Анатолий Арамисов - Французская защита
— Спрашивай. Я отвечу на все твои вопросы.
— Это имеет смысл делать только в одном случае.
— В каком?
— Если ты честно ответишь на них.
— Естественно, я буду честна перед тобой. Принеси мне, пожалуйста, виски со льдом!
— А тебе не много ли будет алкоголя сегодня?
— В самый раз! Ты думаешь, я пьяная? — усмехнулась француженка. — Вовсе нет! И, кстати, приехала к тебе на своей машине…
— Ну, хорошо…
Виктор ушел на кухню, достал из бара «Чивас Регал», плеснул виски в бокал и добавил кусочек льда.
— Ну-с, о чем ты меня хотел спросить? — глаза Женевьевы уменьшились в ироничном прищуре. Она высоко закинула правую ногу на левое колено, обнажив ажурную вязь верха чулок. — Давай, выпьем за нашу неожиданную встречу! Что у тебя в бокале? Бордо?
— Да, ты угадала… — мужчина сделал пару глотков, встал со стула и подошел к гостье, почти касаясь коленями ее ног.
Пауза.
— Скажи мне, Женевьева, история с моими фотографиями в прессе накануне матча с Леконтом — твоя работа?
— Не совсем… — усмехнулась француженка.
— Как это понимать?
— Просто я честно ответила на этот вопрос.
— Так кто же меня…
— Люди из спецслужб. Они явно перестарались. К тому же, это не повлияло на твое настроение в матче с Патриком.
— И ты знала об этом?
— Конечно.
— Из каких источников?
— Из разных. В том числе из прессы. Ведь такие фокусы не делают кло-шары? Только спецслужбы и никто другой.
— Логично. Тогда ответь — с Симоной в Лондоне, — кто?
Женевьева молча допила виски, достала сигарету и выжидающе посмотрела на Виктора.
Тот, не двигаясь, стоял перед ней.
«Ждет, что сейчас побегу искать зажигалку… Перебьется!»
Женщина опустила руку в свою сумочку, и, пошарив там, достала дамский пистолет.
По лицу Одинцова пробежала тень.
Четко очерченные темно-бордовой помадой губы француженки скривились в пьяной ухмылке. Она медленно подняла руку с оружием, почти уперев ствол в живот Виктора, и тихо сказала:
— А вот эту твою Симону я бы лично…
И нажала на курок.
Раздался негромкий щелчок. Пламя вылетело из дула пистолета и коснулось кончиком светлой рубашки мужчины.
Одинцов инстинктивно отпрянул.
Женевьева наклонила голову и прикурила от своей зажигалки-обмана.
В голове мужчины мелькнула шальная мысль: «Выбить бы ей мозги…!?» Женщина вскинула голову и произнесла:
— Что? Неужели испугался? Храбрый рыцарь, претендент на мировую шахматную корону?… Пчм…
— Я тебя спросил. Ты не ответила! — жестко проговорил Одинцов.
— О Симоне то? Да, в Лондоне этот идиот Лёня Гельфанд чуть не отправил её к праотцам. Перестарался, однако! Видишь, к чему приводит неразделенная любовь? Он страстно желает её, она отвергает его ухаживания. Месть! Ты, Виктор, когда-нибудь в жизни чувствовал, как отвергают твою любовь?? Страстную, всепоглощающую!! Нет??
Одинцов молчал.
Француженка переменила положение ног и продолжила, глядя мимо Виктора:
— Тогда ты — счастливый человек, если не чувствовал такой боли! Такого унижения! Когда ты хочешь подарить весь свой мир лишь одному человеку на Земле, а — не можешь! Он отвергает твой бесценный подарок! Выбрасывает его, как ненужную вещь! Как старую куклу! Как обмусоленную тряпку! Твою любовь! Почему?? И ты задаешь себе миллион раз этот вопрос. Ты не можешь заснуть до утра, думая об этом! И тогда другая страсть постепенно захлестывает душу отвергнутого человека.
Месть!!
Только она способна залить пожар ненависти, который рано или поздно вспыхивает внутри! Если только человек сам — не как тряпка! А имеет в жизни почти все. Почти…
Она замолчала, поискала взглядом пепельницу. Виктор допил вино и поставил на пол у ног Женевьевы свой стакан. Та бросила окурок и подняла голову.
Ее глаза были затуманены дымкой слез.
Виктор почувствовал, как что-то, похожее на жалость, шевельнулось у него в груди. Он снова боролся с собой. Извечная мужская тяга к запретному плоду давала о себе знать. Вот она — красивая женщина, одна с тобой в большой квартире, ждущая твоей любви… Почему бы не воспользоваться таким моментом? Одинцов поймал себя на мысли, что, возникни эта ситуация сразу после его выхода из тюрьмы, — он наверняка бы уложил Женевьеву в свою постель. Но, узнав близко Симону, он уже даже и не помышлял об измене. Нет ничего прекраснее чувства, когда ты ласкаешь любимого человека. И секс с таким человеком божественен. Повторение его с нелюбимой женщиной — лишь имитация этих ощущений, лишь что-то больше похожее на случку животных. Природа мудро распорядилась так, что человек не может испытывать любовь одновременно к двум людям.
