Николь Нойбауэр - Подвал. В плену
– Перед дверью моей квартиры.
– Давай без шуток.
– Кто ж тут шутит? У меня дома, перед дверью квартиры. Я заварил ему ромашкового чаю.
Ханнес поморгал, чтобы проснуться. Может, ему снится сон о том, что Вехтер заваривал Оливеру Баптисту ромашковый чай? Куда подевался проклятый будильник? Когда Ханнес вновь открыл глаза, он все еще бежал рядом с Вехтером. Наверное, это один из тех навязчивых снов, от которых невозможно отделаться.
Вехтер пощелкал пальцами у него перед глазами.
– Ты выспался? Папаша созвал целую армию адвокатов, и все они так и вьются вокруг парнишки, нашептывая ему, чтобы тот не сболтнул лишнего. И, в общем-то, добиться своего для них труда не составит. Он упорно замыкается в себе.
– Но какого черта он явился именно к тебе?
– Наверное, мы не узнаем об этом никогда.
Лицо Вехтера помрачнело, на этом тема была закрыта.
Они подошли к машине.
Ханнес сел на пассажирское место молча. Вехтер пристально посмотрел на него, ничего не сказал, просто сел за руль БМВ и нажал на газ.
– Значит, вы вчера заставили говорить отца. Отличная работа, – сказал он.
– Благодари Хранителя Молчания.
Вехтер снова покосился на Ханнеса:
– Это тоже искусство – отстраниться в нужный момент.
– Хватит с меня твоих прописных истин. Ты не намного старше меня, а говоришь, как магистр Йода.
– А ты слушаешь, как сладкоежка.
Вехтер полез в бардачок и достал оттуда упаковку шоколадных кексов. Ханнес выхватил ее у него из рук и принялся жевать. И только пятый кекс остановился на полпути ко рту.
– Это ведь молочный шоколад?
– Конечно. Молоко прямо из живых коров выдавливают палачи-садисты.
Ханнес тут же положил обратно в коробку невегетарианский кекс и уставился в окно, хотя там ничего не было видно, кроме метели. Несколько минут они ехали молча, пока Вехтер снова не заговорил:
– Ты все еще сердишься?
Ханнес ушел от ответа, нетерпеливо отвернувшись. Они попали в волну красных сигналов светофоров. Теперь как раз появилась возможность поговорить с Вехтером. Но тот его опередил:
– У вас там что-то не в порядке? Ты внезапно сбегаешь со службы, выглядишь совершенно разбитым. И прошлой ночью ты явно даже не раздевался, так и спал.
Ханнеса застали врасплох, и он руками разгладил рубашку. Хотел прилечь с малышкой лишь на несколько минут и проснулся, когда зазвонил будильник. Он глубоко вздохнул.
– Это личное. Я хочу на время уйти. Перестану работать в специальной комиссии.
Вот. Теперь все.
Вехтер втянул воздух сквозь зубы.
– А теперь просто расскажи, что случилось.
– Моя дочь сбежала. Старшая. Вчера она не пришла домой ночевать. Вещи свои она забрала.
И если…
И это «если» накатило на Ханнеса огромной волной. «Она забрала все свои вещи, – говорил он на это “если”. – Она знала, что делала». И уже ничего не случится.
– Ты заявил о ее пропаже?
– Да, коллеги занимаются этим.
Вехтер поморщился. Он был не в восторге, это ясно.
– Я разрешаю тебе уйти в отпуск и оставаться в нем, сколько тебе потребуется. Надеюсь, вы скоро вернете девочку домой.
Они еще немного помолчали. Радио что-то тихо бормотало: рекламные мелодии, викторины, немного музыки, той бессмысленной, которая отскакивает от слушателя, словно капельки ртути. Ханнес все время задавался вопросом, почему Вехтер слушает подобный шум. А теперь он это понял.
Вехтер вздохнул:
– Будет много работы без тебя. Но мы справимся. Твое заявление на отпуск наверняка все подпишут. Проблем с Целлером не будет, он все равно не хочет, чтобы ты участвовал в расследовании.
– Это на него похоже. – Старая злоба заклокотала в душе, хотя теперь это уже было не важно. Целлер остался где-то далеко.
– Баптист, конечно, выступит с веским доводом, – продолжал Вехтер. – Он с самого начала хотел от тебя отделаться. Но теперь все равно. Семья важнее.
– Да, семья важнее. – Ханнес сжал зубы.
– Именно сейчас, когда мы взяли его под стражу за избиение Оливера. Отныне, конечно, все станет намного интереснее. Что эта парочка запоет отдельно друг от друга? Но не забивай себе голову, мы их раскрутим.
Они наверняка их раскрутят. Вехтер пил с подозреваемым ромашковый чай, пока адвокаты Баптиста откупоривали шампанское.
