Анатолий Арамисов - Французская защита
— Попозже. Я зайду здесь в один магазин, — ответила девушка.
— Хорошо! — и Одинцов быстро зашагал к стеклянным дверям здания, где проходило соревнование.
За ним резво потрусил народный избранник.
У самого входа в зал он озадаченно спросил:
— А что, разве вы не выключили телефон на время партии?
— Нет, — быстро парировал шахматист, ожидавший подобного вопроса, — она прислала sms, а они у меня принимаются с вибрированием аппарата…
— Ааа, — протянул депутат, — хороший аппарат, дорогой, правда.
— Точно! — подтвердил Одинцов.
Виктор сел за стол и бросил взгляд на свои часы. Англичанин давно сделал ход и, сложив руки на груди, прохаживался на сцене вдоль ряда столиков.
Судьи заинтересованно смотрели на молодого гроссмейстера: где это он так долго пропадал? Бывали случаи, когда во время партии у шахматистов прихватывал живот, и они половину своего игрового времени проводили в туалете. Как-то в одном из турниров некоему конфликтному участнику трижды подмешивали пурген в термос с кофе. Игроки давились от смеха, наблюдая, как тот стремглав мчался на выход, так и не сделав своего хода. Спустя четверть часа появлялся, застенчиво прикрывая ладонью мокрые брюки.
Отстирывал, бедняга.
— Все в порядке, — прошептала Симона, — я отъехала чуть дальше, как меня слышишь? Если хорошо, напиши что-нибудь на бланке…
Виктор взял ручку и медленно вывел на свободном местечке листка для записи партии: «Я тебя люблю…»
— Я тебя тоже… — нежный голос девушки заставил на минуту забыть обо всем, — ладья е один.
Виктор победил в глубоком эндшпиле. Программа отыграла чуть лучшее окончание безукоризненно. Англичанин по ходу партии трижды оказывался в цейтноте, и последний стал роковым для него.
Одинцов вышел в «плюс один», и с каждым туром внимание к его персоне повышалось в геометрической прогрессии.
В итоге он, под град хвалебных комментарий прессы, разделил первое-второе место с чемпионом мира.
Но впереди были официальные соревнования. Более жесткие, чем этот турнир, где никто никуда «не отбирался». Там игроки бьются не на жизнь, а на смерть. За выход к матчам на первенство мира.
Где другие условия — другие деньги.
Большая игра, одним словом.
Она втянула Виктора Одинцова в свой беспощадный водоворот.
Словно помимо его воли.
Но отступать было уже поздно.
— А мы сегодня едва не засветились, — задумчиво проговорил Одинцов, лежа на кровати с заложенными за голову руками.
— Да, наверное. Зачем ты пошел в одном свитере на улицу, я бы отбилась от этих милиционеров!? — ответила Симона.
— Как я мог тебя бросить? Если слышу в наушниках, что ты в опасности. Девушка молча поцеловала любимого.
— А прослушать наши частоты здесь никто не может? — спросила она спустя несколько минут.
— Нет, Пантелеич сказал, что это невозможно! — ответил Виктор.
— Тогда ни с какой стороны опасность нам и не грозит, — засмеялась Симона.
Она ошиблась.
ЧАСТЬ 6. ЖЕНЕВЬЕВА
Только я пишу картины в этом стиле! Я его изобрел десять лет назад и мои работы эксклюзивны! — с большой долей экспрессии воскликнул высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, едва Симона Маршалл с Виктором Одинцовым переступили порог его квартиры в отдаленном районе Москвы.
— Да, да, это так, мой дядя именно об этом и рассказывал! — улыбнулась девушка.
Хозяин клацнул выключателем в прихожей, свет выхватил из темноты многочисленные полотна, висевшие на стенах, и просто стоящие вдоль них, плотно прислоненные друг к другу.
— Знакомьтесь, моя жена Лена!
Маленькая женщина восточной внешности с улыбкой подала им ладош-ку.
Симона выполняла поручение своего дяди, Василия Петровича. Тот, увидев на одном из скромных аукционов, что находится в переулке рядом с бульваром Монтмартр, необычную картину, тут же приобрел ее. Быть может, это полотно прошло через руки «Комарихи», которая оптом скупала произведения художников России по бросовым ценам, а потом выставляла их на продажи.
Именно так, в начале 90-х годов, пользуясь неразберихой и хаосом, царящими в стране, за рубеж было вывезено гигантское количество антиквариата, картин, просто много всего, что представляет хоть какую-нибудь ценность.
Василий Петрович полюбил «Натюрморт на рояле» Юрия Осаговского с первого взгляда. И попросил Симону разыскать в Москве этого художника.
