Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2
Глаза у меня уже плохо видят от усталости, но мне совершенно не хочется спать, я исписываю страницу за страницей с поразительной работоспособностью автомата, прежде мне незнакомой. Понимаешь, я даже не предполагала, что все предстанет у меня перед глазами с такой точностью (а вот и ты: время от времени ты опять проявляешься в качестве собеседника); хотя я, вполне возможно, иногда и отвлекаюсь в своем повествовании, но на самом деле переживаю все заново, а настоящее облегчение никак не приходит, более того — я опять испытываю те же страдания и не знаю, как долго это продлится. Прошлое вовсе не в прошлом, именно из-за полного отсутствия покоя я сначала обрушилась на тебя с упреками: зачем, мол, ты меня нашел и задаешь вопросы. Может быть, постепенно все станет понятнее, да и ждать тебе осталось недолго: уже надвигаются крупные и мелкие события, и самым трудным для меня оказалось осознать степень их значимости, определить удельный вес каждого.
Ну, например, вроде бы пустяковый эпизод: как только я встала с кровати Федерико, тут же споткнулась и страшно возмутилась, почему он не убирает на лето ковер; а когда он принес мне капли от давления, устроила дурацкую истерику. Может быть, глядя снизу вверх на его красивое обнаженное тело, я увидела в нем, таком, казалось бы, знакомом и привычном, что-то гнетущее, эротическое. А еще мне вдруг почудилось, что я — это не я.
Последующие два часа прошли в бессвязном мелькании коротких отрезков времени, все больше сбивавших меня с толку, — мне никак не удавалось сложить их в одно целое.
Помню огромные неподвижные платаны на фоне свинцового цвета набережной, пока что совсем пустынной, помню занавески у себя в спальне, которые я задернула, чтобы отдохнуть хоть полчаса; потом большой ящик — я открыла его и зажгла свет.
Там лежали пачки писем, фотографий, театральных программок, квитанции, паспорт, копии документов, использованные чековые книжки, вырезки из газет, открытки, старые еженедельники, связки ключей: я здесь все постоянно перерывала, переворачивала в вечной спешке. Мне попался большой оранжевый конверт с надписью «Буря», я села на кровать и открыла его. Раз так получилось, что я постоянно вспоминаю — во сне и наяву — о тех днях, значит, что-то я непременно должна тут обнаружить.
Два снимка, сделанные через несколько лет после «Бури», привлекли мое внимание: на первом Андреа в зеленой майке вбивает гвозди в доски для сцены, с которой в тот же вечер мне предстояло читать столь же неизбежные, сколь и непроизносимые, стихи Пабло Неруды; на другой Федерико обнимает меня за плечи и смеется — какой же он молодой!.. У меня длинные волосы, расклешенные джинсы, жилет с наклеенными зеркальцами; я тоже смеюсь и положила ему руку на плечо.
Я вытряхнула из конверта все содержимое; у меня перед глазами оказались различные эпизоды нашего спектакля и репетиций; Просперо, говорящий с дочерью о своих фолиантах, я сама в тренировочном, а потом уже в настоящем костюме, красавица Серена Таддеи (Миранда) со своим Фердинандом (Лучано Тести), Джорджо Камаски (великолепный Калибан), Джованни Малакода и Антонио Зборсари в ролях Алонзо и Гонзало и все остальные, молодые и старые: Джованни Черрути, Пьеро Зоррентаччи, Массимо Стала, Джулио Массена, Антонио Пекори, Джузеппе Толли, — все они теперь для меня не многим более, чем просто имена, которые и в памяти-то возникают с трудом. Я просмотрела афишу, еще раз перебрала фотографии; мне казалось, я совершаю нечто вроде эксгумации, и больше всего меня терзало чувство, что я никак не могу определить объект поиска — у меня в руках был инструмент, а я не умела им пользоваться, я напала на след, но не знала, как по нему идти; ничто не говорило мне о существовании какой-либо связи с моим нынешним положением.
От раздумий меня оторвал телефонный звонок. Я посмотрела на часы: было восемь. Побежала к телефону, но только для того, чтобы убедиться, включен ли автоответчик.
Я услышала собственный голос, который отчеканил:
— «…оставьте ваше имя, номер вашего телефона или что вам угодно, только не молчите».
И спустя миг комната наполнилась каким-то колдовским звучанием: несколько коротких жалобных восклицаний вперемежку с тяжелым дыханием, сдавленными стонами, лихорадочными, яростными хрипами… Потом едва уловимый зловещий треск — и все.
Я стояла в двух шагах от этого как вкопанная, не дыша; голова пылала, и я прижалась к стене, как будто атака на меня еще не закончилась. Наконец я осознала, что все хрипы, крики и стоны теперь уже звучали, как эхо, у меня в мозгу.
