Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2
Он посмотрел на пленку против света. Его брови злобно изогнулись.
— Я улавливаю только одно: ты просто не способна четко и ясно выразить свои мысли.
Я растерялась, не знала, что возразить, приходилось поневоле снова удаляться от объекта моих поисков.
— Что ж тут неясного? Я пришла перед тобой извиниться, а ты в своей злобной мании величия не в силах принять моих извинений.
Он отошел от аппарата, выпрямился во весь рост.
— Если это действительно так, то я восхищен твоей последовательностью. Ведь ты своими извинениями провоцируешь меня, пытаешься обвинить в чем-то, что существует только у тебя в голове.
Держа руку за спиной, я на ощупь остановила перемотку и нажала на воспроизведение. Я не в состоянии описать замешательство и смятение, появившиеся у него на физиономии, когда он услышал собственный голос, наложившийся на адресованную мне гневную тираду.
— Прости, — и в самом деле начала бессвязно лепетать я, — кажется, я случайно облокотилась.
Разъяренный, он бросился к магнитофону, выключил его.
— И случайно перемотала пленку!
Я попятилась, но он схватил меня за руку.
— Если не объяснишь мне свое поведение, то не выйдешь отсюда.
Я попыталась высвободиться.
— Мне больно.
— Какого черта ты добиваешься, Катерина?
— Лучше оставь меня в покое, Семпьони, я не могу открыть тебе ничего такого, чего бы ты не знал. Но я знаю достаточно, чтоб погубить тебя.
Он не разжал руку; судя по ее хватке, я попала в цель.
Но в какую именно цель — я не подозревала, так как действовала вслепую. Я наконец поняла: невозможно допрашивать людей, не задавая конкретных вопросов и не упоминая о том, что побудило меня прийти к ним. Смелость, которую я напустила на себя нынче утром, была всего лишь смелостью отчаяния. Стало быть, я способна только на отчаянные поступки: к примеру, разбить о магнитофон бутылку — ее я и обнаружила у себя в свободной руке, пока вырывалась и пятилась. И сразу выставила вперед.
Он тут же выпустил мою руку, сильно побледнел и не произнес ни слова.
Я тоже больше не раскрыла рта и оставила Семпьони с его вопросами, равно как сама осталась со своими. Я прошла мимо него к выходу, продолжая держать перед собой эту разбитую бутылку. Я пятилась, чтобы не поворачиваться к Семпьони спиной, и старалась не споткнуться, перешагивая через разбросанные по полу вещи. А это было непросто. В трех шагах от двери я наткнулась на стопку видеокассет, которые рухнули с диким грохотом. Семпьони не сдвинулся с места: позеленев от злости, он только провожал меня глазами.
Я назвала себя одержимой кретинкой — и как еще я могу себя охарактеризовать, вспоминая о чувстве триумфа, с которым неслась вниз по этой темной лестнице, с пылающими ушами и щекочущим в ноздрях запахом винных испарений… да-да, именно триумфа по поводу того, что прокрутила магнитофон и держу в руке горлышко разбитой бутылки. Великие деяния, ничего не скажешь!
Я спрятала его в сумку, лишь когда очутилась на улице и прилипла к размягченному и цепкому, точно присоска, асфальту. Туфли держали меня на месте, а сама я рвалась вперед; после третьего шага одна из них все-таки настояла на своем… Чудеса эквилибристики в турецкой бане под открытым небом — я представила себе одобрительные аплодисменты, которые могли послышаться из-за оконных стекол редких островков тени. Я наклонилась, стоя на одной ноге, пошатнулась, сумка соскользнула с плеча и устремилась вниз, последовали страшные раскачивания и наконец финальный пируэт. Я пересекла улицу, не глядя по сторонам, не обращая внимания на гудки и скрип тормозов, прошла три квартала.
Как только я села в машину, тяжело дыша и массируя ноги, мягкие и липкие, точь-в-точь как асфальт, я увидела торчащую за щеткой бумажку, по виду не похожую на штраф. Я вылезла и взяла этот сложенный вчетверо листок белой бумаги. Развернула.
На нем ручкой были аккуратно выведены печатные буквы:
БЛИЗ НИШИ VI ПОКОИТСЯ
НЕЗАБВЕННЫЙ РЫЦАРЬ ЛИНО:
ПОМНИ О СМЕРТИ
По чистой случайности я остановила машину напротив церкви; то есть как раз ничего случайного в этом не было: записка явно туда меня и направляла.
Церковь, расположенная на углу очень оживленной улицы Салариа, представляла собой небольшое прямоугольное здание из белого камня с вкраплениями темных кирпичей и малоизящными круглыми резными окнами. Я вошла, сразу оробев от скрипа двери, который разнесся по всему пустынному помещению, поднявшись до мозаик и драгоценной лепнины. Ряды скамей (числом не более тридцати) были пронумерованы римскими цифрами — слева нечетные, справа четные.
В шестом ряду — около него действительно оказалось какое-то старое надгробье, — в нише, куда обычно кладут требники, я нашла сложенный вчетверо листок, точно такой же, как тот, что держала в руке.
