Игорь Резун - Время АБРАКадабры
А после истории с мокрой тряпкой, которая стала известна благодаря дуракам-охранникам и отчасти самому Шимерзаеву, многие от него торопливо отворачивались, едва завидев. Другие, самые несознательные, неделикатно хихикали в спину. А в буфете, стоило академику отлучиться, кто-то подсунул ему на поднос салфетку, на которой было крупно написано: «СЦЫ В ГЛАЗА – БОЖЬЯ РОСА!» Мерзавцев он так и не вычислил. Тогда Шимерзаев срочно лег в местную больницу, разумеется, с сердечным приступом, и написал оттуда пламенное, гневное письмо. Писал он тряским, неверным почерком, несмотря на то, что лежал в отдельной палате, оборудованной плазменным телевизором, музыкальным центром, микроволновой печью и импортным кофейным аппаратом.
«…В то время как российская наука, – писал Шимерзаев из палаты, – отважно штурмует бастионы глобального Знания и голос русских ученых все громче звучит в мировом геополитическом споре, перекрывая дешевые спекуляции мировой закулисы, стремящейся принизить значение отечественной школы фундаментальных исследований (подчеркнуто красным), отдельные элементы, исповедующие разрушительный моральный нигилизм, использующие научный храм для дешевого кликушества и плутания в мракобесии, идут на то, чтобы всячески опорочить и подвергнуть остракизму…»
Письмо наделало много шуму, так как автор разослал его копии всюду, в том числе в приемную Академии наук РФ и в московское отделение Хельсинской Правозащитной группы. Старцы из Президиума вынуждены было со скрипом дать делу ход. Профсоюз сразу же лишил Людочку премии, которая составляла как минимум половину ее зарплаты, а местком подал рекомендацию в Комиссию по научной этике об удалении из научного коллектива г-жи Шипняговой Л. В., допустившей неэтичное поведение и пренебрежение научным авторитетом г-на Шимерзаева А. И. В придачу Шимерзаев грозил судом, и адвокат уже у него побывал. Одним словом, дело пахло нешуточным скандалом, который рос уже как снежный ком. А Людочка понимала, что наколдовала себе по полной программе, что называется, «по самые не хочу».
«…Находясь в виде, оскорбляющем человеческое достоинство, то есть в виде голой женщины (подчеркнуто синим), в помещениях академического учреждения, позволила себе нецензурные выкрики и аморальные, развратные и провокационные действия в мой адрес, грубо надругалась (два раза подчеркнуто разными фломастерами) над моей научной репутацией и в моем лице – над всей академической школой России, неустанно работающей над…» – негодовал Шимерзаев в письме.
Людочка была растеряна. Тем более что все получилось у нее нечаянно. Последним решительным жестом с ее стороны в жизни была пощечина институтскому преподавателю, который сладким голосом спросил, умеет ли она сдавать раком. Тогда Людочка мало что поняла, но интуитивно догадалась, что ей предлагают нечто совсем неприличное, и дала пощечину. Правда, тот ее не ожидал и, рухнув со стула, сломал шейку бедра. Эту историю насилу замяли.
Ситуация с Шимерзаевым оказалась не лучше. Поэтому девушка купила в киоске, в пятницу после работы, четыре бутылки безумно дорогого пива «Miller», пару упаковок чипсов и пригласила для разруливания ситуации свою подругу Ирку Гоголеву, бывшую на семь лет ее старше и более умудренной опытом.
«…В силу тяжести нанесенного мне оскорбления я считаю, что прекращение моей научной деятельности будет достойным ответом на данную инсинуацию, произведенную при полном бездействии соответствующих служб. Однако я, сознавая значение фундаментальных исследований для возрождения Сильной, Могучей и Единой России, тем не менее, не прекращу их, но только в том случае, если…» – угрожал академик.
Ирка отличалась от Людочки не только семью годами старшинства. Она была выше на семь сантиметров и, главное, породистей. Черные как смоль волосы, красивое лицо с роскошными ресницами, резко очерченный сексуальный рот, про который председатель профкома, бывший преподаватель марксизма-ленинизма, Алтынбаев сказал: «С таким ртом только устрицов кушать!» Это ей польстило, хоть и осталось для нее непонятным. У Ирки также были длинные худощавые пальцы рук и ног и тренированное юношеским баскетболом тело.
В отличие от Людочки, подруга уже два раза побывала замужем. Первый муж оказался алкоголиком, второй – мелким бесталанным бандитом, и оба сгинули в круговерти середины девяностых. Один загнулся от цирроза печени, другого пристрелила бабка-вохровка во время наглой кражи цветного металла. Но второй успел подарить Ирке двойню – совершенно безбашенных малышей, которых с трех лет она иначе как «башибузуками» и «хунхузами бесштанными» не называла.
