Эдди Шах - Оборотни
Руководство ЦРУ вышло в коридор.
— Позаботьтесь о том, чтобы это было сделано, — сказал директор, обращаясь к исполнительному директору. — Установите, наконец, что происходит, или на очереди окажется ваш зад.
— Слышали вы его? — обратился к ЗДА исполнительный директор, когда они сели в служебную машину. — Если я уйду, уйдут также и вас. Выясните же, почему англичанин бросился сломя голову на кладбище! Мне нет дела до того, как вы узнаете это, важен результат.
— А как насчет дипломатических последствий?
— Как быть с ними? Да не важно, если этого ублюдка даже укокошат. Важно прояснить это дело до конца.
Франкфуртское отделение «Дейли ньюс»
Франкфурт
— Это какая-то дьявольская история времен войны. — Главный бросил на стол записки, которые были переданы ему для прочтения. Его грузный корпус размяк, когда он откинулся во вращающемся кресле и самым пристальным образом уставился на редактора новостей. — Хотя правда ли это? Нас и раньше околпачивали.
— Но это никогда не мешало нам основательно прослеживать нить, — отвечал редактор новостей, совершенно не смутившийся вниманием своего начальника.
— Я хорошо знал Гроба Митцера. Бывал гостем в его доме здесь, в загородном поместье тоже. — Главный не упомянул, что Митцер был также большим другом владельца газеты, что они часто проводили уик-энды в горах, занимаясь охотой на кабанов и лыжным спортом. — Это был великий немец. — Он по-казал на кипу бумаг, лежавшую перед ним. — Писулька не соответствует действительности.
— Тогда мы докажем его невиновность.
— Это не требует доказательств. Они не нужны тем, кто этого человека знал.
— Но если не возьмем их мы, это сделает какая-нибудь другая газета. Мы же им не запретим печатать этот материал.
— Никто и не пытается запрещать! — гаркнул Главный, понимая, что преступает грань непредвзятости. — Я просто хотел спасти репутацию одного из величайших людей современной Германии.
Редактор новостей подхватил заметки.
— Это требует ответа. Даже если это ложь, нужно на нее ответить.
— Хорошо, хорошо. Послушайте, я не, собираюсь скрывать правду. Я никогда не допущу такого. Но не относитесь к этому серьезно. Я полагаю… что это ложь. Я не хотел бы обычного газетного трюка с угрозами, инсинуациями, интригами. Давайте исходить из того, что обвиняемый невиновен, и убедим всех в этом, прежде чем печатать что-нибудь.
— О’кей. Но здесь же масса информации. Правда это или нет — дело другое. Членский билет нацистской партии… массовые убийства рабочих, завезенных в Нордхаузен и Пеенемюнде… личная ответственность за транспортные средства, на которых перевозили рабочих на эти ракетные предприятия. Они были настолько истощены, что сотнями умирали еще в дороге. Особое обвинение заключается в том, что он сам убивал совсем ослабевших рабочих, чтобы сэкономить их скудный паек. Знание нацистских успехов в области ракетостроения он использовал после войны для продвижения своих собственных интересов, скрывая эту информацию и от правительства, и от промышленных кругов. Материалы такого рода особенно интересны для израильтян. Если хотя бы доля этого — правда, то речь идет о крупных военных преступлениях.
— Нельзя преследовать мертвеца. Можно разрушить его репутацию. Странно, почему это не выплыло раньше, когда он был жив? Кому понадобилось пересылать нам эту информацию?
— Бог его знает. Придерживать эти материалы в течение многих лет. На всякий случай. Это немыслимо!
— Если это правда. Если это правда… Помните ли вы, как английская «Санди таймс» опубликовала «Дневники Гитлера»? Это оказалось большим жульничеством.
— Мы получаем немало информации о группах национал-социалистов.
— Нацистов?
— Это уже самое плохое. Просто национал-социалистов.
— Сумасбродные политиканы!
— Но это не только болтовня. Существуют предположения, что они причастны к убийствам в синагоге… взрыву бомбы в гостинице Неу-Изенбурга.
— Национал-социалисты скорее заинтересованы в создании партии, вызывающей уважение в народе, нежели в бомбах и пожарах. Мне в это не верится.
— Но это возможно, — настаивал редактор новостей. — Держите людей под гнетом свыше сорока лет, и у вас появится человеческий материал для фашизма.
