Анатолий Арамисов - Французская защита
Миана выразительно посмотрела на сидящую рядом девицу, и та освободила место у стойки.
— Понятно, — проговорил мужчина и показал подошедшему бармену указательный палец.
— Un biеrе!
Виктор, не спеша, смаковал янтарный напиток, односложно отвечая на вопросы проститутки.
Наконец, Миана со свойственной представительницам этой профессии прямотой спросила:
— Ты сегодня свободен?
— Да.
— Хочешь меня?
Одинцов посмотрел ей в глаза и чуть заметно улыбнулся:
— Сложный вопрос.
— Ничего сложного. Едем ко мне!
Ответом был вопрос, который Миана никогда в своей жизни ни до, ни после этого момента не слышала:
— Ты умеешь играть в шахматы?
Японские глаза на минуту превратились в зеркало души вполне европейского размера.
— А зачем? — после длительной паузы спросила девушка.
— Действительно, зачем? — с некоторой горечью проговорил Одинцов.
Глотнул пива, поставил бокал на стойку.
— Нет у меня с собою денег сегодня, — соврал он, — так что я не поеду с тобой.
— Ну и что? Мне не надо от тебя денег! — твердо проговорила проститутка.
— Ого! Это почему же? — удивился Виктор.
— Ты мне очень понравился, такое объяснение тебе понятно?
Сидящие рядом девицы переглядывались между собой.
Одинцов допил пиво и слез с мягкого сиденья.
— Понятно. Жаль, что ты не играешь в шахматы, Миана, очень жаль, прощай!
И вышел из бара, сопровождаемый удивленными взглядами жриц любви.
* * *Виктор, не спеша, плескался в ванной, когда внезапно открылась дверь и на пороге показалась заспанная Лиза.
— Всё не спится тебе? — недовольно проговорила она. — Весь в мечтах витаешь в последнее время.
Жена быстрым движением перекинула гусек над раковиной, и, ладонями зачерпнув воды, умыла лицо.
— Уже надоел тебе? Скоро уеду, — Одинцов изучал узор на стене, выложенный из испанской плитки.
— Да, езжай. Зарабатывай там свои гроши.
Виктор внимательно посмотрел на супругу:
— А какую сумму в месяц ты считаешь негрошовой?
Лиза взглянула через зеркало на отражение мужа и коротко ответила:
— Минимум две тысячи долларов.
— А вдруг я стану зарабатывать десять тысяч? Твое отношение ко мне изменится? А?
— Трепач.
Презрительный взгляд.
«Господи! Как я вышла за такого охламона? Фигурки свои деревянные тю-тю-тю — двигает туда — сюда, тьфу!»
Судорогой сведенные скулы.
«Ну, стерва, даже только для того, чтобы посрамить тебя — стоит начать это рискованное дело!»
— Мерси, мадам.
Лиза молча вышла, сдержала себя, чтобы не разбудить дочку.
Одинцов насухо вытерся полотенцем и лег на свою кровать в дальней комнате.
Последние дни, проведенные в Париже перед отъездом в Москву, особенно отчетливо врезались в память…
— …Вам мат, месье, — негромко сказал Одинцов, припечатывая короля противника своим ферзем.
Зрители, пришедшие на Paris ореп, одновременно зашумели: цейтнотная развязка была неожиданной. Соперник Виктора, местный вундеркинд, в отчаянии закрыл лицо руками.
— Надо же, наконец, одолел ребенка! — до ушей русского донеслась злобная реплика.
Виктор не реагировал: он уже привык к этому.
Спустя минуту четырнадцатилетний юноша успокоился и предложил Одинцову:
— Сделаем анализ партии?
Негласное правило игроков: после окончания обменяться мнениями по горячим следам, привести варианты, показывающие упущенные возможности.
— Non! — ответил Одинцов.
— Pourquoi?[40] — удивленно приподнял брови местный талант.
— Потому что, кончается на <у», — по-русски ответил Виктор и поднялся со своего стула.
