Анатолий Арамисов - Французская защита
— Задаток! — хладнокровно произнесла шатенка.
— Что? — изумленно посмотрел на нее Одинцов.
— Что слышали. Тысячу долларов, — жена Лёхи бесстрастно смотрела сквозь мужчину, пуская дым тонкими струйками.
— Получите, когда во Франции будете подписывать необходимые бумаги.
— Ну, как хотите, дело хозяйское, — Зоя затушила окурок, — без «подъемных» я не сдвинусь с места и паспорт не отдам.
Одинцов перевел взгляд на плиту. Там деловито пыхтела пузатая кастрюлька, в которой, судя по запаху, варились креветки.
Рыночная бизнес-вумен проследила за направлением глаз Виктора, их выражением и немного уменьшилась в размерах.
— Ладно, — уступила Зоя, — штуку баксов передадите мне перед посольством, иначе я туда просто не пойду. А остальные две тысячи — в Париже, перед подписанием документов. Договорились?
— Договорились!
Виктор, едва скрывая брезгливость, забрал ее заграничный паспорт, и, не попрощавшись, вышел из этой квартиры.
Дом, построенный на окраине Марьино, как будто излучал удушливый запах многолетней мусорной свалки мегаполиса, и еще несколько часов Одинцов не мог отделаться от этого странного ощущения.
Оно возобновилось, едва Одинцов почувствовал, как женская рука тронула его локоть.
— Доброе утро!
Виктор, стоящий в очереди у французского посольства, обернулся.
Зоя, накрашенная, наманикюренная, причесанная и приодевшаяся, натянуто улыбалась, обнажая неровные зубы.
— Утро доброе.
— Принесли?
Одинцов достал из внутреннего кармана конверт с десятью зелеными бумажками и молча вручил его шатенке. Та деловито заглянула вовнутрь, спрятала добычу в сумку.
— Вставайте на мое место, — Виктор посторонился, пропуская женщину в плотное скопление людей.
На секунду они прикоснулись друг к другу.
Сквозь аромат французских духов «Magie Nuare» пробивался тот омерзительный запах марьинской мусорной свалки.
Одинцов обернулся на людей, стоящих рядом с Зоей.
«Почему они так спокойны? Неужели никто не чувствует эту вонь? Или у меня просто в голове что-то «щелкнуло», запрограммировавшись на негатив. Но стерва… ох… стерва… Ладно, ты еще попляшешь у меня во Франции».
Получение Серовой французской визы можно было охарактеризовать тремя словами: «Хождение по мукам».
Но Виктор Одинцов закусил удила.
Желание выполнить данную себе клятву со стороны выглядело как маниакальная идея русского чудака, упрямо карабкающегося к своей цели сквозь многочисленные бюрократические препоны.
Впереди будут и взятки нашим чинушам за разрешение ввезти в страну «груз повышенной опасности», и долгая волокита во французских кабинетах.
Но Одинцов шел к этой цели словно цунами, сметая на своем пути одно препятствие за другим.
Спустя месяц, он сидел на новенькой лавочке у могилы Лёхи Серова на Люблинском кладбище Москвы и вполголоса разговаривал с погибшим другом:
— Ты знаешь, было иногда даже весело наблюдать за этими скотами, пытающимися вырвать из тебя взятку. Я все записывал на видеокамеру с помощью Симоны и в нужный момент вручал чинушам пленки, компрометирующие их с головой. Ты бы видел их рожи в эти секунды!
А как мы вместе с Женевьевой просмотрели у нее в кабинете ролик с подниманием колен в юбке, под которой ничего не было! Она метала в меня все предметы, попадающие ей под руку! После того, как я сказал, что эта запись может появиться на телеэкране… Ох, Лёха, огонь женщина, наша начальник тюрьмы! Еле отбился, хорошо, что секретарша пришла мне на помощь, удержала разбушевавшуюся фурию. И лишилась, наверное, работы после этого, кстати…
Одинцов помолчал, глядя на проходившую мимо могилы траурную процессию.
— А твоя жена оказалась редкостной стервой, Лёха. Мало того, что она потребовала задаток в Москве, так в Париже увеличила сумму взноса за свои подписи до пяти тысяч долларов. Пришлось дать, иначе тебя бы не выдали и закопали как собаку где-нибудь на окраине. Но потом, уж ты не сердись, пришлось проучить Зою. И знаешь как? Из тюряги вышел Юрок с Красноярска, мой новый сокамерник, который после тебя «поселился» со мной. Его за погром в русском ресторане замели. Мы и встретились то с ним случайно, вечером, когда наша команда ужинала после матча. Выпили по этому поводу, разговорились. Парень то он в принципе неплохой, только горячий сильно, особенно как выпьет. Что поделать — русская душа…
Виктор улыбнулся, вздохнул и продолжил:
— Так вот. Рассказал я Юрку про твою историю, жену Зою и мои мытарства с ней. Тот сразу рассвирепел за столом и порывался прямо из ресторана ехать к ней в гостиницу. Но потом решили по-другому. Что поделать
— и тут без криминала не обошлось. Один из друзей Юрка очень любит гонять на мотоцикле по Парижу, вот он и выхватил на ходу из рук Зои ее сумку со всеми деньгами и документами. Когда та шла «отовариваться» в «Галери Лафаэтт». А что? Четыре тысячи долларов на кармане — гуляй не хочу! Кроме денег, в сумочке были обратный билет «Аэрофлота» в Москву, заграничный паспорт.
