Бентли Литтл - Письма, несущие смерть
От президента США.
Не формальный ответ на официальном бланке, а личное, написанное от руки послание на листе из блокнота с подписью самого Рональда Рейгана:
Уважаемый Джейсон!
Я прочитал в «Ньюсуик» Ваше письмо с критикой моей внешней политики. Конечно, я совершенно не согласен с Вашей точкой зрения, однако Ваши аргументы и тон Вашего письма, такой естественный и изящный, произвели на меня сильное впечатление. Вы прекрасный корреспондент, и я восхищаюсь Вашим эпистолярным талантом. Письмо под псевдонимом в защиту Вашего первого письма столь же вдохновенно и остроумно. Я здорово над ним посмеялся…
У меня сердце упало. Я был смущен и потрясен до глубины души, словно меня застали за мастурбацией.
Он распознал мое фальшивое письмо?
Не знаю, как ему это удалось, но распознал. Рейган каким-то образом почувствовал подлог и уличил меня. По всем признакам, парень был не из самых смышленых и все же ухватил то, что не заметил ни один из церберов «Ньюсуик».
Да и его собственное письмо было вполне приличным. Я стал читать дальше:
…Приглашаю Вас в Белый дом. Думаю, нам есть о чем поговорить. Я, конечно, не могу Вам предложить полетать на президентском самолете (ха-ха), но, если Вы приедете в Вашингтон, с удовольствием предоставлю Вам на пару ночей спальню Линкольна. Предполагаю, мы с Вами поладим.
И подпись: Ронни.
Я перечитал письмо. А потом еще раз. И еще. Я не знал, что и думать, не знал, что делать дальше. Я обдумал предложение президента, взвесил все за и против, обсудил с Доном и доктором Эмериком и несколькими новыми друзьями. Письмо президента потрясло всех. Надвигались весенние каникулы, а у меня были купоны на бесплатные номера в разных сетевых отелях. Только я не был уверен в том, что хочу ехать. Проблема (хотя я никому не собирался в этом признаваться) заключалась в том, что я не умел говорить так же хорошо, как писать письма. В письмах я мог дискутировать с лучшими, но в личной беседе с чиновниками из Вашингтона боялся показаться умничающим дураком, каким и был на самом деле.
Доктор Эмерик все же убедил меня ехать. Мы разговаривали в его кабинете на верхнем этаже здания гуманитарных наук. Он подошел ко мне, оперся обеими руками о подлокотники моего кресла и сквозь спутанные волосы, покрывавшие его лицо, посмотрел мне прямо в глаза.
— Это твой шанс сказать правду власти. Не упускай его. Ты можешь что-то изменить.
Не отводя глаз, я кивнул:
— Хорошо.
Однако я не поехал.
Дон пытался увязаться со мной, но я предпочел путешествовать в одиночку. Я сложил вещи в «додж дарт» и отправился на восток, не планируя маршрута, намереваясь просто вести машину, пока не устану и не захочу остановиться.
Мне показалось странным, что президент воспринял мои слова так серьезно. Черт побери, его ежедневно атаковали в прессе по всей стране. Его популярность резко падала, и множество людей, как и я, считало его политику губительной. Почему он выделил меня?
Думаю, я уже знал ответ на этот вопрос. По той же причине, по какой в ответ на свои жалобы я получал бесплатные купоны и билеты, тогда как других просто официально благодарили за высказанное мнение; по той же причине, по какой мои письма печатали в газетах, а другие — нет; по той же причине…
был убит мой отец
и я победил в борьбе с муниципалитетом. Потому что у меня был талант сочинять письма. Я доехал до самого Лас-Вегаса, а потом решил повернуть обратно.
В университет я вернуться не мог. Пока еще не мог. Дон и доктор Эмерик и все остальные ждали, что я смело и, возможно, по-донкихотски изложу свое мнение — наше мнение — президенту, поэтому, чтобы поддержать иллюзию, я должен был отсутствовать по меньшей мере неделю. Вернувшись в Калифорнию, я направился на север. Как и вначале, никакого плана у меня не было. В сумерках я добрался до Санта-Барбары и решил переночевать там.
Наутро, когда я выписывался из гостиницы, портье сказал, что для меня есть письмо. Это было невозможно. Я выбрал эту гостиницу наобум. Никто не знал, что я здесь. Однако клерк сунул руку под стойку и, можете не сомневаться, достал конверт с моим именем и номером комнаты.
— Кто вам это оставил? — спросил я, вертя в руках конверт. Ни марки, ни почтового штемпеля я не увидел, письмо явно принес курьер.
— Когда я утром пришел на работу, оно уже лежало. Могу спросить Дейна. Он работал в ночную смену.
— Спросите, пожалуйста.