Пришедшая в эту секунду мысль заставила его внезапно улыбнуться. Он вычитал на днях маленькую историю о своих соотечественниках, которые подали прошение на политическое убежище и стали так называемыми «азилянтами».
Получив «депо», — документ, удостоверяющий, что их вопрос будет рассматриваться, и мизерное ежемесячное пособие, ребята активно занялись изучением французского языка.
Промуштровав истрепанный учебник, в первую же ночь вышли «потренироваться» в разговорной речи.
Как назло, улицы были пустынны.
Трое друзей собирались, было возвращаться в свою ночлежку, как увидели вышедшего из подъезда человека.
На радостях, вдобавок подогретые винными парами, они бросились за ним:
— Француз! — прозвучало как обнаружение мишени.
Местный житель бросился наутек, думая, что его преследуют грабители.
— Васька! Заходи с боку! Отсекай ему дорогу! — слышалось на ночных улицах города.
Опытный десантник Васька, срезав путь по кустам какого-то частного садика, вышел в лоб перепуганному французу.
Тот стоял, дрожа и приготовившись к худшему.
Друзья приосанились, напрягли свою память:
— Parlez-vous français? Говорите Вы по-французски»? — выдохнул Васек главную фразу.
— Oui! Oui! — с надеждой закивал головой француз.
— Pourquoi? — задал «азилянт» второй вопрос.
Местный житель едва не лишился сознания…
Виктор Одинцов отказал в анализе молодому дарованию не по своей капризной прихоти. Во время обдумывания ходов четырнадцатилетний пацан шатал стол, дергаясь всем телом, грыз ручку, заглядывал в бланк соперника, вытянув шею, что-то бормотал про себя. Словом, как бы невзначай мешал Одинцову думать.
Он не знал, что подобная тактика придает обозленному русскому дополнительные стимулы.
И Виктор блестяще провел партию, как, впрочем, и все предыдущие семь поединков Paris ореп.
Перед последним, девятым туром у него было 7 очков, и он находился в большой группе лидеров. Каждый раз, начиная игру, Виктор смотрел по сторонам, выискивая глазами Симону.
Но она не появлялась в огромном зале, арендованном организаторами в здании рядом с парижским аквапаркам.
Последний тур.
Решающая партия.
Ставка — четыре тысячи долларов. Первый приз. Который может получить Одинцов, если выиграет в 9-м туре.
— Мы все придем за тебя поболеть! — пообещал Жорж, сидя дома за кухонным столом. Он курил свои любимые «Ротманс», бегло просматривая английский журнал, посвященный программированию.
— Трудная это вещь? — кивнул на издание Виктор.
— Нет, в принципе — не очень, — улыбнулсяЖорж, бросив свой обычный взгляд поверх очков, — я могу тебя научить программированию… а лучше бы Симона это сделала.
И хитро рассмеялся, толкнув локтем в бок Одинцова.
Тот, стараясь быть невозмутимым, спросил:
— А где она? Что-то давненько не видел…
— Много работы сейчас, — Жорж лукаво смотрел на игрока, — но завтра обещала прийти вместе с нами. Мы созванивались накануне.
Международный мастер Жак Гийон сделал первый ход в партии с Виктором Одинцовым и потянулся к чашке кофе, стоящей на краю столика.
Ответ Одинцова.
Снова ход.
Ответ.
— О… русская партия, — чуть слышно произнес француз и, улыбнувшись, посмотрел на противника.
Виктор невозмутимо сидел, не сводя глаз с доски.
Игра была в самом разгаре, когда в зале появились Жорж, Евгеньич, Патрик, Матильда и Симона.
Виктор перехватил инициативу и с каждым ходом приближался к победе в партии и во всем турнире.
Заметив дорогие его сердцу черты, он заволновался.
Встал, поздоровался со всеми, но не стал разговаривать, углубившись в положение на доске.
Шахматные варианты наскакивали в его голове на мысли о Симоне. Он прилагал чудовищные усилия, чтобы полностью сосредоточиться на позиции, но сделать это не удавалось.
Время побежало быстрее обычного. Одинцов не замечал, что стрелки его часов угрожающе придвинулись к критическому рубежу.
