Игорь Резун - Время АБРАКадабры
– А… а зачем это? – робко спросила Людочка, отпивая немного пива из Иркиной бутылочки. – Это как… работает?
– Отлично! Смотри: ты виртуально даешь ему дары. Ну, типа, они все ему не нужны. Особенно «смысл жизни» – он же у каждого свой. А где-то, – глаза Ирки мечтательно вспыхнули, – в Акапулько, например, или в Гонолулу…
– Почему обязательно в Гонолулу?!
– Замри-умри-воскресни! Может, и в Нижних Кимрах, это не важно… Просто слово красивое! В общем, где-то на другом конце земного шарика тоже кто-то Симорону молится, по-своему, по-гонолульски, и тоже что-то дает. А ему, прикинь, позарез нужен смысл жизни… Может, там его, это… Хуан Маркос ищет.
– Габриель Гарсия Маркес, – механически поправила Людочка, иногда удивлявшая начитанностью. – Писатель такой.
– Да хоть Гуго-Жопаренция! – рассердилась подруга. – В общем, он тоже молится… И бац! В продаже есть Смысл Жизни. Строго на обмен. А у него, допустим, есть Принц. Который ему на фиг не нужен. И он, например, молится так:
На тебе, Симорон, мой мучачо,
Два ведра фейхоа – с дачи,
Коробку кесадии, ложку фахитос
И целый пакетик хрустящих чипсов!
Дарю тебе также Принца на блюде,
Пусть он возьмет все, счастливый будет!
– А откуда ты знаешь, что он именно ТАК молится?! – засомневалась девушка, украдкой стягивая чипсовую скорлупку с тарелки.
Ирка с сожалением поглядела сначала на мумию в саркофаге, за толстым стеклом, потом на Людочку.
– Знаешь, Людка… ты только не обижайся, но когда тебя похоронят, то верблюда к тебе в могилу не положат!
– Почему?!
– А потому, что ты его затрахаешь своим неверием. Даже на том свете! Короче, он молится, так и происходит обмен. Этот Мария Гарсонс… или как там?.. он пишет роман со смыслом, а ты получаешь Принца.
– Ладно, Ирка, уговорила. А что надо делать-то?
– Сочинять! – твердо сказала та. – Вот моешь пол и бормочешь:
Даю две тарелки воды поломойной,
На три копейки жизни спокойной,
Три помятых в пакете сливы,
Баночку из-под острой оливы…
– В общем, тут главное: четко соблюдать меры веса. Килограммы, фунты, ящики, кеги, коробки, пакеты или хотя бы горсточки, поняла? А то Симорон обидится и не примет дары. Он точность любит. Типа в рекламе по ящику: скока вешать в граммах?!
За окнами в небе хулиганило предзакатное солнце, стреляя огнедышащими, колкими зайчиками по окнам горожан. Две изрядно побитых жизнью девчонки, обе в застиранных халатах уборщиц и босые, сидели в помещении главного музейного хранилища и говорили про Волшебство. Бог смотрел на них и усмехался, продолжая черкать чертиков на полях Книги Всех Судеб.
– Вот. Значит, с завтрашнего дня ты начнешь пополнять Симорон-полочку, – заключила Ирка приказным тоном. – Потом мы начнем рассыпание этих… лепестков. Розовых. Сиди, я сама открою! Этим я займусь, мать, не кипешись. Третье… так, а что третье? А третье – Жопа. Во!!!
– Ой… Ирка, а может, не надо?
Но подругу остановить было трудно. Она в буквальном смысле слова показала Людочке свои крепкие выпуклые ягодицы, обтянутые дешевыми китайскими трусами х/б, и вытащила оттуда сложенные вчетверо листки бумажки. Это, впрочем, Людочку не особо удивило: во-первых, она знала, что Ирка не брезгует проверять содержимое мусорных корзин (иногда она там находила свернутые в трубочку баксы с очень странным запахом!), а, во-вторых, трусы на самой Людочке были точно такие же.
– Вот, смотри. Нашла одну распечатку… прикольно! – Ирка разгладила бумажку на острой голой коленке. – Не, это не твой Хуан Маркес… это Коль де Риос какой-то.
– И что?
– А то! Трактат о Жопе де Вега называется. Не знаю, что такое «девега», но первое-то слово понятно! Вот, слушай:
«– Великие маги древности, – сказал он, – владели искусством изъяснения с помощью жопы.
– Как они это делали?
– Они сдвигали точку сборки в состояние сновидения и позволяли своему телу сновидения плыть по волнам мелодий своей жопы. Жопа каждого мага обладала своими, свойственными только ей тембром, высотой и частотой тона. Звуки, которые испускает жопа обычных людей, когда удаляет газы, на самом деле сопутствуют человеку всю жизнь, от рождения до самой смерти, и даже после нее. Древние маги обнаружили этот факт, когда им приходилось подолгу удерживать точку сборки в самом центре ануса. Чтобы уловить эти колебания, необходимо столь же совершенное „слышание“, сколь и совершенное „видение“, позволяющее уяснить истинную картину мира».
