Анатолий Арамисов - Французская защита
— Ты думаешь о своем друге? — шепнула девушка, заметив, как по лицу любимого пробежала тень.
— Да. А как ты узнала? — чуть удивленно спросил мужчина.
— Я чувствую тебя, дурачок, — ласково ответила Симона и положила голову на грудь Виктора.
Потом, помолчав, сказала:
— Тебе надо ехать оформлять все бумаги. Сначала в тюрьму, потом в Москву за родственниками Серова. Узнай его данные в администрации, они должны их хранить. Или через посольство в Москве, что делало ему визу.
— Хорошо. Я завтра начну все это делать. Надеюсь, мне хватит двух недель и пяти тысяч долларов.
Он ошибся.
Крашеная блондинка, секретарша Женевьевы, мягко поставила поднос с чашкой кофе перед Виктором Одинцовым.
— Подождите немного, она скоро освободится, — с сильным акцентом произнесла женщина и улыбнулась посетителю.
Виктор нервничал.
Он понимал, что его отказ от сближения с начальницей тюрьмы не пройдет безнаказанно. Где-то в этих стенах, в холодильной камере лежал труп его друга и от того, насколько быстро администрация пойдет навстречу желанию русского перевезти его в Москву, зависело драгоценное время Одинцова. Оно заканчивалось — срок востребования тела стремительно подходил к концу.
Виктор отпивал кофе маленькими глоточками, напряженно ожидая выхода посетителя.
Наконец, дверь медленно открылась и выпустила маленького смуглого человечка.
Виктор, словно подброшенный пружиной, вскочил с дивана.
Это был тот самый араб, который скупил в клубе мадам Шодэ все его книги и коллекционные шахматы, а потом обманул.
Выставив «оппозицию» собственноручно подписанному чеку.
— Вот ты и попался, гад! — руки Одинцова трясли лацканы пиджака перепуганного араба, на шум из кабинета выглянула Женевьева.
— В чем дело, Виктор? — изумленно произнесла она. — Что ты делаешь??
— Эта скотина, — Виктор кивнул на араба, — обманула меня на две тысячи франков! А как он оказался в твоем кабинете?
— Он держит книжный магазинчик и приносит мне шахматную литературу, журналы, — ответила хозяйка мрачного заведения, — как он тебя обманул?
Араб что-то быстро лопотал на своем наречии.
— Ну, что — узнал меня, сволочь?! — Одинцов в очередной раз встряхнул жулика, раздался треск разрываемой материи.
Дорогой пиджак с отливом не выдержал русского напора и пошел наверху по швам.
— Пардон, пардон! — верещал испуганный человечек. — Отпустите меня, я заплачу за Ваши книги!
Одинцов ослабил хватку и араб, испуганно косясь в его сторону, зашарил по карманам.
Пока он искал деньги, Виктор быстро рассказал француженке о том случае на блицтурнире в клубе мадам Шодэ.
— А ты принял чек от араба? — на русском проговорила Женевьева и рассмеялась. — Это значило просто отдать даром свои книги. Ты же не мог без лицензии зарабатывать деньги во Франции.
— Теперь уже хорошо знаю, — пробурчал Одинцов и брезгливо взял четыре пятисотфранковые купюры из рук человечка, — пинка бы тебе дать хорошего! Чтобы помнил, как надувать игроков!
Хозяин книжного магазинчика пулей вылетел из приемной Женевьевы.
— Ну, заходи, — темные оливки глаз внимательно посмотрели на Виктора, потом бросили взгляд через его плечо, — ко мне никого не впускать, я буду долго занята!
— Хорошо, — ответила высокая крашеная блондинка и закрыла распахнутую испуганным арабом входную дверь в «предбанник» хозяйки.
— Вот! — Женевьева положила перед гостем лист бумаги, на которой только что выписала список обязательных инстанций, где Одинцов должен был получить «добро» на перевозку тела Алексея Серова.
Виктор пробежал глазами по строчкам ровного почерка собеседницы и поморщился.
— Ну? И это обязательно надо тебе? — пытливо вглядывалась в лицо русского начальник тюрьмы. — Он же не родственник, а просто бывший сокамерник.
— Если я пришел сюда, значит надо, — глухо ответил Виктор и, чуть помолчав, спросил, — надеюсь, ты не станешь мешать мне в этом деле, а лучше поможешь?
— Странные вы люди. Мужчины России, — задумчиво проговорила Женевьева, пустив тонкую струйку дыма.
— Что же странного в нас?
— Я не понимаю, тебя, например… — женское лицо приблизилось к голове Виктора, едва не касаясь черными кудряшками его плеча, — что мешало нам побыть вдвоем после ресторана? Это — естественно. А вот прийти ко мне и просить помочь отвезти тело чужого человека в Москву — не укладывается в моем сознании.
