Анатолий Арамисов - Французская защита
Он, сделав ход, встал и подошел к девушке:
— Привет, Симона!
— Здравствуй… — глаза ее заметно потеплели.
— Я рад, что ты сегодня пришла.
— Спасибо. Как твои дела?
— Замечательно! Ведь ты здесь…
— Тебе так мало надо? — улыбнулась гостья.
— Это очень много уже.
Пауза.
Виктор помолчал, потом с волнением произнес:
— Я должен сегодня серьёзно поговорить с тобою… Ты, надеюсь, поужинаешь с командой?
Щеки девушки заметно порозовели. Что бы там не говорили о женской эмансипации, феминизме и прочей ерунде, каждая представительница прекрасного пала втайне мечтает об этой минуте.
— Хорошо, я сегодня как раз свободна.
— Спасибо! — и Одинцов, увидев, что соперник сделал очередной ход, заспешил к столику.
…Известный гроссмейстер, живущий на юге Франции, давил на позицию русского. Он стратегически переиграл менее опытного шахматиста, и уже сумел запастись лишней пешкой.
Однако в дело вмешался цейтнот.
Одинцов на каком-то необыкновенном кураже отлично провел отрезок с тридцатого по сороковой ход, и, воспользовавшись неточностью «гросса», перехватил инициативу.
Опять вокруг столика сгрудились все участники матча и зрители. Капли пота стекали по седеющим вискам ветерана. Команда Канн проигрывала одно очко, и, чтобы сравнять счет, он должен был победить Одинцова.
Однако русский действовал безукоризненно.
Гроссмейстер понял: сегодня не выиграть, хорошо бы «унести ноги».
И он, во время обдумывания хода Виктором, наклонился вперед, предложив ничью:
— Remis?
Что, кстати, запрещается неписанными правилами шахматного этикета.
Только при ситуации, когда тикают твои часы.
Но это правило нередко игнорируют, применяя своего рода психологический прием. Ставя противника перед выбором: сразу получить полочка или бороться за победу? Частенько выигрывая при этом время — начинают одолевать почти гамлетовские сомнения: быть или не быть?
Виктор бросил взгляд на позицию, потом на гроссмейстера.
«Очень перспективная у меня атака… Но не видно «форсажа»… пока везде защита у него имеется… к тому же я без пешки…, что думают Жорж и Евгеньич по этому поводу, интересно?»
Одинцов поднял голову и увидел, что оба «импресарио» стоят с весьма невозмутимыми лицами, однако указательный и средний пальцы на обеих руках у них почему-то скрещены между собой.
«Ясно, — хмыкнул про себя Одинцов, — молча говорят мне, чтобы тут же соглашался на ничью. Так… так… Может, все-таки попробовать «забодать» гросса? Но проигрывать ни в коем случае нельзя. Иначе матч закончится вничью, и меня нужно будет линчевать, или зажарить, как карася на сковородке. Надо подумать, время есть, и я могу принять мирное предложение в любой момент».
Одинцов погрузился в размышления.
Зрители с нетерпением ждали его решения.
В углу за судейским столиком сидел арбитр и читал свежий выпуск Le Monde.
Прошло двадцать минут.
Одинцов взглянул на циферблат часов.
«Вот задумался я, отвлекся… Все эта идея не выходит из головы. У меня осталось всего пять минут до окончания партии. Надо соглашаться на ничью*.
И он, согласно правилам, протянул руку противнику:
— Хорошо, remis.
Французский гроссмейстер хладнокровно ответил:
— Никаких ничьих. Играем.
Виктор возмущенно подпрыгнул на стуле:
— Как играем? Вы же предлагали ничью!
— Не припомню что-то, — «гросс» гаденько улыбнулся.
— Арбитр! — громко выкрикнул Одинцов и поднял руку.
Поднялся шум.
Подбежавший судья, выслушав противоречивые «показания» сторонников и противников Виктора, вынес вердикт:
— Я не слышал предложения ничьей, партия продолжается.
Пять минут Одинцова против тридцати у француза!