Единственное сходство с Людочкой она имела по основной профессии: мыла две с половиной пятиэтажки, два этажа Института истории и плюс холл Института археологии. Поэтому почти всегда, и зимой, и летом, Ирка ходила черт-те с чем на голове, в штанах, резиновых сапогах и мужской одежде, а маникюр не делала, потому что частая смена резиновых перчаток обошлась бы дороже.
В отличие от Людочки, Ирка до смерти любила пиво.
А еще была немного волшебницей.
Сейчас они сидели в святая святых института. Только тут двух уборщиц не мог потревожить никто: в комнате, где под стеклянным саркофагом темнели бурые, источенные временем кости неведомой принцессы Укок. Мумия лежала под стеклом на боку, в позе, похожей на позу зародыша. Странно, но при первом взгляде на эти кости, извлеченные из далекого алтайского могильника, Людочка не испытала общепринятого ужаса перед покойниками. Она только отметила с удивлением, что у мумии был очень высокий лоб и глубоко вросшая в него носовая кость, переносица отмечалась выпуклым костяным шариком, а кости ступней были непропорционально большими. Людочка посмотрела на свои босые ноги – она как раз мыла коридор – и поняла, что сходство почти абсолютное. Это даже развеселило ее. С тех пор Мумиешка, как называли ее в институте, когда рядом не было Шимерзаева, стала доброй подругой девушки. Убирая в кабинете, Людочка разговаривала с Мумиешкой, не забывая неизменно справляться о ее самочувствии. Единственным человеком, который это знал и понимал, оставалась все та же Ирка.
– Но я же все по Симорону делала! – покаянно призналась Людочка. – Вот говорили же: надо, мол, плыть по течению. Я течение на полу сделала. А еще про половую гармонию… ГАРМОНЬ-и-Я. Попрошу у Федоровича из семнадцатой аккордеон…
– …и запрешься с ним в комнате! – ехидно подсказала подруга. – Эх, ты! Симорон-ритуалы надо делать открыто и явно, как голосование в Советском Союзе. Для людей. Тогда они сработают. Ты не вздумай аккордеон брать. На неделе возьмем отгул, и я… и мы с тобой проведем Волшебство на Половую Гармонию.
– Где?
– А там, где можно плыть по течению… на Оби! – Ирка сверкнула глазами. – Подготовку я на себя беру. Но главное не в этом. Тебе надо стать другой.
– Да какой-такой?
– Не понимаешь? – возмутилась Ирка, сидя спиной к саркофагу на офисном стуле, повернутом спинкой вперед. – Тебе надо просто сделаться Принцессой… Ну, предположим, потомком королей Непала.
– Кого?
– Непала. Ой, Людка, вроде женщина образованная, не то что я, чучундра, с моим профтехучилищем… а тормозишь, как танк на поворотах! Аж башню срывает. Смотрела «Поездка в Америку» с Эдди Мерфи?
– А… ну да!
– Помнишь, что там делают перед особами королевской крови?
– Не-а…
– Лепестки роз рассыпают, вот что!
– А где мы розы найдем?! Столько?
– Найдем, не боись… Было бы подо что рассыпать! И еще: ты не так все делала.
– Но я же по-честному… по-симороновски…
– Значит, не так. Сказано: каждому, блин, по вере его. Вот и получила блин комом. Значит, смотри, я тебе один ритуал сделаю. Клевый. Стопудовый.
– Ну, давай…
Ирка соскочила со стула. Стала на синем ковролине, как фотомодель на кончике подиумного «языка», – выгнув ноги цифрой «четыре».
– Симорон, – возвестила она, – признает обмен. То есть это называется «Полочка желаний», или просто «Полочка». Ты даришь Симорону что-нибудь.
– Что?
– Да все что угодно! Не важно… важно сказать, что даришь. Ну вот, например:
О, Симорон любимый мой!
Дарю тебе, отец родной:
Сотню лягушек, крашенных хной,
Тромбон из меди желтой литой,
Двести коробок сушеных кикимор,
Два миллиграмма счастия мира,
Четыре фунта грецких орехов,
Часа полтора веселой потехи,
Шестнадцать моченых в вине дураков,
Три бочки еще креативных коров,
Немного, два метра священного сала,
И смысл всей жизни, который искала!
– Во! – выдохнула Ирка, успокоившись. – Видала, как мощно?!
– А… а зачем это? – робко спросила Людочка, отпивая немного пива из Иркиной бутылочки. – Это как… работает?
– Отлично! Смотри: ты виртуально даешь ему дары. Ну, типа, они все ему не нужны. Особенно «смысл жизни» – он же у каждого свой. А где-то, – глаза Ирки мечтательно вспыхнули, – в Акапулько, например, или в Гонолулу…
