Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2
ОБМАН — СМЫСЛ — СМЫСЛ ОБМАНА — В ОБМАНЕ СМЫСЛ — ЗАМЫСЕЛ — ЗАБВЕНИЕ — НЕЗАБЫВАЕМЫЙ — ЗАБЫТЬ — ЗАБЫВАТЬ… ну конечно же! ЗАБЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ! Загадка есть загадка, Джо Шэдуэлл не мог не процитировать самого себя, пригвоздив меня к одному и тому же месту.
Я негодовала. Вот бы он порадовался, видя, как я реагирую на это подлое, жестокое издевательство. Возможно, он следит за мной.
Я глянула через дверь бара на улицу. Никого. Только стоявший на балконе мальчик смотрел на меня с усмешкой.
Я была скована усталостью, измучена спешкой. Скорее даже не спешкой, а осознанием того, что времени в моем распоряжении остается все меньше, так как мой преследователь все туже сжимает вокруг меня кольцо, а мне при этом не удается продвинуться ни на шаг в своих поисках. Я злилась на себя: и чего, не подумав, набрасываюсь на людей, вместо того чтобы охотиться не за призраками и миражами, а за единственно зримым и осязаемым, реально существующим предметом, хоть его и нелегко отыскать.
— Где-то здесь в студии есть приемник радиоперехвата. Что, по-твоему, это невероятно? Мне тоже сперва так казалось.
Кому-то надо было довериться, и после напряженной внутренней борьбы с собой я обратилась к Приамо Бьянкини, пообещав себе только спросить у него объяснений, причем чисто технических, а самой не давать никаких.
Он удивился, но выслушал меня внимательно; это придало мне духу, и я выпалила:
— Приемопередатчик или что-то подобное, одним словом, устройство, чтоб записывать за пределами студии все, что здесь творится, ты ведь разбираешься в этом?
Бьянкини столько раз проявлял ко мне дружескую симпатию: например, приходил на помощь, когда я хотела переделать какое-нибудь кольцо, а это было экономически невыгодно; в таких случаях он приводил технические доводы, указывая на незначительные дефекты записи, которых другие не замечали, а ему сам Бог велел улавливать. Однако ничто не давало мне права чересчур полагаться на эту дружбу.
— Кто я, по-твоему, секретный агент? — пошутил он.
Я смешалась, но, набравшись смелости, продолжала свои расспросы. А вдруг, увидев, в каком я состоянии, насколько нуждаюсь в поддержке, он все-таки поможет мне обшарить зал?
Но он добавил, что такое устройство может оказаться размером с таблетку, поэтому спрятать его не составляет труда. Я так и предполагала.
— И звук просто идеальный, четкий и ясный, как если бы доносился вот оттуда? — вкрадчиво, подчеркивая полнейшую секретность происходящего, спросила я и показала на акустический ящик.
— Если знать нужный канал, то можно все обнаружить. Стоит эта штука, правда, дорого.
Поспешно (вскоре начиналась запись) мы поискали в микрофонах, в реквизите для шумовых эффектов, под креслами. Мне пришло в голову проверить пульт управления в аппаратной, и Бьянкини, качая головой, продемонстрировал мне целый лабиринт проводов и пластин.
— Иголка в стоге сена, — пробормотал он. — Но так, на первый взгляд, вроде бы никто сюда не залезал.
У меня появилась безумная идея разобрать все здесь ночью. Можно поискать за всеми панелями, и в зале, и в аппаратной… Тогда он сказал одну вещь, которая сразу меня отрезвила:
— Слушай, ну какое имеет значение, найдем мы его или нет? Раз ты уверена, что оно здесь, значит, оно здесь есть. В любом случае не удастся узнать, кто его сюда принес, ведь тебе именно это нужно?
Я понимала, что он прав, и все же настаивала, мне надо было хотя бы удостовериться.
— По крайней мере я лишу его возможности мучить меня, — повинуясь безумному порыву, добавила я. — Знаешь что, забудь обо всем, что я тебе говорила, пожалуйста. Это какой-то абсурд.
Будь я здесь одна, действительно разобрала бы на части все: стены, пол, аппаратуру, а после подожгла бы дом… Я на секунду увидела его в языках пламени, с дикой радостью смотрела, как он полыхает, и, прежде чем навсегда повернуться к нему спиной, бросила последний факел.
Больше ни на что времени не хватило. Появился Мариани, проговорил в микрофон свои указания, навязал свой темп, потребовал погасить свет.
Перед началом записи прошло несколько минут, и за это время мы обменялись с ним несколькими банальными фразами. Меня совершенно не интересовало, видел ли он меня сегодня утром, сообщила ли ему Бона о моем визите.
По обыкновению бледный и скрюченный за стеклом вместе с несчастной Терци, он казался мне менее реальным, чем освещенные лампой предметы на пульте: сценарий, карандаш, сигареты, спички, пластиковый стаканчик с виски, который принес мне Бьянкини.