«Зацепок» не было, но Виктор Одинцов логично предположил: надо действовать через официальную организацию. Полистав телефонный справочник, они нашли адрес Союза художников и направились туда.
В приемной улыбчивая секретарша, явно жеманничая перед симпатичным высоким блондином, выудила из своих бумажных закромов информацию об Осаговском.
— Он живет недалеко от метро Преображенская площадь.
И написала точный адрес с телефоном.
Виктор позвонил.
Художник, вначале настороженно разговаривавший с незнакомцем, услышав о своей картине «Натюрморт на рояле», которая была куплена в Париже, расчувствовался:
— Как я рад! Неужели во Франции есть настоящие ценители! А ваш этот… эээ…
— Василий Петрович, родственник моей знакомой, — подсказал Одинцов.
— Да! Он хочет, чтобы я приехал к нему в гости? И привез еще свои работы? Так?
— Совершенно верно. Вы не против? — усмехнулся в трубку Одинцов.
— Конечно нет! — воскликнул художник.
— Тогда нам надо встретится, чтобы я мог записать все данные для приглашения во Францию.
— Приезжайте ко мне, будем очень рады!
Симона и Виктор сели на низкие кресла перед стеклянным столом, с любопытством глядя по сторонам.
Картины, картины, картины…
— Это и есть стиль рондизм? — спросила Симона.
— Да, от слова «рондо». Круг. Большинство моих работ выполнены в этом ключе. Видите?
— Очень интересно, необычно, — согласились гости.
Даже портреты людей были сделаны с использованием этой техники. Крохотные колечки элипсовидной формы, сотни, тысячи колечек.
И — большое сходство портрета с оригиналом. Что является важным критерием мастерства художника.
Виктор переводил взгляд со стены, где висело изображение Лены, на жену Осаговского.
Он, в тонкой оправе круглых стекол, она — с раскосыми глазами, длинными черными волосами. Эта супружеская чета, несомненно, была похожа на знаменитую пару Джон Леннон — Йока Оно.
Хозяйка подала на стол аперитив, небольшие бутерброды.
— Мне как будто знакомо ваше лицо, — задумчиво произнес Осаговский, — где, где же я мог Вас видеть?
— Да много таких похожих блондинов! — рассмеялся Одинцов. — Наверное, с кем-нибудь путаете.
И озорно, по-мальчишечьи посмотрел на Симону.
— Нет, у меня профессиональный взгляд художника! — возразил Юрий. — Я потом обязательно вспомню! А как Вы нашли меня? И кто же родственница того любителя живописи из Парижа?
— Это она, — Одинцов кивнул на свою спутницу, — ее дядя давно занимается коллекционированием картин.
Они слушали явно повеселевшего художника. Тот декламировал стихи, потом сел за рояль и стал что-то наигрывать из своих сочинений. Лена не сводила с супруга восхищенных глаз — он явно был в ударе.
Виктор, улучшив момент, шепнул своей спутнице:
— Знаешь, Симона, чем отличается искусство от шахмат?
— Чем?
— В шахматах уже доказано, что имеется конечное количество позиций. И поэтому программа просчитывает многие из них. Со временем она достигнет потолка безошибочной игры. В искусстве же, в живописи, например, нет такого. Оно — бесконечно. Как, наверное, и музыка. Семь нот всего, но бесполезно придумывать программы, которые могут сочинить все что угодно, и написать любую картину.
— Согласна, — прошептала девушка, — поэтому нет точного критерия оценки. Как понять — какая картина лучше? У всех людей разное восприятие. А в шахматах все определяет результат. Хотя часто и называют их искусством.
— Это скорее искусство — предвидеть. Расчет вариантов. А здесь — разве можно рассчитать заранее картину? Только если идею, а потом рукой водит вдохновение…
— Наверное, так.
Вечер заканчивался, гости уже собирались уходить, как Осаговский, хлопнув ладонью себя по лбу, воскликнул, обращаясь к Виктору:
— Вспомнил! Я же видел тебя в спортивных новостях! Ты шахматист Одинцов?
— Сдаюсь! — шутливо поднял руки спутник Симоны. — Это действительно я.
— Лена! Вот это да! Какая неожиданность! Я тебе еще сказал: этот парень летит вверх, как комета!
— Ну, уж — прямо как комета, — пожал плечами Виктор.
— Именно так! Это удивительно! Какой взлет! У нас в живописи так быстро прорваться наверх невозможно! Художники годами, десятилетиями оттачивают свое мастерство и часто лишь после смерти становятся известными…
