Ян Валентин - Звезда Стриндберга
– Мы требуем, чтобы вы заказали… – упрямо повторила Эва.
– Как долго вы собираетесь пробыть в Иепере? – сказала девица издевательским тоном. – На запрос за границей ответ обычно приходит через несколько месяцев, а уж из Франции и того больше. Все это надо регистрировать.
Дон почувствовал, что Эва вот-вот сорвется. Он достал открытку (теперь она надежно хранилась во внутреннем кармане нового пиджака) и положил перед девицей.
– Я вижу, вы отоварились в Лакенхалле, – сказала девица. – Просто не верится, что кто-то покупает этот сентиментальный мусор.
– Это наследство, – серьезно сказал Дон. – Может быть, открытка и куплена в Лакенхалле, но не вчера и не сегодня, а лет сто тому назад.
Он повернул открытку и показал ей написанные отливающими золотом фиолетовыми чернилами строки над поцелуем. В первый раз в глазах поклонницы «Церкви Сатаны» промелькнуло какое-то подобие интереса.
– И в самом деле, 1913 год… И что это такое, любовное послание?
Она, бормоча себе под нос, прочитала стихи. Потом еще раз, погромче.
– Хорошие стихи, – сказала она. – Правда, позаимствованные.
– Письмо написано нашим дедом этой женщине, Камилле Мальро. И мы были бы вам очень благодарны, если бы вы нам помогли. Это была великая любовь.
– А вы уверены, что речь идет о любви? – спросила девица. – Речь идет о мстительном любовнике с чудовищной, неутоленной страстью… ладно, не возражаю. Любовь так любовь.
Эва потеряла терпение:
– Так вы намерены нам помочь или нет?
– Помочь?
– Заполнить все необходимые бумаги и послать в Шарлевилль-Мезьер. Мы же должны узнать, что это за документы, – сказал Дон миролюбиво. – Мы готовы ждать.
– Только ради хорошего литературного вкуса вашего дедушки…
Она достала из ящика стола толстый формуляр и начала, склонившись, медленно заполнять многочисленные графы. Исписав полстраницы, она сказала:
– Вам вовсе не обязательно дожидаться ответа здесь, в архиве. Зайдите через несколько дней.
– Спасибо, – сказал Дон, взял открытку и поднялся со стула.
– «Портрет неизвестного художника».
– Простите?
– А он-то, местью одержимый, он,
Кого любовью успокоить ты хотела,
Теперь он, верно, удовлетворен
Твоим нагим и бездыханным телом! [47]
«Портрет неизвестного художника», – сказала она. – Вы же не думаете, что ваш дедушка сам сочинил эти строки? Он их позаимствовал. Но вы же и сами это знаете.
Дон ошарашенно посмотрел на Эву, а потом уставился на девицу. Белое лицо, полкило маскары на ресницах, фиолетово-черные губы, черная майка с козлом.
– Бодлер… Бодлера надо знать, – пожала она плечами, продолжая заполнять формуляр.
27. Поля сражений Фландрии
Моросить начало, еще пока они ждали такси, а когда доехали до Гроте Маркт, дождь перешел в ливень. Эва показала на толпу туристов, спрятавшихся под аркой военного музея в Лакенхалле, открыла дверцу машины и пулей пролетела десяток метров до арки с накинутым на голову плащом.
Дожидаясь, пока шофер отсчитает ему сдачу, Дон краем глаза наблюдал, как Эва пытается растолкать толпу и найти местечко под аркой.
Перед входом тяжело висели намокшие флаги. В сухую погоду флаги, скорее всего, были ярко-розовыми, но сейчас, пропитавшись дождем, стали темно-бордовыми, цвета крови. На каждом из этих кровавых флагов был изображен серый крест, увитый полевыми цветами со стеблями из колючей проволоки. По нижнему краю флага шла широкая черная полоса с надписью:
На полях сражений Фландрии.
Иепер 1914–1918
Попытки Дона протиснуться в укрытие не увенчались успехом – пожилая японская пара раз за разом вытесняла его под дождь. Под конец ему это надоело, он ухватил Эву за рукав и потащил к входу в музей.
Они словно угодили в храм. Величественные готические окна, в похожие на паутину свинцовые переплеты вставлены куски красного и синего стекла.