Прочитав, Ирка уставилась своими жгучими, как аджика, черными глазами на Людочку. Отхлебнула пива.
– Ты поняла?
– Не…
– Короче! У меня первый муж в преференас играл, каз-зел… Знаешь?
– Ну, ты рассказывала.
– Не сказала только, что козел законченный… Так вот, у них там в компании считалось, что пока нецелованная блондинка не посидит голой своей задницей на столе, за которым играют, никому удачи за этим столом не будет.
– О! Интересно. И что, посидела?!
– Посидела, – мрачно сообщила Ирка, видимо, сама огорчившаяся от некстати вызванных воспоминаний. – Потом я его с этой блондинкой в постели и застукала. Не только уже сто раз целованной, но и… в общем, неважно. Так вот. Значит, будем призывать Принца и вообще жизнь-малину своей… попочкой своей, вот чем!
– Это как?
– А так, как кот территорию метит, – весело сверкнула глазами Ирка. – Например…
– Ой! Ты что делаешь?!
Людочка с ужасом наблюдала, как ее подруга воровато стянула синие трусы на худые гладкие икры и, задрав халат, взгромоздилась на самое великое, самое дорогое и самое сакральное достояние института – саркофаг с Мумиешкой. Все-таки стекло над останками алтайской принцессы было пуленепробиваемым и не только выдерживало до пяти очередей из АКС-74 на расстоянии до пятнадцати метров, но и могло устоять под весом пятитонного грузовика. А вес у Ирки был, можно сказать, бараний. Та весело поболтала босыми ногами, сидя на саркофаге, взвизгнула фирменное симороновское «ТАК!!!» да соскочила, приказав властно:
– Теперь ты!
– Но… я… – растерялась девушка.
– Ты что, меня стесняешься?! Я могу выйти!
И она с демонстративной обидой направилась было к дверям. Людочка спохватилась:
– Ирка, не уходи! Я пошутила.
И торопливо, путаясь ногами, стянула с себя трусики.
Взобравшись на саркофаг, чтобы удержаться, она перекинула вторую ногу за край и села верхом. Только в первую минуту поверхность казалось холодной… а потом снизу пошло тепло. Это было на грани фантастики, это было ирреально, иррационально, и этого просто не могло быть. Но Людочка внезапно ощутила, что кто-то дотронулся до ее тела, распростертого над саркофагом самой нежной частью… погладил!
От ужаса она соскочила с саркофага, вскрикнув.
– Ты чего? – изумилась подруга.
– Укололась…
– ОБО ЧТО?
– Меня кто-то потрогал еще… оттуда, за это самое…
– Ты че, мать, сдурела? – не поняла Ирка. – Кто тебя оттуда потрогать мог?! Ну, ладно. Теперь ты настоящая Принцесса. За это надо выпить. И запомни: отныне, если ты хочешь в каком-то месте побывать, если захочешь остаться, если захочешь… в общем, главное – желание! Тебе нужно посидеть там. На столе, блин, на возвышении… в общем, на самом главном. Поняла?! Давай, пригуби…
Они выпили. Потом Ирка сбегала еще за пивом – как была, в халате и босиком. Институт был пуст, коридоры влажно дышали вымытой тишиной. Солнце закатывалось за острый, рваный край лесов, окружающих Городок. Они придумали еще ритуалов по мелочи: настоящая принцесса не одевается сама, ее одевают. Ирка, ссылаясь на свой опыт просмотра эротической версии «Анжелики», сказала, что там была цепочка придворных, которые передают из рук в руки предметы. Решили: на платяной шкаф и на пару стульев, куда Людочка вешает предметы туалета, она налепит бумажки с надписями: «Граф Артуа», «Маркиз дю Ребамбон», «Герцог Рэмон д’Обуви»… И все эти господа будут прислуживать ей по утрам, держа на своих спинках, а точнее, на согбенных спинах, одежду. Люда еще добавила к этому списку «графиню Чупа-Чупс» и «шевалье Шантеклера» – звучные, да и подходящие ей названия: первое она просто любила, а «Королеву Шантеклера» с Сарой Бернар пересматривала раз десять.
Второй ритуал, а точнее, его комплекс, касался обращения Привычной Картины Мира Людочки (ПКМ) в Волшебную (ВКМ). Первое, что пришло в голову, – переместить дешевое Людочкино колечко со змейкой, из турецкого золота (подарок матери во время ее первого и единственного приезда к дочери в Новосибирск), со среднего пальца руки на мизинец правой ноги.
– Только теперь тебе чаще придется босой шлепать, – предупредила Ирка. – Это должно быть заметно…
– Я и так, как ты знаешь, всегда босая! – фыркнула девушка. – Ну вот… часики еще, может, снять? И тоже на ногу?!
– Не надо, потеряешь. На другую руку надень. Причем если на тебе кофточка, то поверх нее, ясно? Так. ТАК!!! Прет, мать! Симорон рулит. Что еще? Сотового у нас с тобой нет. Ага – ключи! Ключи носи на шее. Как маленькая девочка. Не снимая! На длинном шнурке.