Развернула его, прочла:
вторая анаграмма
ХВАТИТ СМЕТАТЬ, РЫТЬСЯ, НЕ НАДО ОТКРЫТИЙ, СЛАВЫ, ВСЕ БЕЗ ТОЛКУ
Я села и тупо уставилась в написанные слова. Действительно, все без толку… Вторая анаграмма. Значит, и в первой записке была анаграмма? Такие длинные фразы, тут же столько всего… Подавив желание разорвать оба листка, я взяла ручку и блокнот. Пальцы дрожали, я с трудом выстраивала буквы в ряд:
ХВАТИТСМЕТАТЬРЫТЬСЯНЕНАДООТКРЫТИЙСЛАВЫВСЕБЕЗТОЛКУ
Я чувствовала себя совершенно потерянной. Черный листок, красноватые буквы, какие-то расплывчатые, пляшущие, точно я смотрю на них против солнца. Каждая — обломок свинцовой скалы, кусочек меня самой, и я пытаюсь собрать их после обвала. Первые неуверенные комбинации, которые я выуживала, плавая без шлюпки по волнистой поверхности листа, опьяненная джином, вином, травами и горькими настойками.
НАРЫ — ЛАВА — ЛАСКА — РЫВОК — ТИНА — МЕСТО — БУДЕТ — ДОКОЛЕ — ХВАСТАТЬ догоняли друг друга и перекрещивались, ДОКОЛЕ БУДЕТ ХВАСТАТЬ — ХВАЛА — ХВАТАТЬ — ТОЛКАТЬСЯ — РЫСКАТЬ — БЫСТРО — БЫЛО — Я БЫЛА… я была в капкане, в пластиковом мешке. Начнем сначала.
ХВАТИТСМЕТАТЬРЫТЬСЯНЕНАДООТКРЫТИЙСЛАВЫВСЕБЕЗТОЛКУ
Вереница знаков увлекла меня в свой темный коридор; открывшись, он распался на сегменты, превратился в самодвижущийся лабиринт, где, как в калейдоскопе, постоянно менялись симметричные конструкции; а я на безумной скорости, в полной темноте, летела по этому аду и не знала, то ли устремляюсь вперед, то ли меня засасывает назад.
Капли пота застилали мне глаза; слоги и сочетания букв затуманились, перемешались.
МЕТАТЬСЯ — ОТКРЫТЬСЯ — НЕСМЕЛО — СМЕЛОСТЬ — СМЕЛОСТЬ ОТКРЫТЬСЯ — ХВАТИЛО СМЕЛОСТИ… ОТКРЫТЬСЯ — НЕ ХВАТИЛО СМЕЛОСТИ ОТКРЫТЬСЯ… Ну да, «не хватило смелости открыться»…
Голос Джо начал пульсировать в моем мозгу… Ночь после аукциона… «И ты воображал, что влюблен в меня?» — спросила Мелоди. А он: «Да, что-то в этом роде… но у меня бы никогда не хватило смелости открыться». Может быть, сейчас он набрался смелости! Может быть, если я сумею расшифровать первую анаграмму, то наконец получу его признание!
Я снова взялась за ручку.
БЛИЗНИШИVIПОКОИТСЯНЕЗАБВЕННЫЙРЫЦАРЬ
Вдруг рядом со мной раздался резкий удар по деревянной скамье. Я вскрикнула от страха, бумаги вывалились у меня из рук на белый мраморный пол.
Из ослеплявшей темноты выступил молодой священник, весь белый от ярости; он грозно размахивал черной тростью. Не сводя с меня пристального взгляда, он снова обрушил трость на ни в чем не повинную скамью.
— Даже проститутки не курят в церкви!
В моей левой руке дрожала сигарета — я и не заметила, как закурила.
Я встала. Он оказался с меня ростом.
— Простите, — пролепетала я и нагнулась, чтобы поднять листки, блокнот, ручку, сумку, выпрямилась, шагнула в сторону. Хотелось крикнуть ему, что и Всевышний курил, если верить Деяниям. Хотелось вырвать эту палку и побить его.
Я кинулась к выходу; рот у меня был занят сигаретой, и я не ответила на проклятия, которыми он продолжал осыпать меня сзади, — просто без тормозов человек.
На улице я опять стала продираться сквозь скопище машин, пока не нашла себе пристанища в баре; усевшись в углу и только успев заплетающимся языком заказать мороженое — единственное, что была в состоянии проглотить, — я принялась писать как заведенная.
БЛИЗНИШИVIПОКОИТСЯНЕЗАБВЕННЫЙРЫЦАРЬЛИНОПОМНИОСМЕРТИ
ЛИК — МОСТ — ЗАКОН — ЗАКОННЫЙ ЦАРЬ — ПРИЗРАК — РЫК — ШИКАРНЫЙ — МНИМЫЙ — ПОКОЙ — ПОКОЙНЫЙ — ПОКОРНЫЙ РАБ — МОЛИТВЕННЫЙ — МЕРТВЕННЫЙ — ОТКРОВЕННЫЙ — ЛИВЕНЬ — КОЗЫРНОЙ — КОЗЫРНОЙ ВАЛЕТ — ВЕНЕЦ — КОСМОС — СМЕРТНИК — ПОЗОР, МНЕ МНИТСЯ СМЕРТЬ… и к чему здесь эта римская шестерка…
Мороженое в вазочке, желто-лимонные и розово-клубничные шарики. Еще джин и тоник. Джин Тоник. Жюль и Джим… и Джо. Паста для Пасты. БЛИЗОК ПОКОЙ ДЛЯ БЕСПОКОЙНОЙ — НЕ ОБМАНИ БЛИНЫ А НЕ МЫСЛИ — ТИШЕ НЕ РАССЕИВАЙ. Я вертелась по кругу, ослепленная яростью, тревогой, унижением за эти неимоверные и смехотворные усилия. Соединять, разъединять, зачеркивать, вычеркивать, начинать сызнова, переписывать, сходить с ума, чувствовать в душе бесполезность своих действий — обман. Да, обман.
