Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2
Первым делом Матильда призвала к себе Анджолину, жену управляющего, чтобы та помогла открыть окна и прошлась пылесосом по всем комнатам. Благодаря надежной водопроводной системе и толстым стенам зима не нанесла большого ущерба, но воздух внутри стоял затхлый, и казалось, даже обивка диванов и кресел вся пропитана сыростью. Матильда не стала ничего себе готовить — только кофе сварила, — а обедать пошла неподалеку в тратторию одного своего крестника. Вернувшись, она распорядилась разжечь в гостиной камин.
Наутро Матильда проснулась с мыслью о салатнице: надо все-таки проверить, действительно ли она здесь, как предсказывал Энеа. Но едва Матильда накинула халат, как услышала под окном разговор Анджолины с Якопо, племянником булочницы, который каждый день завозил сюда хлеб по дороге в американский колледж, что на вершине холма.
— Убила бы его, как собаку! — кипятилась Анджолина. — И как таких земля носит! Ну что ему сделали эти бедолаги из фургона?! Обычные парни, правда ведь?
— Не знаю, не знаю, — отозвался Якопо (большим умом он не блистал, но за словом в карман не лез). — Обычными их, пожалуй, не назовешь. По телевизору так прямо и передали, ты что, не слыхала? Они же были того… гомики. — Он ухмыльнулся. — Маньяк и тот не стал их резать — видать, противно сделалось.
Матильда выглянула в окно.
— Вы о чем это? Я ничего такого не слышала.
Но уже поняла, что произошло, даже прежде, чем Анджолина рассказала ей подробности.
И, конечно, салатница вылетела у нее из головы.
В субботу утром Матильда обошла дом, закрыла ставни и окна во всем доме, кроме своей комнаты. Вещи были уже уложены, оставалось только дождаться Энеа. Но он что-то задерживался, и Матильда решила посидеть в саду, погреться на солнышке перед отъездом в город. Но два события помешали ей уехать в тот день.
Во-первых, позвонил Энеа и сказал, что неважно себя чувствует. Голос звучал как-то натужно и жалобно. Матильда стала расспрашивать и наконец выведала, что у сына случился приступ. К счастью, он в это время был на работе; ему сразу же вызвали «скорую» и отвезли в больницу, а оттуда позвонили дяде Доно, который примчался вместе с доктором Мориджи. В общем, ничего страшного. Сказали, что диабет у него нестабильный и надо всегда быть начеку. Главное — правильная диета. И потом, следует поменять тип инсулина. Слабой концентрации уже недостаточно, пора переходить на среднюю.
— Ты же, наверно, плохо питался эти дни, — проворчала Матильда, с трудом удерживаясь от желания прочесть ему нотацию о том, как надо беречь здоровье. Собственно, она сама виновата — оставила его одного так надолго. — Неужели ты не понимаешь, Энеа…
— Мама, умоляю тебя… — перебил он. — Может, послать кого-нибудь за тобой? Или дождешься, пока мне станет чуть-чуть получше?
— За меня не волнуйся. Я в крайнем случае на автобусе доберусь.
Энеа стал уговаривать ее задержаться на несколько дней: мол, свежий воздух пойдет ей только на пользу, — но Матильда не спешила с окончательным ответом.
Если б не тревога за сына, она и впрямь пожила бы тут подольше. Такой простор, красота, и дышится легко — не то что в городе. Даже кошмары, мучившие ее в последнее время, исчезли.
Она в нерешительности уставилась на свою дорожную сумку: то ли распаковывать ее, то ли нет. Может, и правда отложить отъезд на несколько дней? И вдруг под окном раздались топот и крик Анджолины:
— Ой, мамочки мои, мамочки мои!
Антонелла, шестилетняя внучка Анджолины, ужасная непоседа, напоролась на серп в саду и сильно поранила ногу. Надо было отвезти ее в больницу, и по умоляющему взгляду Анджолины Матильда поняла: она хочет, чтобы хозяйка тоже поехала. Ведь у нее все врачи знакомые.
Вернулись они только к ужину. Матильда уж было решила попросить управляющего отвезти ее во Флоренцию, но тут на площадке перед домом заметила незнакомую желтую машину. Передняя дверца была открыта, и на месте водителя, поставив ноги на подножку, сидел с отсутствующим видом какой-то старик. Матильда подошла, чтоб выяснить, кто он такой и что ему нужно. Но тот и слова не дал ей сказать.
— Матильда, дорогая, наконец-то! — заговорил он надтреснутым, старческим голосом, раскрывая ей навстречу объятия. — Ты совсем не изменилась, ей-Богу! Ты представить себе не можешь, как я счастлив снова увидеть тебя после стольких лет!
