убить Вальца…

— Не говоря уже о вероятности обнаружить на ней отчетливые отпечатки пальцев среди всех прочих, оставленных, например, в киоске.

Это был вклад Бернефлуда.

— В любом случае проверить надо. Кстати о старике — Оке… Мелькерссоне. И его соседке, Сейе Лундберг. Их личности мы должны изучить более внимательно.

— Для чего?

Напряжение в голосе свидетельствовало, насколько обижен Бернефлуд. Он должен был бы радоваться, избежав самой тяжелой полицейской работы: обхода домов, когда дождь стучит по стеклам, — но что-то подсказывало ему, что Телль, оставив его за пределами расследования, руководствовался совершенно другими мотивами, нежели забота о его, Бернефлуда, удобстве.

— Они первыми оказались на месте преступления. И они солгали.

Телль поднялся, немного быстрее, чем следовало, и случайно опрокинул с грохотом стул.

— А теперь давайте поживее.

Он повернулся к Карлбергу. Тот, несмотря на слезящиеся от простуды глаза, уже был на ногах и надел куртку.

6

Когда самолет коснулся земли, внутри его словно бы пронесся шелест.

Наконец-то. Лисе-Лотт Эделль только сейчас почувствовала, насколько напряжены были ее мышцы с того самого момента, как самолет вылетел из Пуэрто-де-ла-Крус. В следующий раз, когда она куда-нибудь полетит, то обязательно возьмет такси в аэропорт Ландветтер, вместо того чтобы оставлять машину на долговременной стоянке. Она вовсе не была опытным путешественником — в последний раз ездила за границу восемь лет назад, — но именно поэтому ей потребовалось успокоить нервы стаканчиком виски или мартини в самолете. Боязнь полетов не прошла с годами — в этом можно не сомневаться.

— У тебя такой вид, будто ты только что увидела привидение, — смеялась Марианн, когда самолет наконец остановился. Марианн, казалось, совершенно не волновал тот факт, что они находились высоко в воздухе и земля оттуда казалась абстрактной картой. Она даже сказала, что обожает летать, а сидеть в самолете, находящемся в небе, — самое лучшее после умения летать самому. Чувство свободы — наполненное ожиданием предстоящего пребывания за границей или историями об отдыхе, которыми нужно поделиться. Воспоминаниями, которые следует беречь.

Ее высказывания могли быть связаны с тем, что она выпила в самолете стаканчик или даже пару, если быть точным. Не потому, что это мешало Лисе-Лотт. Если уж ты в отпуске, то в отпуске. Но привычка Марианн к выпивке заставляла Лисе-Лотт чувствовать себя учительницей воскресной школы. И конечно же, последний коктейль, который Марианн выпивала в баре гостиницы перед сном после похода по окрестным барам, оказывался для нее лишним. Каждый вечер.

Несмотря на это, Лисе-Лотт была более чем довольна своей поездкой и благодарна подруге, с энтузиазмом согласившейся на прошлой неделе купить горящую путевку в теплые края. Ларс ведь не мог поехать с ней, поскольку его расписание в зимний период не предполагало отпусков. А немногочисленные летние недели имели тенденцию быстро улетучиваться, пока ты занимаешься стрижкой газона или другими делами по дому, которые целый год откладывались. Она помрачнела, думая об этом.

Вообще-то с их чувствами все в порядке. Они любили и желали друг друга, и им по-прежнему было о чем поговорить. Если бы у них оставалось время поговорить или силы заняться любовью. На самом деле это так глупо — два человека, настолько увязнувших в своих делах, что не имеют времени жить.

Они были женаты только шесть лет, но, поскольку Ларс работал в двух местах, а она открыла текстильный магазин, который являлся воплощением ее мечты, но все равно отнимал много времени и сил, уже начали отдаляться друг от друга. Она замечала признаки: Ларс все чаще засыпал на диване перед телевизором на первом этаже. Она слышала, как он ронял пульт на пол. Когда она посреди ночи спускалась вниз, чтобы сходить в туалет, на экране была уже только сетка. Он больше не принимал душ перед сном, проработав весь день в мастерской, и запах масла и бензина определенно умерил ее интерес к исполнению супружеских обязанностей.

Кроме того, он стал все больше времени проводить в темной комнате, печатая свои фотографии, — это была его вторая работа, хотя граница между работой и хобби весьма призрачна, когда занятие отнимает время и почти не приносит денег. В восьмидесятых он издал фотоальбом, получивший вполне хорошие отзывы, но теперь это были в основном мелкие заказы от муниципалитета, фотографии для информационных брошюр и тому подобное, приносившее немного денег. В течение нескольких лет он пробовал себя в рекламном бизнесе и был неплохим арт-директором, пока у него не появилась повышенная чувствительность к излучению от монитора и он, с некоторым облегчением, вынужден был забыть о своих амбициях на этом фронте.

Однако фотография была ему наиболее близка. Он хотел иметь, кроме этого, лишь дополнительную работу, которая приносила бы ему деньги и не требовала больше, чем он готов был дать. Он хотел бы работать поменьше, чтобы оставалось время для того, что любил. По крайней мере так он рассуждал, с удовольствием взявшись за старую мастерскую Томаса.

Однако часы в мастерской и время, проведенное в темной комнате, вместе намного превышали продолжительность полного рабочего дня, на что он, возможно, сначала не рассчитывал.

Лисе-Лотт больше не имела представления, что за фотографии он проявляет в темной комнате. Это был самый печальный знак — он перестал ее фотографировать. Когда они только встретились, она стала излюбленной темой его работ. Лисе-Лотт против света, Лисе-Лотт только что проснулась, Лисе-Лотт слегка навеселе, с соблазнительно полуприкрытыми глазами. Она любила сниматься; правда, сначала ей пришлось преодолеть застенчивость.