В гостиной наступила гнетущая тишина.
Каждый думал о своем. Одинцов боролся с желанием немедленно позвонить Симоне в Лондон, услышать ее голос, успокоиться, — что с ней все в порядке.
Женевьеву одолевало другое желание. Здесь, прямо сейчас, бросить ему в лицо всю информацию, которую она знает о секрете его стремительного взлета. И насладиться неизбежной растерянностью на лице мужчины, явным замешательством.
Но они оба перебороли свои желания.
Виктор не хотел, чтобы француженка слышала его разговор с любимой. Не догадываясь, что та уже слышала многие их диалоги.
Женевьева чувствовала, что еще рано выкладывать свой главный козырь. Она должна сделать это в самый важный, самый решающий момент в жизни Одинцова. Когда ему ничего не останется делать, как принять все условия, которые уже давно были обдуманы и не раз проиграны в воображении отвергнутой женщины.
Наконец, Виктор нарушил молчание.
— Как ты узнала этот адрес? И то, что я буду сегодня один дома?
— Просто!
— Не понимаю. Ты обещала быть искренней со мною.
— Я сдержала обещание!
— Не совсем…
— Ерунда! Неужели ты не понял, что я знаю о любом твоем шаге!? Тебе ничего не сказали мои слова на закрытии матча с Леконтом?
— О том, с кем впереди мой главный поединок? Не с чемпионом мира, а с тобой?
— Именно.
— И что? В этой игре не может быть ничьей? Мне кажется, — нам стоит разойтись с миром! Оставив друг о друге только хорошие воспоминания. Или ты хочешь победить? И как будет выглядеть твой выигрыш?
— Мне неважно — как. Важно, что я выиграю…
— Все равно, даже в этом случае твоя победа будет неполной. Ведь мое сердце принадлежит другой.
— Ну и что? Полной стопроцентной победы не бывает. Мне интересен сам процесс.
— Ты следишь за мной? И это доставляет тебе удовольствие?
— Конечно. В жизни так много скуки. Все мужчины — предсказуемы. По крайней мере, те, которых я знала. А ты — иной.
— Представь себе, Женевьева, что я тоже — обыкновенный. Ничуть не лучше и интереснее других. И тебе тут же станет легче.
Француженка сначала прищурилась, потом ее зрачки расширились, и она заливисто засмеялась.
— Нет, мой дорогой! Ты не обыкновенный мужлан! Я давно это поняла, после нашей первой встречи в моем кабинете. А знаешь, чем ты отличаешься от всех остальных?
— Чем же? — усмехнулся Одинцов.
— В тебе очень много фантазии! Ты изобретателен! Я это чувствую всей кожей! В тебе живет гениальный авантюрист, я уверена в этом! Ты, в конце концов, очень красивый мужчина! И по своей натуре невероятно добрый, отзывчивый! Ты столько перенес, чтобы похоронить своего друга на Родине! Ни один француз не способен на такой поступок! Я знаю, что говорю!
Виктор молчал. Слова француженки, несомненно, были приятны. Женевьева отлично знала психологию сильного пола…
Глаза женщины блестели. Она понизила голос:
— И в сексе, я думаю тоже, эти твои качества раскрываются в полной мере… Давай, поэкспериментируем вместе, а? Прямо сейчас!
И она медленно развела в стороны свои красивые длинные ноги, одновременно потянув край юбки вверх. Как в той памятной встрече в кабинете. И снова чулки от Cascharel оканчивались сногсшибательной пустотой.
Одинцов, словно загипнотизированный удавом кролик, помимо воли смотрел на волнующую тонкую полоску. Женевьева была обворожительна в этот миг, несмотря на очевидную вульгарность ее последнего жеста. Мужская сущность Виктора Одинцова разрывалась на части. Он, было, хотел уже присесть на диван рядом с женщиной и поговорить с ней по-другому, чуть приласкать, коснуться ее кисти, быть может, даже поцеловать Женевьеву, но не более того, — как внезапно в комнате раздался телефонный звонок.
Виктор вздрогнул и, сделав несколько шагов по комнате, снял трубку.
— Милый, добрый вечер! — родной голос Симоны вывел его из состояния гипноза. — Как твои дела? Я звоню из номера отеля, сегодня встречалась с шефом. Он побурчал немного, но когда я показала свои наработки, сразу подобрел! Что ты молчишь?