Матильда оторопела. Изо всех сил она пыталась припомнить, кто бы это мог быть, но память ничего ей не подсказывала. Синюшный цвет лица, редкие седые волосы, клочьями спускающиеся до плеч, на высохшем теле болтается непомерной ширины рубаха, глаз не разглядишь: они скрыты за толстыми стеклами очков.
— Да-а, судя по всему, ты меня не узнаешь, — проскрипел старик и натянуто улыбнулся. — Значит, я сильно одряхлел. Но как же тебе удалось так сохраниться, а? Конечно, ты намного меня моложе, но все-таки… Надо признать: искусство обогащает душу, но не помогает сохранить плоть.
И тут Матильду осенило.
— Джордж?
Когда они познакомились, англичанин совсем плохо говорил по-итальянски — с ошибками, еле-еле подбирая слова, а теперь и акцента почти не чувствуется.
— Он самый! Правда, от прежнего Джорджа остались кожа да кости. — И снова протянул руки для объятия.
Но Матильда этого как бы и не заметила. Жестом пригласила его в дом, предложила кофе. Джордж охотно согласился, и они прошли в просторную кухню со сводчатым потолком. Если не считать электрической плиты и холодильника, все здесь осталось как и полвека тому назад.
Матильда постелила на мраморном столе белую салфетку с красными цветами.
— Извините, что, кроме кофе, ничего не могу вам предложить. Я возвращаюсь во Флоренцию. Сегодня за мной должен был заехать Энеа, да приболел.
Не зная, рассказал ли ей сын о том, что они теперь видятся, Джордж задал ни к чему не обязывающий вопрос:
— Как поживает дорогой Энеа?
— Да вот, неважно.
Матильду обуревало любопытство: откуда англичанин узнал, что она здесь, зачем приехал. Немного поколебавшись, она спросила об этом напрямик.
Джордж рассмеялся.
— Да я просто проезжал мимо и увидел открытые окна. Ах, Матильда, ты все та же, вечная подозрительность! Это мы во всем виноваты, наша компания. Мы не стеснялись злословить при тебе, а ты впитывала наши разговоры как губка. Мы похвалялись, что хотим изменить мир, но в действительности просто давали выход своим мелким обидам, своим амбициям. Я во что бы то ни стало хотел доказать свою значимость в мире искусства, Нанни пытался оправдаться за свое богатство, Андреино думал только о карьере, а твой деверь Доно сходил с ума от ревности, глядя на тебя, на твое роскошное тело, которым наслаждается другой… — У него в глазах появилось мечтательное выражение, как у всякого, кто вспоминает об ушедшей молодости.
Матильде стало неловко. Англичанин затронул тайные струны в ее душе. Тогда, во время тех вечеринок у нее дома, не только деверь, но и все мужчины смотрели на нее с вожделением, ее это жутко нервировало, а Нанни все понимал и забавлялся.
Матильда поспешно перевела разговор на другую тему: а чем сейчас занимается Джордж? Пишет ли до сих пор свои чудные, подернутые легкой дымкой пейзажи? В них — хотя все это была Италия, Тоскана — чувствовалась ностальгия по английским туманам.
— Нет-нет, — откликнулся англичанин. — Настоящий художник не может стоять на месте, иначе он выдохнется, потеряет ощущение времени. А ты их еще помнишь, мои пейзажи?.. Нет-нет, с ними покончено. Вообще-то говоря, я ведь не Бог весть какой живописец и, когда понял это, решил заняться реставрацией. Вот работаю над древними шедеврами, возвращаю им колорит, свежесть и, знаешь, гораздо большее получаю удовольствие.
Иными словами, работаешь за гроши, подумала Матильда. К беднякам она всегда относилась с некоторой подсознательной брезгливостью, считая бедность категорией скорее умственной, нежели материальной. По ее глубокому убеждению, либо врожденная тупость, либо комплекс неполноценности не позволяли этим людям занять подобающее место в обществе, а они, вместо того чтоб найти применение своим способностям, сидят сложа руки и сетуют на судьбу.
За окнами уже смеркалось; стволы деревьев расплывались в темноте. Матильда начала раздражаться на себя за то, что никак не может принять решение: остаться в Импрунете или вернуться в город. Она поставила в раковину кофейные чашки, повернулась и вопросительно, не выходя за рамки хорошего тона, посмотрела на англичанина. Локридж сделал вид, что не понял намека. О том, что Матильда в имении, он узнал от Энеа и сразу сказал себе: такой случай упускать нельзя.
Он очень хорошо помнил всю коллекцию Монтерисполи, но, чтобы в будущем, когда Энеа вновь окажется в стесненных обстоятельствах, всякий раз делать правильный выбор, решил еще раз поглядеть на вещи и картины.