– Возможно… – засомневался Ханнес. – Возможно, сегодня я еще смогу поучаствовать в допросе. И потом спокойно передать дела.
– Нет, Ханнес, можешь не заниматься этим. Позаботься о дочке, это дело более срочное.
– Мне это не составит труда, честно. Я даже буду рад, если на что-то отвлекусь.
– Точно?
– Точно.
Нет, он не мог просто так оставить Вехтера одного в комиссии по расследованию убийств. Тот становился все более чудаковатым. Ромашковый чай, только подумать! И прямо сейчас Ханнес не мог взять и бросить все (и позволить Баптисту наслаждаться собственной победой). Неужели Ханнес так и подумал об этом в скобках? Какие еще служебные знаки есть на этой внутренней клавиатуре и кем был тот тип, который их наносил?
– Тебе это зачтется, Ханнес. – Вехтер подмигнул ему. – Да пребудет с тобой сила.
Полупустая пачка кексов полетела Вехтеру в голову.
Перед комнатой допросов Вехтер и Ханнес очутились в настоящем обезьяннике. Появились адвокаты Баптиста вместе с женщиной-психологом, которая осматривалась по сторонам, надув губы. Сотрудница управления по делам молодежи по фамилии Вестерманн тоже была здесь, а также детский психолог доктор Ардентс, которого они назначили на это дело, и в центре всего – Оливер, окруженный полицейскими. Мальчик смотрел на серое ковровое покрытие. Среди взрослых он казался маленьким и бледным, будто существо с другой планеты.
Адвокат Ким пустился с места в карьер:
– Нас не проинформировали о том, что будет присутствовать кто-то из управления по делам молодежи. Не говоря уже о господине докторе Ардентсе.
– Недопустимо допрашивать несовершеннолетнего без законного представителя, – объяснила госпожа Вестерманн и поправила шелковую шаль. – Если здесь и есть лишний, то это госпожа психолог.
– Мы всецело доверяем госпоже Ульрих-Хафенштайн.
– Доктор, – поправила адвоката эта дама. – Госпожа доктор Ульрих-Хафенштайн, пожалуйста. Мой пациент не станет давать показания без психологической поддержки.
– Вы не назначены судом, – возразила госпожа Вестерманн.
Ким выступил немного вперед, встал перед ней:
– А вы не являетесь его законным представителем. Пока еще. Поэтому я не знаю, что вы здесь забыли.
– Господин главный комиссар считает мое присутствие здесь крайне необходимым.
Господин главный комиссар скрестил руки на груди и прислонился к стене. Ему давно уже следовало вмешаться и призвать их к порядку, но сцена завораживала, словно место автомобильной аварии. Обычно в таком случае звонили начальнице и обговаривали все с ней. Нет, ей самой следовало бы возглавить допрос именно с тем персоналом, который был ей по душе.
Но здесь все шло не так, как в обычной жизни, и начальницы тоже не было.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы привести мысли в порядок и придумать, что делать.
– Мы опротестуем назначение доктора Ардентса, – заявил адвокат. – Мы можем сами решить, хотим ли мы с госпожой Ульрих-Хафенштайн…
– Доктором! Госпожой доктором Ульрих-Хафеншт…
– Тихо!
Все взгляды обратились к Оливеру.
– Заткнитесь! Проваливайте отсюда все, все! Здесь речь обо мне, черт возьми, допрашивать будут меня!
Оливер так же быстро умолк, как и высказался, когда заметил, что все на него уставились. Потом чуть тише он добавил:
– Я хочу говорить только с тем.
Тем оказался главный комиссар Вехтер, который выдавил из себя улыбку. Если оставить проблемы на произвол судьбы, иногда они удивительным образом решались сами собой.
На этот раз Элли обошлась без конфет и журналов. Это был не визит вежливости, и старик Паульссен не должен был изображать перед ней, что потерял всякий интерес к обычной жизни. Кроме похорон. Но и те были не очень-то обычными.
Элли постучала в дверь и прислушалась, ожидая, что в ответ прозвучит скрипучее «Да, кто там?». Но ответом была лишь тишина.
Она осторожно нажала на ручку и толкнула дверь. Паульссен сидел на стуле спиной к ней. Он медленно обернулся. Прогулка по кладбищу не пошла ему на пользу. Белый пух на голове растрепался прядями, а в уголках рта висела слюна.
– Вы новенькая?
Элли протянула служебное удостоверение и свой значок. Возможно, он видел когда-то такое по телевизору.
– Нет, я не новенькая, и я думаю, вы это точно знаете. Меня зовут Шустер, уголовная полиция Мюнхена. Я вынуждена еще раз расспросить вас по поводу Розы Беннингхофф.
В глазах Паульссена мелькнули тени воспоминаний, а потом они вновь потускнели. Того, что он вспомнил, оказалось недостаточно для нужной реакции. Фыркнув, он отвернулся от Элли.