…Спустя четверть часа, в жестокой цейтнотной перестрелке Виктору удалось на висящем флажке уничтожить последнюю пешку противника. Однако в этой битве и он потерял почти все свои боевые единицы, оставался всего один пехотинец против голого короля «гросса».
Тот правильно держал оппозицию, и положение было теоретически ничейным. Однако в яростном кураже Одинцов догнал свою пешку до предпоследнего ряда и залепил вражескому королю пат.
— Ничья!
Гроссмейстер, изрядно вспотевший за эти минуты, протянул ладонь для рукопожатия.
Одинцов, сделав вид, что не замечает руку противника, поставил слегка подрагивающими пальцами свои подписи на бланках, встал из-за стола и направился к ожидающей его команде…
Ужин в ресторане прошел замечательно.
В этот вечер все были в ударе: весело шутили, беспрерывно разговаривали, философствовали за столом, разбившись по парам.
Цыган Миша прекрасно пел, наклоняя корпус с гитарой, частенько задерживался возле Симоны.
Хозяин ресторана также крутился возле нее, несмотря на ревнивые взгляды «Комарихи».
Матильда, как всегда, много курила, изредка отпуская едкие замечания в адрес особо захмелевших русских за соседними столиками.
Она сдержала свое обещание, подарив Одинцову огромный флакон мужской туалетной воды. Виктор чувствовал себя немного неуютно: он не захватил на матч сувениры из Москвы — несколько изделий мастеров Гжели.
— Через две недели, на следующей игре подарок — за мной! — торжественно-весело пообещал он.
Они вышли из ресторана вдвоем.
Испытывая одинаковое волнение.
Виктор не мог подобрать слова, чтобы Симона смогла понять его стремление оказаться с ней наедине в квартире на бульваре Вого. Девушка не хотела казаться легкомысленно-навязчивой, второй раз приглашая мужчину в поздний вечер к себе домой. Но слова <*Я серьёзно хочу поговорить с тобой» заставляли сладко замирать ее сердце. Наконец, Одинцов, почувствовав фальшь в десятиминутном разговоре возле машины Симоны, решился:
— Кто-то утверждал, что твоя программа обыграет меня как ребенка?
Он уловил теплые искры в вишневых глазах собеседницы.
— Не как ребенка, конечно, но просто тебе будет трудно бороться с ней. К тому же ты устал после матча и выпил вина.
— Так после вина, наоборот, посещает вдохновение! Кстати, Александр Алехин во время матчей на первенство мира иногда приходил на игру, едва держась на ногах.
— Неужели? И каковы были результаты? — удивилась Симона.
— Некоторые партии в таком состоянии он играл слабо. Но нередко создавал настоящие произведения шахматного искусства. Половина на половину. Он писал, что так и не понял — пить или не пить?
— И ты тоже хочешь проверить? — лукаво спросила девушка.
— Да. Но не только. Я хочу серьезно поговорить с тобой, — в глазах Одинцова была видна твердая решимость.
— Хорошо. Едем ко мне, — тихо ответила красавица, — там поговорим. И открыла пультом управления двери своего автомобиля.
— Нет!! Как ты додумался до такого! Ты сошел сума! — воскликнула девушка, едва Виктор подробно рассказал ей свой план использования шахматной программы.
Симона ждала что угодно: признания в любви, предложения выйти за него замуж, настойчивых ласк, попытки завладеть ее телом.
Но только не это!
Она обманулась в своих надеждах!
Почти два часа перед этим невероятным предложением Одинцов изо всех сил пытался противостоять электронному противнику, воспроизводящему свои ходы на цветном дисплее ноутбука.
Компьютер играл безупречно.
Виктор, потерпев поражения в трех партиях подряд, удовлетворенно откинулся на кожаную спинку дивана и улыбнулся:
— Ты права, моя радость… Я должен тебе признаться в том, что… Симона затаила дыхание.
Гость закончил свою мысль:
— Что это просто великолепная программа! Ты даже не представляешь, что сумела сделать вместе со своими коллегами…
