Дин Кунц - Ложная память
И Валет и он одинаково наслаждались происходившим. Ласкать, почесывать и обнимать собаку — все это приносило мыслям и сердцу столько же покоя, сколько и медитация, и было почти столь же благотворно для души, как молитва.
Когда Дасти включил кофеварку и принялся ложкой накладывать отличную смесь из колумбийских сортов кофе в фильтр, Валет перекатился на спину, задрав все четыре ноги вверх и подставляя живот, чтобы хозяин почесал его.
— Ты ласковый поросенок, — заявил Дасти. Хвост Валета со свистом заметался по кафельному полу. — Мне нужно мое меховое успокоительное, то есть ты, — признал Дасти, — но в данный момент кофе нужнее. И не обижайся.
Его сердце, казалось, перекачивало фреон вместо крови. Холод засел глубоко в плоти и костях; даже глубже. Включенный на полную мощность обогреватель в фургоне не мог согреть его, и поэтому Дасти надеялся на кофе.
Когда Валет понял, что живот ему сейчас не почешут, он поднялся на ноги и прошел через кухню к маленькой ванной. Дверь была приоткрыта, и пес просунул морду в шестидюймовую щель и, фыркая, принялся принюхиваться к темноте.
— У тебя стоит в углу прекрасная миска с замечательной свежей водой, — попенял ему Дасти. — Зачем тебе пить из унитаза?
Валет оглянулся на голос и вновь сосредоточился на темной ванной.
Кофе закапал в стеклянный кофейник, и кухня заполнилась прекрасным ароматом.
Дасти поднялся наверх и переоделся в джинсы, белую рубашку и темно-голубой шерстяной свитер.
Обычно, когда только они были в доме вдвоем, собака повсюду ходила за ним, рассчитывая на новую порцию ласки, короткую игру или просто ласковое слово. Но на этот раз Валет остался внизу. И когда Дасти возвратился в кухню, ретривер все так же стоял, просунув нос в дверь ванной. Он подошел к хозяину, внимательно проследил, как тот наливал в чашку дымящийся напиток, и вновь вернулся на свою позицию.
Кофе был крепким, густым и очень горячим, но тепло, которое он давал, было поверхностным. Лед, затаившийся в костях Дасти, так и не начал от него таять. Наоборот, когда Дасти, опершись на стол, смотрел на Валета, неустанно принюхивавшегося к щели между дверью ванной и косяком, он ощутил новую волну холода.
— Тебе что-то не нравится там, пушистый хвост?
Валет посмотрел на хозяина и заскулил.
Дасти налил себе вторую чашку кофе, но, перед тем как выпить, подошел к двери в ванную, отодвинул коленом Валета в сторону, толкнул дверь внутрь и включил свет.
Несколько использованных салфеток «Клинекс», место которых было в бронзовой плошке, лежали в раковине. А сама плошка валялась на боку поверх закрытой крышки унитаза.
Кто-то, похоже, воспользовался плошкой, чтобы разбить зеркало, укрепленное на дверце аптечки. На полу ванной, как замершие молнии, вспыхивали острые осколки.
ГЛАВА 13
Когда Марти отправилась в ресторан, чтобы купить там на вынос му-гу-гай-пан, говядину по-сычуаньски, сладкий горошек, брокколи, рис и упаковку с шестью бутылками «Циндао» со льда, она оставила Сьюзен в автомобиле с включенным мотором и радиоприемником, настроенным на станцию, передающую классический рок. Она уже позвонила в ресторан по сотовому телефону с дороги, и к ее приходу все было готово. Поскольку на улице шел дождь, картонные коробки с едой и пивом были упакованы в два полиэтиленовых пакета.
Уже через несколько минут после того, как она вошла в ресторан, Марти услышала из-за закрытых дверей звук автомобильного радио. Приемник орал с такой силой, что она сразу распознала саксофон Гэри Ю.С. Бондса, с надрывом выводящий «Окончание школы».
Открыв дверь автомобиля, она вздрогнула. Динамики надрывались так, что несколько монеток, лежавших в ячейке на «торпеде», подскакивали со звоном.
Оставаясь одна в автомобиле, Сьюзен, хотя она, строго говоря, не находилась в открытом пространстве, все же пригибала голову как можно ниже и отводила глаза от окон. И все равно ее чрезвычайно угнетало ощущение огромного мира за стенками машины. Порой ей помогала громкая музыка; она отвлекала, не давая страхам полностью завладеть ее существом.
Степень серьезности приступа страха можно было измерить тем, насколько громкая музыка требовалась для того, чтобы помочь ей. В данном случае Марти мрачно отметила про себя, что радио было включено на предельную громкость, и решительно убавила звук.
