Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2
С самого начала предметом разговора стал маньяк. Присутствующие даже как будто забыли, зачем собрались, так живо каждый принялся отстаивать свою версию.
Директор банка, полный, краснолицый мужчина, доверительно сообщил, что убийца — всем известный врач; на него уже много улик, и вот-вот он будет арестован.
— Да нет, какая чепуха! — перебил его тощий и агрессивный консультант. — Этот человек явно иностранец. — Он бросил взгляд на владельцев галереи из Оксфорда. — Его modus operandi не имеет аналогов в итальянской криминалистике, тогда как в британской — уж пусть меня извинят английские друзья — их предостаточно.
Ему в один голос возразили молодые швейцарцы — тележурналисты. Они уверяли, что у них абсолютно верные сведения. Убийца — коренной флорентиец из высших слоев общества.
— А по-моему, — заявила Каламбрина в своей авторитарной манере, — он душевнобольной. Читали — у него что-то с половыми железами? Так вот, скорее всего, на этой почве и сдвиг. Я его очень хорошо себе представляю: огромный, весь такой нескладный, да к тому же импотент. Бродит в уединенных местах, как неприкаянный, и, стоит ему увидеть, как молодые занимаются любовью, кровь ударяет в голову… Нет, вы не подумайте, что я его оправдываю, но по-человечески можно понять. Болезненное сознание и все такое…
Матильда вдруг почувствовала жгучую ненависть к приятельнице.
— А где это ты вычитала, что у него расстройство половых желез? — хрипло проговорила она.
— Как где — в газетах! И это вовсе не их домыслы, к такому заключению пришла судебно-медицинская экспертиза, и психиатры его поддерживают.
— Впервые слышу, — обронила Матильда.
— Да ты забыла! — отмахнулась Каламбрина. — Они об этом только и твердят… Теперь у полиции новый план — поставить на всех дорогах опергруппы и проверять каждую машину, выезжающую из города. Напрасные старания! Уверена — этот тип разгуливает пешком или, в крайнем случае, ездит на мопеде. Иначе как бы он прятался в таких дебрях?..
— Но если он такой грузный, — робко поинтересовалась жена директора банка, — как же он умещается на мопеде?
— Что ты думаешь, мопед выдерживает только лилипутов? Возьми хоть Энеа, сына Матильды, вон как ловко он ездит на мопеде. А по габаритам, пожалуй, еще фору даст маньяку.
— Брось болтать, Каламбрина! — резко оборвала ее Матильда.
Каламбрина непонимающе воззрилась на нее.
— Да ты что? Тебе неприятно, что я сравниваю его с Энеа? Но ведь ты знаешь, душечка, как я люблю твоего сына!
— Вот и попридержала бы язык! — отрезала Матильда и больше за весь вечер не произнесла ни слова.
12
В Виареджо они так и не поехали: Энеа ни в какую не хотел уезжать из Флоренции, а Матильда не очень-то и настаивала. Действительно, думала она, после того приступа разумнее остаться в городе, а то, не дай Бог, повторится. Жара стояла страшная. Даже у них в доме, который все-таки находился за городской чертой и был окружен зеленью, дышать можно было лишь после заката.
Эта духота изматывала Матильду, и к вечеру уже не было сил идти гулять, поэтому бо́льшую часть времени она просиживала у телевизора. Так, от начала до конца просмотрела она большую передачу про убийства, и относительное спокойствие, воцарившееся в душе после того, как она заставила себя выбросить из головы болтовню Каламбрины, рассеялось, точно дым. То и дело, особенно по ночам, ядовитый червь подозрения все точил и точил ее мозг, не давая уснуть.
У Энеа же все более или менее наладилось. В результате неудачно введенной дозы героина Нанда едва не отдала концы и, испугавшись, вняла уговорам лечь в больницу. Она и сама измучилась от невыносимой жары, болей в печени, постоянного страха остаться без товара и была даже рада какой-то передышке. Энеа вздохнул спокойно.
Плата за лечение хотя и была не маленькой, но ни в какое сравнение не шла со стоимостью одной дозы. И потом, он верил, что Нанда действительно решила покончить с этим. Порой он даже позволял себе помечтать о будущем: Нанда вылечилась и они живут вдвоем в уютном домике; или же (такое виделось ему, когда он уставал и ощущал груз лет): она вернулась к мужу, ведь тот, в сущности, хороший малый.
Если бы не столь удачное стечение обстоятельств, Энеа бы просто потерял голову. Джордж Локридж внезапно исчез, скорее всего, тоже принимает где-нибудь морские ванны, а кому еще можно предложить картины из Импрунеты, Энеа не представлял. В последний раз он продал англичанину полотно Гуарди — одно из самых ценных в коллекции, — но вырученной суммы, как он прикинул, хватило бы на полгода, не больше.