Виктор чуть отстранился и поправил заколку на галстуке.
— Это мой друг и я дал себе слово, что он будет лежать в русской земле…
— Похвально. Патриотично. И все — на свои деньги? Тебе не жаль их? А родственники Серова что? Им же все равно, никто из них даже не обратился к нам.
— Да, на свои. Я заработал в последнее время достаточно…
— Ах да! — воскликнула Женевьева. — Поздравляю, кстати, тебя! Ты уже гроссмейстер! Как быстро…
— Спасибо, дай мне адрес жены Алексея.
— Зачем?
— Так мне не выдадут тело по закону. Должен близкий родственник приехать за ним.
— Совершенно верно, — бесстрастно проговорила француженка, — только после нашего горячего свидания завтра вечером.
Симона стиснула зубы, чтобы не выругаться. Экран ноутбука исправно выдавал картинку из кабинета начальницы тюрьмы, записывая происходящее на видеопрограмму компьютера.
— Зачем всё это надо? — нервно воскликнул Одинцов. — Я же не люблю тебя!
— Это не имеет значения! — парировала Женевьева. — Зато я хочу этого! И привыкла добиваться своей цели! Будет величайшей глупостью с твоей стороны вновь не воспользоваться столь заманчивым предложением… А? И, довольная произведенным эффектом, француженка откинулась на кресле, высоко заложив ногу за ногу, обнажив ажурные чулки.
Взгляд Одинцова замер.
Под черной юбкой Женевьевы трусиков не было. И темный разрезик методу ног, с аккуратной тонкой полоской волос, как магнитом притягивал мужской взгляд.
Задняя дверь «Ауди» с треском захлопнулась, выпустив разъяренную Симону. Проходившая мимо пожилая супружеская чета с беспокойным недоумением уставилась на раскрасневшееся лицо девушки.
Та нервно ходила вокруг автомобиля, что-то приговаривая сквозь стиснутые зубы…
Ноутбук продолжал исправно записывать происходящее в сотне метров за толстыми стенами тюрьмы.
Француженка держала эффектную паузу.
Она, словно нарочно дразнила мужчину, медленно сползая к краю дивана, отчего ее колени приподнимались все выше.
Виктор встряхнул головой, словно прогоняя наваждение.
«Я знал, что она просто так не станет мне помогать, и предвидел ее поползновения. Но чтобы так откровенно! Недаром Лёха говорил, что по тюрьме ходили о ней странные слухи… Что делать?? Встать и уйти? Тогда она обозлиться, станет вставлять палки в колеса. А, может…прямо здесь её…?»
Виктор внезапно почувствовал прилив желания. Женщина эффектно сыграла на вековых мужских инстинктах. Низ ее живота, красивые тонкие ноги, возбужденный чувственный рот тянули к себе, призывали, ждали извечного отклика самца.
Однако уши француженки в следующую секунду услышали такую неожиданную фразу, что Женевьева в первую секунду отказалась поверить им и переспросила, широко открыв глаза:
— Что? Что ты сказал???
— Давай сыграем в шахматишки, я вслепую, — добродушно повторил Виктор, — кто проигрывает, исполняет желание противника.
Цвет оливковых глаз мгновенно поменялся на черный. Она резко опустила ноги и поднялась с дивана.
— Я всегда думала, что вы, игроки — слегка прибабахнутые люди! Но теперь убеждаюсь, что не слегка. А очень сильно! — выпалила Женевьева.
— Ну, значит ты права, — развел руками Виктор, — что с нас взять, убогих?
Симона прыснула так громко, что пара голубей, тихо ворковавших возле дверцы машины, испуганно взлетела вверх.
Женевьева минуту собиралась с мыслями, потом, прищурив глаза, зловеще проговорила:
— Хорошо. Я согласна. Только, как мне кажется, ты переоцениваешь свои силы. Не такой я уж слабый игрок, чтобы ты легко выиграл вслепую. Помнится, в сеансе тебе это удалось с большим трудом.
— Я знаю. Но люблю рисковать, — пожал плечами Одинцов, — так, я полагаю, будет честнее…
Женевьева прошла с дивана в свое кресло, достала из ящика стола комплект со стаунтоновскими фигурами, и, расставляя их на доске, скомандовала:
— Ложись на диван ногами от меня, чтобы не видел позицию! Сейчас проверим еще раз, какая у тебя хорошая память!
— Конечно, — смиренно ответил бывший заключенный, — только можно мне выйти перед игрой в туалет?
— Пожалуйста! — и Женевьева указала рукой на отдельный вход в другую комнату кабинета. — Там!
