Ян Валентин - Звезда Стриндберга
– Насколько я понимаю, вы еврей?
Дон решил не отвечать на этот странный вопрос.
– Я ищу родственников с другой фамилией…
Он попросил уступить ему место за компьютером. Она не ушла, а продолжала нависать над его плечом.
– Спасибо, я справлюсь сам, – сказал он.
– Мы через двадцать минут закрываем.
– Двадцати минут достаточно.
Мадам супервайзер сделала пару шагов назад и остановилась, не спуская глаз с дисплея.
– Спасибо, – с нажимом повторил Дон.
Служительница пожала плечами и величественно двинулась к своей стеклянной будке. Дон покосился в ее сторону – она села так, чтобы видеть, чем он занимается. Но то, что он выстукивает на клавиатуре, видеть она не могла.
Дон ввел пароли сервера в Чимлинге, у Хекс. Через секунду на дисплее появилась символическая рожица с горестно опущенными углами рта – сестры на месте не было.
Он написал ей короткое сообщение – путешествие из Стокгольма прошло благополучно. В конце попросил пробить все, что удастся, о некоей Камилле Мальро, родившейся в конце девятнадцатого века в маленьком французском городке Шарлевилль-Мезьер. Посмотрел на часы – прошло всего пять минут.
За окном по-прежнему лило как из ведра. Вода струями текла по мозаичным стеклам окна. В зале пахло каким-то моющим средством. Молчание становилось тягостным. Он покосился на даму-супервайзера – та многозначительно подняла брови. Он решил, что будет сидеть, пока она его не выгонит, – а вдруг Хекс в последний момент появится в Сети?
Чтобы провести время, Дон открыл сайт шведской вечерней газеты. На всю страницу красовался портрет доцента с его кафедры, которого он терпеть не мог. Под портретом огромными буквами:
РАССКАЗ ДРУГА:
ИСТИННОЕ ЛИЦО ЭКСПЕРТА ПО НАЦИЗМУ
Он пробежал глазами статью – набор перевранных цитат.
Прошло всего несколько суток, и он, Дон Тительман, превратился из уважаемого исследователя-историка в наркомана, дебошира, чудом избежавшего суда, убийцу и фанатика, одержимого нацистскими мифами и символами. Он щелкнул мышью.
Ничего хорошего не ожидая, открыл сетевую версию крупнейшей утренней газеты. Еще того чище. Эва была права.
Центральное полицейское управление, если верить побывавшему на пресс-конференции журналисту, работает широким фронтом, как в Швеции, так и за ее пределами.
Широким фронтом, подумал Дон. Вот они его поймают, и восковую куклу Усача из Фалуна выставят в этом музее…
Расследование вступило в интенсивную фазу (кто бы объяснил, что это значит?), о многом следователи обязаны умалчивать.
– Oyf tsores,– пробормотал он. – Одни неприятности.
Дон сделал еще одну попытку соединиться с сервером Хекс, но сестра, очевидно, все еще не вернулась в свой подземный бункер. Он старался не смотреть на будку супервайзера. Впрочем, он знал, что в его распоряжении есть еще несколько минут.
Он вспомнил про девицу в городском архиве – что она там говорила про Бодлера? Просто так, от нечего делать, он открыл Google и написал «l'homme vindicatif».
Первый же линк показал, что девица с черно-лиловыми губами была права. Он открыл сто семьдесят восьмой стих на сайте «Цветы зла».
Шарль Бодлер
«Мученица
(Портрет неизвестного художника)»
На полях – короткая биография поэта. Дон быстро проглядел даты – может быть, найдется какая-нибудь зацепка? Зацепки не нашлось, и он вернулся к стиху, который оказался довольно длинным.
Знанием французского похвалиться он не мог, но все же понял, что речь идет о некрофиле, отрубившем голову любовнице и изнасиловавшем ее труп. Стих был насыщен мрачными, местами почти порнографическими деталями.
Слова с открытки обнаружились в четвертой строфе от конца.
А он-то, местью одержимый, он,
Кого любовью ты насытить так хотела,
Теперь он, верно, удовлетворен
Твоим нагим и бездыханным телом!
Дона передернуло. Он уже хотел закрыть сайт – все это никуда не вело, полный идиотизм, – но на всякий случай решил распечатать стих. В нескольких метрах от него ожил и зажужжал принтер.