Хотя это был всего-навсего еще один кусок из фильма, такое зверское и, можно сказать, с наслаждением совершенное насилие достигло цели: самые страшные предчувствия стали реальностью. Пытаясь сбросить оцепенение, я пошла за диалогами (слово «диалоги» в таком контексте выглядело просто смешно), принялась судорожно их перелистывать. Пальцы дрожали, я понимала, что вид у меня беспомощный и жалкий. Я то забегала вперед, то возвращалась назад — без всякой системы, как археолог, лишившийся рассудка от усталости и одиночества: он знает, что тут, под землей, находятся невероятные ценности, но не может решить, с какого места начинать раскопки. Я выпрямилась, вытерла пот со лба, начала читать с того места, где мы закончили дубляж. Там у Джо и Мелоди был незначительный эпизод, а сразу за ним — длинный диалог между Джо и неким Дэвемпортом.
Они беседовали о прошлом, о Мелоди и ее матери, о возможном несчастном случае, но в основном о деньгах.
Д ж о. Поверь/ чтобы получить за такие вещи их истинную цену/ нужны осторожность и время/ А что до свободных денег/ ты сам знаешь (хрип)/ Ты подождешь несколько недель?/ Как раз можно успеть побывать в Кувейте/ Далласе и Лос-Анджелесе.
Д э в е м п о р т. Ты что/ шутишь/ Джо?/ Даю тебе два дня.
Д ж о. Нет/ вовсе не шучу/ Надеюсь/ ты понимаешь/ что это дело тонкое (вздохи, стоны и т. д.)/ Думаешь/ легко выставить на рынок произведения Челлини?..
Д э в е м п о р т (вздохи на выбор).
Д ж о (натужные вздохи). Ты представляешь себе/ что такое Челлини? (Хрип, тяжелое дыхание.)/ Или Полайоло? (Вздохи, стоны.)
Я перевернула страницу. Эпизод заканчивался именно здесь. Я спросила себя, уж не те ли это были вздохи и стоны, что несколько минут назад раздавались у меня в квартире; если да, то встреча между Джо и Дэвемпортом… В чем же тут загадка? Неужели в конце… Джо, кажется, оставался там до последнего, и значит… значит, Массимо Паста, помимо моей воли пронеслось в голове. Почему же он продолжает оставаться вне подозрений? Конечно, все услышанное по телефону — магнитофонная запись — это факт, однако можно ли исключать возможность (если речь действительно о Пасте), что он специально проделал небольшой трюк, который обеспечивал ему идеальное прикрытие? Вдруг это искаженное звучание специально, с завидным мастерством, отработано для моего профессионального слуха?
Что касается мотивов такого настойчивого преследования со стороны человека, который едва меня знал, то они покрыты мраком, разве что он просто сумасшедший. Если же он не сумасшедший, то именно отсутствие мотивов отбрасывало Пасту в самый конец списка. Тут мой внутренний голос воскликнул: «Идиотка, тупица, какой еще список!» — и у меня из рук выпал полный до краев стакан. Не было никакого списка — ни подозреваемых, ни мотивов; не было плана действий, стратегии обороны, направления расследования; вот она я, стою как последняя кретинка в ду́ше под ледяными брызгами, держась одной рукой за край пластиковой занавески (конечно же, отодвинутой, так как я всегда боялась закрываться в душе).
Я таращилась в пустоту до тех пор, пока не сумела внушить себе, что если не буду действовать, если я буду продолжать вести себя как романтическая героиня, то я и впрямь ничтожество, тряпка; и это дало мне сил вылезти из душа. Может, я и в самом деле столкнулась с маньяком, но пойти по такому пути было бы ошибкой, а ошибаться мне больше нельзя. Хватит трястись, надо избрать линию поведения и нанести ответный удар. Я им всем вцеплюсь в глотку, как кто-то из них вцепился в мою, пока не вытащу своего обидчика из норы.
Я выключила воду, накинула халат. Кто-то позвонил в дверь. Я затаила дыхание. Снова позвонили. Я пересекла спальню, гостиную, подошла к двери.
Андреа стоял прямо напротив глазка: у него были круги под глазами и губы совсем побелели. Я смотрела на него так, как смотрят на портрет, не очень похожий на оригинал. Он поднял руку, снова нажал на кнопку звонка.
Я открыла, встретив его без улыбки; отошла, пропуская его в квартиру.
— Привет.
— Ты уже не хромаешь.
— Почти нет.
— И палка тебе больше не нужна.
— Ты как будто огорчена. Да, я больше не пользуюсь твоим подарком.
— Она вполне может пригодиться тебе для прогулок в горах.