Он навещал Нанду каждый день после обеда, приносил ей чистую одежду и сладости и не переставал удивляться, как быстро девушка приходит в себя. Она поправилась, посвежела, а на щеках даже заиграл румянец.
Однако Нанда совсем не разделяла его восторгов.
— Скажешь тоже — поправилась! Просто распухла от снотворных, противно в зеркало на себя посмотреть. Если б не это чертово пекло, давно бы сбежала отсюда и достала бы дозу.
— Ты все еще думаешь об этом?
— Думаю?! Да я с ума схожу, и так будет всегда!
Он беседовал о ней с врачом и сестрами, но неизменно получал уклончивые ответы: все в один голос твердили о нервном истощении и этим ограничивались.
Последнее время ему все чаще стал попадаться на пути Альдо Маццакане, якобы случайно. Заводил разговор о жаре, об отдыхе и только в конце как бы невзначай спрашивал про Нанду, ссылаясь на то, что ее бедная мать не оставляет его в покое. Он передал Энеа, что женщина очень благодарна ему за участие в судьбе ее дочери.
Как-то раз Энеа принес Нанде букет цветов, сел рядом, заботливо спросил:
— Ну, как тебе здесь?
Девушка пожала плечами.
— Да все так же. Пичкают таблетками, что им еще делать! Денежки идут, они и рады.
Чтобы чем-то ее развлечь, он решил подсунуть ей книги — не со своим экслибрисом, а из тех, что остались в кабинете отца. Не то чтобы он так уж дорожил личной библиотекой, а просто понимал, что не всякое чтение Нанде подойдет. После долгих раздумий он пришел к выводу, что «Сеньор президент» Мигеля Астуриаса и «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте смогут ее заинтересовать — во всяком случае, матери такие книги очень нравились. Но, заметив, что Нанда к ним и не притронулась, оставил эту затею.
От матери не ускользнуло, что Энеа пребывает в непонятной эйфории, и это лишь усилило ее настороженность. Матильда по опыту знала: такие периоды свойственны сердечникам, астматикам, диабетикам, они, как правило, непродолжительны и предшествуют очередному кризису. А еще это характерно для убийц-маньяков, которые после каждого преступления впадают в депрессию, со стороны выглядящую как спокойствие, умиротворенность. Конечно, Матильда не смогла бы сформулировать свою мысль как профессиональный психолог, однако нутром чувствовала, что все это именно так.
По вечерам Энеа теперь сидел дома. Еще засветло он поднимался в комнаты над оранжереей, и Матильда невольно прислушивалась к шарканью шлепанцев, доносившемуся сверху. Вот он сидит за столом в кабинете или склонился над своим верстаком, а вот, стараясь не шуметь, спускается в ванную — по скрипу стульев и звуку шагов она всегда безошибочно определяла местонахождение сына. Ее радовало, что он здесь, рядом, и дышит не так прерывисто, как обычно, но все же с замирающим сердцем она ждала чего-то нового и страшного.
— Вот увидишь, скоро тебе станет лучше, — обещал Энеа Нанде. — Ты так расцвела, прямо прелесть.
— Отстань, — огрызалась Нанда. — Мне все это осточертело.
— Ты просто не хочешь сознаться, что дела идут на лад. — Он счастливо засмеялся. — Вот выйдешь, подыщем тебе работу, и все плохое в твоей жизни останется позади.
Нанда, еще до того как начала колоться, училась на курсах секретарей-машинисток. И ему пришла мысль попросить Андреино Коламеле взять ее на испытательный срок.
Уже несколько месяцев Энеа не обращался к Локриджу и всячески себе желал вообще забыть дорогу в его лавку. Он даже не знал, вернулся ли англичанин в город.
Однако Локридж сам нашел его. Как-то вечером, довольно поздно, он явился прямо к ним в дом. И мало того — притащил с собой какого-то высоченного парня.
— Это Лука, — небрежно представил он.
Матильда поджала губы.
— Очень рада. Что ж, проходите.
На вид Луке было от силы лет двадцать. Длинные кудрявые волосы спускались ему на плечи, одет он был крайне вызывающе: обтягивающие брюки и розовая шелковая рубашка. К тому же Матильда готова была поклясться, что у него накрашены ресницы.
Джордж поблагодарил Матильду за предложенный кофе.
— Я выпью с удовольствием, а Луке — ни-ни. А то сам всю ночь не спит и мне не дает. — Старик лукаво ей подмигнул.