Привлеченная шумом, дама-супервайзер с удивившим Дона проворством выскочила из своей будки, направилась к принтеру и схватила выплюнутые страницы:
– Вам пора идти!
Прочитав распечатанные строки, она с отвращением сказала Дону:
– Вы психически больной человек.
Это был не вопрос, а констатация факта. Дону ничего не оставалось, как кивнуть: что, мол, тут сделаешь, никто над своей психикой не властен, моей вины тут нет.
Он со вздохом накинул на плечо сумку и вышел из Интернета. Но в ту секунду, когда она уже нетерпеливо нависла над его плечом, ему пришла в голову еще одна мысль.
– Вы должны позволить мне проверить еще одну фамилию, – с удивившим его самого напором сказал Дон.
Он думал, что она станет ему препятствовать, но супер-вайзер, вспомнив, очевидно, про непредсказуемое поведение сексуальных маньяков, нервно отступила на пару шагов.
На экране появилась все та же серая страница с заголовком «База данных фронтовых потерь». Он написал фамилию и поставил птичку в графе «Потери бельгийской армии».
Пусто.
Дама собралась с духом и сказала:
– И все же я прошу вас…
Он быстро пометил «Потери французской армии», еще раз написал фамилию… кажется, правильно – и нажал кнопку «Поиск».
* * *Эва Странд стояла перед стеклянным стендом, рассматривая восковые фигуры во французских мундирах.
Солдаты извивались на земле в облаке серо-зеленого дыма. Один схватился за горло, словно ему не хватало воздуха. Около другого на земле – глянцевая красная лужица. Очевидно, надо было показать публике, что боевые газы вызывают у людей кровавую рвоту.
Эва даже не посмотрела на Дона, хотя он подошел совсем близко. Странно, потому что после пробежки по темным музейным лабиринтам он так задыхался, что его пыхтение можно было услышать на улице. И все же она почувствовала, что он рядом, потому что заговорила, не отрываясь от диорамы, тихо и размеренно:
– Газ оказывает на гортань и легкие сильное раздражающее действие. Французские солдаты, те, кто не умер на месте, погибли позже – их легкие постепенно заполнялись кровью и эксудатом. Ощущения были похожи на ощущения тонущего, хотя вокруг было сколько угодно воздуха.
– Эва… – начал было Дон, но ему не удалось оторвать ее от чудовищной сцены.
– Газовая атака при Гравенстафеле была преступлением против всех военных законов, – продолжала она монотонно, без всякого выражения. – Французы не знали, с чем имеют дело, они лежали в своих окопах. Единственное, что они видели, – зеленый дым недалеко от немецких позиций, который медленно рос и постепенно закрыл небо. Дым поднялся примерно на тридцать метров и поплыл по ветру. Когда облако дыма достигло французских позиций, дым начал опускаться. Газ тяжелее воздуха, он заволок окопы, и уже через несколько минут не осталось ни одного зрячего. Газ разъедал глаза, а когда они пытались выбраться из окопов, их косил пулеметный огонь.
– Эва! – взмолился Дон.
– Это был первый случай применения газов на Западном фронте. Против русских немцы за несколько недель до этого испытывали артиллерийские снаряды, начиненные бромидом. Потом появились еще более страшные препараты – зарин, фосген, люизит… А этот газ назвали по имени города, где впервые его применили, – иприт.
Дон потянул ее за рукав. Но Эва стряхнула его руку и показала на маленькую табличку на уровне колен.
– В пять часов вечера, – прочитала она, – 170 тонн газа было выпущено из 5700 металлических цилиндров. Шесть тысяч французов погибли. И немцам наконец удалось на короткое время прорвать фронт. Но они сами были настолько перепуганы достигнутым эффектом, что больше газов не применяли. Не решились.
– Довольно, – решительно сказал Дон и крепко ухватил ее за плечо. В другой руке у него была копия бумаги, которую он выжал из супервайзера перед уходом.
– Мы ошибались, – сказал он. – Мы ошибались с самого начала. Предпосылка была неверной.
Эва отвлеклась от жуткой диорамы и посмотрела ему в глаза.
– Открытка адресована мужчине.
Она помолчала, потом покачала головой:
– Невозможно. Этот поцелуй…
– Возможно. Мертвец из шахты написал эти слова мужчине, которого он любил. Можешь прочитать сама.