Напористый ритм, энергичная мелодия «Школы» полностью заглушали звуки шторма. И теперь звуки ливня — барабанный бой, скрежет маракасов и шепот цимбал — снова окружили их. Сьюзен не подняла глаз, не сказала ни слова. Она сидела, дрожа, и неровно, тяжело дышала.
Марти тоже не стала ничего говорить. Иногда Сьюзен нужно было убеждать, льстить ей, давать советы, а иногда даже издеваться, для того чтобы заставить ее выйти из подавленности. А в иных случаях, таких, как этот, лучший способ помочь ей миновать пик панического ужаса и вернуться на относительно нормальную стезю состоял в том, чтобы ничем не упоминать о ее состоянии — разговор на эту тему, скорее всего, привел бы к дальнейшему нарастанию болезненного страха.
Уложив на заднее сиденье обе коробки, Марти сказала:
— Я взяла палочки для еды.
— Спасибо, я предпочитаю вилку.
— Китайские блюда теряют свой китайский вкус, когда их едят вилками.
— И коровье молоко тоже на вкус становится не совсем настоящим молоком, когда его не пьешь прямо из вымени.
— Наверно, ты права, — согласилась Марти.
— И потому я пойду в разумных пределах на искажение аутентичного вкуса. Я не считаю себя филистером, пока мое филистерство проявляется в пользовании вилкой.
К тому времени, когда они остановились около дома на полуострове Бальбоа, Сьюзен уже могла в какой-то степени владеть собой и поэтому смогла преодолеть восхождение от автомобиля до своей квартиры на третьем этаже. Однако при этом она всем телом висла на руке Марти, и подъем по лестнице оказался очень тяжелым.
Оказавшись в своем жилище, где все шторы и занавески были плотно закрыты, Сьюзен почувствовала себя в безопасности. Она опять выпрямилась, расправила плечи и вздернула голову. Лицо больше не перекашивалось от напряжения, и хотя в зеленых глазах оставалось постоянное беспокойство, в них больше не было того дикого ужаса.
— Я разогрею добычу в микроволновке, — предложила Сьюзен, — если ты пока накроешь на стол.
Когда Марти в столовой вознамерилась положить вилку около тарелки Сьюзен, ее руку охватила неудержимая дрожь. Зубцы из нержавеющей стали застучали по фарфору.
Она отбросила вилку на салфетку и посмотрела на нее с подозрением и страхом, который быстро перерос в настолько сильное отвращение, что она отступила от стола. Зубцы злобно искали цель. Она никогда прежде не понимала, насколько простая вилка могла бы стать опасной, попав в дурные руки. Ею можно было выколоть глаз. Изуродовать лицо. Воткнуть ее кому-нибудь в шею, подцепить сонную артерию и вытащить ее наружу, словно наматываешь спагетти. Можно…
Почувствовав настоятельную необходимость ради собственной безопасности хоть чем-нибудь занять руки, Марти выдвинула один из ящиков серванта, нащупала там колоду в шестьдесят четыре карты, предназначенную для игры в пинакль вдвоем, и извлекла карты наружу. Стоя за обеденным столом как можно дальше от вилки, она принялась тасовать колоду. Сначала она несколько раз ошиблась, рассыпая карты по столу, но затем координация стала получше. Но она ведь не могла вечно тасовать карты. Найти занятие. Ради безопасности. До тех пор, пока это странное настроение не пройдет. Пытаясь скрыть свое волнение, она вошла в кухню, где Сьюзен дожидалась сигнала таймера микроволновой печи. Марти вынула из холодильника две бутылки «Циндао». Помещение заполняли сложные ароматы китайской кухни.
— Тебе не кажется, что, если я останусь в этой одежде, то от меня будет пахнуть, как от настоящего повара-китайца? — спросила Сьюзен.
— Что?
— А может быть, раз уж я источаю такой запах, мне лучше надеть чеонгсам[13]?
— Хо-хо! — откликнулась Марти. Она ощущала себя слишком не в своей тарелке для того, чтобы выдумать остроумный ответ.
Она собралась было поставить бутылки с пивом на разделочную доску возле раковины, чтобы открыть их, но там все так же лежал меццалуна, злобно сверкая изогнутым в виде полумесяца лезвием. При виде ножа сердце Марти забилось с такой силой, что она почувствовала боль.
Поэтому она отошла к маленькому кухонному столику и поставила бутылки туда. Вынула из шкафа два стакана и поставила их около пива. Найти занятие.
Потом она перерыла весь ящик, наполненный мелкими кухонными принадлежностями, и наконец нашла открывалку, выудила ее из кучи вещичек и возвратилась к столу.
Открывалка была закруглена с одного конца, предназначенного для бутылок. Другой конец был острым и изогнутым — для банок.