Так что, Лёха, ты уж извини, твоя бывшая жена сейчас без долларов и документов по Парижу слоняется. Но она, я думаю, не пропадет. Выкарабкается, сообразит. Может, в посольство наше заявится с заявлением, может к сутенерам на плац Пигаль подастся, отработать на билет до Москвы. Девушка она пронырливая, хваткая, так что не беспокойся, с голоду не умрет.
Одинцов поднялся со скамьи и минуту молча смотрел на свежий холмик земли под венками. У самого низа деревянного креста горела высокая свеча, пламя теребил слабый ветерок, где-то в деревьях галдело вороньё, с дороги доносился шум проезжающих машин.
— Ладно, Лёх, пора мне. Через два часа на дачу уезжает жена бывшая со своими родителями, а я два с половиной дня побуду с дочкой, Наташей. Виноват я перед ней, конечно. Вот так подумать — зачем мы поехали счастье искать за границей? В Германии, Франции, Италии эти? Как будто там своих охотников за деньгами мало. У себя то, в России, на Родине все привычно, своя земля, язык. А там? Чужбина — она и есть чужбина. Отторгает нас, как инородное тело. Что остается? «И вечный бой, покой нам только снится?»
Одинцов горестно усмехнулся. Пламя свечи погасло под порывом ветра, Виктор достал зажигалку, наклонился к кресту и высек огонь.
Ветер стих.
Отблеск огня плясал на деревянном кресте причудливым светом, тонкие капли стекали вниз по свечке. В глазах Одинцова стояло лицо Алексея Серова, когда их привели в мрачный подвал и открыли ящик с телом друга.
Виктор с трудом узнал в этой застывшей маске черты бывшего сокамерника. Зоя взглянула мельком на бывшего мужа и тут же, зажав рот черной перчаткой, вышла из помещения. Она отказалась сопровождать тело, сославшись на желание побыть еще недельку в Париже. Ну что ж… теперь точно побудет.
— А вот с игрой в шахматы я, похоже, сильно увяз. Думал, заработаю денег, привезу тебя сюда, ну и закончу с этим делом. Так нет, теперь со всех сторон посыпались такие заманчивые предложения! И скоро приедет в Москву Симона, та девушка, про которую я тебе немного рассказывал. Будем вместе с ней биться в отборочном соревновании по России. Меня просто не поймут друзья в Париже, если я вот так внезапно всё брошу. Их, — команду, которая так много сделала для меня. Так что, я впрягся капитально, Лёх. Но дурим мы народ, ох дурим… Совесть иногда мучает, но как вспоминаю это жулье, что окружает, так легче становится. В казино тоже облапошивают народ, еще хуже в сто крат, чем мы, и никто не возмущается. А что говорить о политиках, там вообще мрак.
Иногда, конечно, играю сам, но в ключевые моменты задействуем программу Симоны. И ей, кстати, интересно, как она поведет себя на самом высоком уровне. Мне тоже хочется узнать, но как-то страшновато, Лёха… Большая игра начинается, не то, что была раньше.
Большая…
И Виктор Одинцов, бросив прощальный взгляд на могилу друга, быстро зашагал по аллее к выходу с Люблинского кладбища.
Чемпион мира по шахматам раздраженно хмурил брови.
Вот уже третий час игрового времени он безуспешно пытался взломать оборону некоего Одинцова, этого «французского выскочки». Так за глаза называли Виктора ведущие гроссмейстеры России.
Его здесь почти никто раньше не знал. Уехал на турниры за границу и внезапно взлетел там вверх, выигрывая турнир за турниром. Рейтинг Эло, американского профессора, который внедрил свое изобретение в ФИДЕ — международную шахматную организацию, — рос у него, как на дрожжах.
И вот первый серьезный турнир Виктора в России. С участием самого чемпиона. И в первой же игре жребий свел их вместе.
Симона сидела в своей «Ауди», напряженно всматриваясь в экран монитора. Она безумно волновалась перед этой партией, и Одинцов успокаивал ее как мог. За тонированными стеклами машины вовсю бушевала московская весна, воробьи прыгали по асфальту рядом с колесами, отблески солнца на лужах немного слепили глаза.