Меня сейчас занимало другое: мы приступали к сцене с Мелоди и Джо, но я даже не справилась о Массимо Пасте, так как прекрасно знала, что он придет позднее.
Я рассталась с Мелоди (по правде-то говоря, я вообще с ней не расставалась) в ту ночь, когда приоткрылась завеса таинственности, явив нам Невинное Оружие, и Джо с обычной своей небрежностью произнес: «Ты рискуешь подвергнуться смертельной опасности» — те самые слова, которым кто-то придал решающее для меня значение.
И сейчас мне оказалось достаточно услышать в наушниках телефонный звонок и увидеть бледное, измученное бессонницей лицо Мелоди, чтобы ее отрывистые реплики стали моими.
М е л о д и. Алло… а, это ты… Нет… нет, Чарли, мне не хочется… да, я очень импульсивна… (Краем глаза видит Джо, бесшумно вошедшего со сверкающим подносом.) Нет, не пытайся понять… хорошо, счастливого пути… Да, прощай.
Я могла предугадать каждое ее движение: она делала все, чтобы остаться без помощи. А Джо в белом халате, с мокрыми волосами показался мне особенно красивым, до дрожи в запястьях (да, с этого момента мои чувства начали предвосхищать события); Джо доминировал в этой сцене, хотя его жесты были самые невинные: налил кофе, намазал маслом хлеб.
Д ж о. Поклонники?
М е л о д и. Приставалы.
Д ж о. Мелоди, что происходит? Ты и вчера вечером была такая же сосредоточенная… Иди поешь чего-нибудь… На тебя слишком повлияли чудеса Уилкинса…
Если я скажу, что его голос был безумно похож на голос Пасты, это, конечно, можно объяснить самовнушением. Правда, у Джо он был тягучим и резким, а у Пасты гибким и уверенным. Но я готова поклясться, что оба напоминали плавно струящийся песок, и этот эффект у обоих был отработан до тонкости; выделялась только одна сокровенная нота, засевшая где-то в глубине, но я ее постоянно ощущала, хотя и удивлялась ей всякий раз заново… А еще… какие пронзительные у него глаза!
М е л о д и. Что-то мне сегодня не хочется есть.
Д ж о. Ага, значит, это серьезнее, чем я думал.
М е л о д и. Я просто нервничаю, никак не могу почувствовать себя на отдыхе.
Раздался телефонный звонок, она вздрогнула, но осталась сидеть на месте.
М е л о д и. Если меня, скажи, пожалуйста, что я вышла.
Джо направился к телефону с чашкой в руке, сделал глоток кофе и только тогда ответил.
Д ж о. Да. Да, это я… О, но видите ли… М-да, в некотором смысле. Мне очень приятно… Чем я могу помочь?.. Раз вы считаете, что необходимо… Конечно, конечно… Нет, лучше я сам к вам приеду. В полдень.
Он стоял к Мелоди спиной, и она не видела его лица, которое за несколько секунд побелело как полотно. Он положил трубку и сел к столу.
Д ж о. Ну вот, прибыли главный редактор и оформитель журнала. Мне нужно встретиться с ними: они хотят обсудить новые материалы.
М е л о д и. Езжай и за меня не волнуйся.
Д ж о. Но ты все равно поедешь на виллу Адриана? Хочешь, возьми мою машину, погода сегодня чудесная…
М е л о д и. Честно говоря, не знаю. Мне столько всего надо посмотреть в городе…
Я выступала в дуэте, играя с листа и не фальшивя, хотя и отвечала на слова, произнесенные на другом языке со своими специфическими интонациями. Но я и на собственном языке умела отвечать на ложь.
В предчувствии встречи Джо с незнакомцем сердце у меня забилось чаще. При одном воспоминании о тех пророческих вздохах, хрипах и стонах оно готово было выскочить из груди. Хотя, не скрою, мне было очень любопытно послушать, как Паста сыграет эту сцену.
Но, видно, не судьба: Паста так и не появился. Затягивания, отсрочки — это ли не бесспорные доказательства? Мне предстояло одной записать две следующие сцены, и в некотором извращенном смысле, который руководил мною в те дни, я считала для себя преимуществом заранее узнать, сколь велика угроза, нависшая над Мелоди (она уже и сама поняла, что ее нежность к кузену на поверку обернулась слепотой).
Она явно нервничала; оделась, то и дело поглядывая на темный пролет лестницы, ведущей в комнату Джо, но все не могла решиться. Наконец медленно поднялась, вошла и, видимо отбросив сомнения, взяла с письменного стола ключ. Затем спустилась в лабораторию, открыла, зажгла свет. На висевшие по стенам фотографии едва взглянула, быстро просмотрела то, что лежало на столе, на полках… И, конечно, не могла не обратить внимание на два черных кожаных тома с золотыми инициалами ДШ — взяла их и поднесла к свету.