— Возможно, но маловероятно. Согласен, что у нас неразбериха, а благодаря ей и Гитлер в свое время пришел к власти. Но он поправил экономику и объединил страну. И что бы ни говорили, партию, которая сегодня могла бы сделать это для Востока и Запада страны, партию с хорошим лидером, следовало бы принимать всерьез. Гитлер провалился из-за своего параноидального отношения к евреям и жажде новых территорий. Новый лидер мог бы учесть это. Евреи теперь не проблема, я хочу сказать, что их больше нет в Германии. А что касается вторжения в другие страны, то этим никого нельзя увлечь. Это в наше время актуально, может быть, только для некоторых воинствующих арабов. Но не для нас. Русские и американцы не допустили бы, чтобы это случилось. Если и есть такое движение, давайте выясним это. Но не будем осуждать его заочно, оно может быть тем, что хочет страна. — Главный говорил совершенно в тоне владельца газеты. — Хотелось бы все же знать, кто прислал нам это досье на Гроба Митцера.
— А если там правда?
Главный вздохнул, затем, кивнул, задвигался его тройной подбородок.
— Давайте. Если там правда…
«Ривер-Уолк Хилтон»
Новый Орлеан
Эдем оставался в отеле, потому что ему некуда было больше идти.
Заказывать билет на самолет тоже не имело смысла… Он уже звонил капитану Кою в Лондон — радости мало.
— Оставайтесь на месте, пока я не приеду к вам, — только это и сказал Кой, выслушав длинный рассказ Эдема, который его изрядно напугал. Эдем и не ожидал другого. В конце концов, Кой — всего лишь связной офицер.
Билли позвонила ему по внутреннему телефону и спросила, не хочет ли он поесть. Они встретились внизу, в ресторане.
— Я слышала, что вы переговорили с Картером, — сказала она, когда официант принял у них заказ.
— Быстро же путешествуют новости в Новом Орлеане!
— Об этом мне сказал Такер. Он озабочен.
— Не обо мне ли?
— Как вы понимаете, своим собственным положением.
— Даже канцелярская крыса…
— Не будьте слишком жестоки, — прервала его Билли. — Он знает то, чему его обучали.
— Что еще он говорил вам?
— Что они вам не верят, что вы нечто скрываете.
— Проницательно, не правда ли?
— Почему вы не рассказали им то, что говорили мне?
Эдем пожал плечами и отпил из стакана воды со льдом.
— Почему вы не сделали этого?
— Не в моем характере.
— Что это значит?
— Я не люблю раскрываться, пока мне это не нужно. Но почему вы не сообщили им то, о чем я вам рассказал?
— Но ведь вы доверились мне не для того, чтобы я этой доверительностью пользовалась.
— Спасибо. А как у вас дела? Вы связались с домом?
— Думаю, что вы могли догадаться. — Билли подробно рассказала, как она позвонила домой и автоответчик проинформировал ее, что Гейри переехал к своей новой приятельнице, которая, насколько она знает, на пятнадцать лет ее моложе.
— У него не хватило мужества рассказать мне это лично. Прибегнул к техническому средству.
И тогда она даже порадовалась, что Питер не звонил; ей было бы крайне неприятно, узнай он, что Билли не может удерживать своих дружков.
— Извините, что спросил об этом, — сказал Эдем, когда она закончила свой рассказ.
— Не стоит. Я завидую вам.
— Не могу взять в толк почему?
— Потому что вы занимаетесь своим делом, по своим собственным мотивам. Я же всегда стараюсь, чтобы все и каждый в отдельности были счастливы. А в конечном счете всегда именно мне достается зуботычина.
— Перестаньте жалеть себя.
— Я этим не занимаюсь.
— Именно этим.
— Ну, самую малость. Вы должны понять, это прерогатива женщины. Но хватит об этом. Все они подонки, каждый из мужчин, которых я знала. Это, конечно, говорит и обо мне, приходится признать.
— Не повезло. Бывает.
— А вы когда-нибудь влюблялись, Эдем?
— Никогда не испытывал к этому склонности. Наверное, слишком был занят самим собой.
Билли посмотрела на него внимательно.
— Они пока не хотят отпускать вас обратно в Англию.
— Знаю.
— Кто же еще был замешан в этом деле?
— Никакого представления. Я даже не знаю, почему они его убили. Знаю кто, но не знаю почему.
— А вы уверены, что это сделал Фруктовый Сок?
— Разумеется. И я знаю, что у него не было других мотивов, кроме получения денег. Это самое легкое. Убить за определенную цену. Особенно в таком городе. Наверняка больше никто ничего не знает. За исключением, может быть, одного человека.