Дон отдышался и провел рукой по мокрым, слипшимся волосам. Эва пыталась носовым платком стереть потекшую на дожде маскару.
В высоком вестибюле все говорили шепотом, кто-то покашливал. В одном из залов, очевидно, показывали фильм – оттуда доносились глухие звуки взрывов и пулеметных очередей.
У кассы стояли две восковые куклы. Одна изображала солдата в полевой форме с латунными пуговицами от воротника и до пояса. Усатая желтая физиономия с равнодушными фарфоровыми глазами. Когда-то его, судя по надписи, звали Роберт Лаунер, немецкий артиллерист. Рядом с Лаунером в умоляющей позе застыла женщина в белом чепце на искусственных волосах. Дон наклонился и прочитал надпись: «Розе Вейте. Голландская сестра милосердия. Работала на переднем крае, 23 января 1915 ей оторвало обе ноги».
Они купили билеты и прошли через турникет. Эва, шедшая первой, вдруг остановилась и словно замерла. Дон проследил за ее взглядом – на каменной стене были высечены горькие слова Герберта Уэллса:
Каждый умный человек на планете чувствовал,
что приближается катастрофа,
и никто не знал, как ее предотвратить.
Музей оказался довольно большим. Эва шла мимо черно-белых стендов медленно, словно старалась впитать в себя все эти жуткие сцены безостановочного убийства.
На Дона полутемные залы произвели удручающее впечатление – искусно сделанные диорамы: перемазанные глиной восковые солдаты в натуральную величину, осужденные вечно ползти в тесных могилах окопов.
Его понемногу начал раздражать взятый Эвой неторопливый темп. К тому же оказалось, что она знает огромное количество подробностей о Первой мировой, о которых он не имел ни малейшего представления. Преимущества и недостатки того или иного вида оружия, сравнительные характеристики – все это сыпалось из нее как из рога изобилия. Есть вещи, которые не забываешь, коротко ответила она на его недоуменный вопрос.
А когда она начала шепотом комментировать очередные кинокадры, показывающие обезумевших пулеметчиков и искалеченные трупы, ему стало совсем нехорошо. И это был только первый этаж из четырех – так было написано на информационном табло.
Дон огляделся и заметил маленький графический символ, напоминающий силуэт компьютера. Он с облегчением сообщил Эве, что, пока она осматривает музей, он попытается связаться с Хекс.
По мере того как Дон поднимался по лестнице и постепенно стихали звуки взрывов и вопли раненых, он начал успокаиваться. А в коридоре верхнего этажа все было пусто, тихо и мирно.
Под стрелкой на стене было написано «Центр документации». Он прошел еще несколько шагов и оказался перед большим плакатом.
ПРАВИЛА ЦЕНТРА ДОКУМЕНТАЦИИ
Документы с собой не выдаются.
Репродукции запрещены.
Вы всегда можете получить консультацию супервайзера.
Под плакатом висел другой, поменьше. Компьютеры, оказывается, разрешается использовать только для поиска захоронений в уникальной базе данных музея.
В зале, куда он вошел, стены были уставлены шкафами с документами, а между ними кое-где были втиснуты стойки со стационарными компьютерами. Дон огляделся – кроме него, здесь никого не было, если не считать пожилой служительницы с голубыми, собранными в строгий узел волосами. Она сидела в стеклянной будке у входа и, как показалось Дону, не спускала с него глаз.
Не успел он сесть за ближайший компьютер, она направилась к нему. На груди у нее был бейдж с надписью «Ist Opzichter – Ist Supervisor». Дама подозрительно поглядела на Дона и для начала попыталась уговорить его продолжить осмотр экспозиции. Потом села за клавиатуру и набрала какую-то комбинацию букв и цифр. Дисплей ожил.
– Имя? – недовольно спросила она.
– Тительман.
– Армия?
Такого вопроса Дон не ожидал. Что он должен ответить?
– В какой армии служил тот, кого вы ищете? В бельгийской, французской, английской или немецкой?
– В… бельгийской, – наугад ляпнул Дон.
Дама пощелкала клавишами. На экране появился серый бесконечный список с заголовком «База данных фронтовых потерь». Она поставила птичку в клеточке с надписью «Потери бельгийской армии» и набрала «Тительман». «Ваш поиск не дал результатов» – выскочило через пару секунд.
– Насколько я понимаю, вы еврей?