Портье — Отис, судя по именной карточке — подвинул к себе телефон и набрал номер. Примерно после двадцатого гудка на другом конце подняли трубку, и Отис спросил Дейна, кто доставил конверт. Дейн доложил, что никогда прежде того человека не видел и ни его внешности, ни манеры разговора не запомнил. Я поблагодарил портье, заплатил за номер корпоративной карточкой, позволявшей мне еще три раза переночевать в любом из отелей «Рамада Инн», и, только подойдя к своей машине, открыл конверт.
И прочитал письмо. Оно начиналось обычным Уважаемый Джейсон, но далее следовало описание эксцентричного секса с красоткой. В настоящем времени. (Она готова, она широко раскидывает ноги, притягивает к себе Вашу голову, Вы целуете ее туда…) Что это, черт побери? Я ни секунды не сомневался: письмо связано с предыдущими, с теми, где описывались мои сны. Однако на этот раз отправитель промахнулся. Ничего даже отдаленно похожего мне не снилось, и никаких воспоминаний это письмо во мне не пробудило.
Может, это нечто другое; может, это не подтверждение прошлого сновидения, а предсказание будущего. Конечно, после прочтения этого письма такое вполне может присниться. Так что ничего это не доказывает.
Может, это предсказание реального будущего.
Да нет. Чепуха. Непонятно только, как автор письма нашел меня… Я разорвал конверт и письмо, выбросил клочки в окно автомобиля и отправился дальше.
Вот только…
Это случилось.
Именно так, как было написано.
Женщину я встретил в Сан-Франциско. Она работала официанткой в кафе отеля, и что-то в ней напомнило мне Сандру Фортуну. Мысли о Сандре навели меня на мысли о сексе, и, глядя на официантку, я представлял, как занимаюсь сексом с ней. Уже некоторое время я ни с кем не встречался, и, должен признать, воздержание стало мне надоедать. Почему-то показалось, что здесь мне обломится. Обручального кольца официантка не носила и порхала вокруг меня больше, чем вокруг других клиентов, поэтому я не спешил с ужином, ел медленно, цедил охлажденный чай. Потом заказал на десерт кусок пирога, хотя наелся да и пироги не очень любил. В конце концов я оплатил счет и, набравшись храбрости, спросил, когда она заканчивает работу.
— В девять, — улыбнулась официантка, а я взял у нее шариковую ручку и на полях чека написал номер своей комнаты.
В 9.08 в мою дверь постучали.
Да, она вся пылала, и да, она притянула мою голову, чтобы я поцеловал ее. Я неуверенно поцеловал. А потом она сосала мой пенис так отчаянно, будто от этого зависела ее жизнь. Это тоже было предсказано в письме, но в тот момент мне было все равно, и, только кончив, я начал размышлять о загадочной синхронности событий, о том, что темные силы, похоже, покинули бумажные листы и вошли в мою жизнь.
Действительно, на следующий же день я увидел, как грузовик сбил бродягу. Движение было довольно интенсивным. Водитель остановился. Вокруг собралось много народу. Когда я проезжал мимо, бродяга повернул голову и взглянул на меня. У него изо рта текла кровь, но он улыбнулся. Такой дьявольской улыбки я никогда прежде не видел. Она преследовала меня весь день, и когда я миновал поле с коровьими скелетами, и когда рядом со мной с неба упал голубь прямо на столик перед «Макдоналдсом».
Ведьма.
Я не мог не связать все это с письмами и расслабился, только остановившись в «Трэвеллодж» поздно вечером. Я предупредил портье, чтобы он немедленно выбрасывал любые адресованные мне записки и письма и ничего мне о них не сообщал.
Как же я радовался возвращению домой! Всех знакомых я пичкал тщательно разработанной ложью о поездке в Вашингтон: о том, как на черном лимузине с шофером меня отвезли из отеля прямо к Белому дому, провели в Овальный кабинет.
Нэнси мне не понравилась, рассказывал я. От ее искусственной улыбки у меня мурашки бегали по коже. А президент встретил меня с искренним радушием, и мы сразу же нашли общий язык. И хотя он на добрых полвека старше меня, мы разговаривали непринужденно, и я не чувствовал неловкости, иногда одолевавшей меня при общении со старшими. Мы всегда считали Рейгана хорошим, но глуповатым парнем. Он был бы милым соседом, которому вы, уезжая в отпуск, доверили бы поливать цветы и кормить собаку, но не совсем тем человеком, которого вы хотели бы видеть во главе государства. Мои впечатления не противоречили давно сложившемуся мнению. Рейган выслушал мои аргументы, не потрудился их прокомментировать и вроде бы не отреагировал. Просто гостеприимно предложил мне осмотреть Белый дом.
